Проект реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации

Иван Никитич Щеглов

Иван Никитич Щеглов

Иван Никитич Щеглов
Род деятельности Художник
Дата рождения 12.04.1882
Дата смерти 15.08.1962
Место рождения Пенза

Биография

Учился в БРУ (1905–1918) у В.В. Коновалова, Ф.М. Корнеева, П.Н. Боева, Н.П. Волконского, А.О. Никулина; в Саратовском Художественно-практическом институте (1920–1923) у А.И. Савинова.

Преподавал рисование в школе; на рабфаках Саратовского медицинского института (1925–1928) и Саратовского ветеринарного института (1926–1929); в СХУ (1928–1951, 1955–1956).

Репрессирован в 1933 и 1951, осуждён на 10 лет. Освобождён в 1954.

Участник выставок (с 1906): групповых: 1906, 1944, 1947, 1949, (Саратов), 1937, 1938, 1940 (Москва); АХРР: 1926 (Москва, Ленинград), 1929 (Москва); городских: 1910, 1914, 1925–1927, 1929, 1941–1943, 1947, 1950, 1962 (Саратов); краевых: 1934 (Саратов); областных: 1937, 1940, 1957 (Саратов); зональных: 1945 (Куйбышев); республиканских: 1945 (Москва); всесоюзных: 1944 (Москва).

Персональные выставки: 1950, 1961, 1982 (Саратов).

Член СХ (с 1940).

Награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» (1945).

Дело

Л.д. 5.

 

Наименование органа ОГПУ                                                                                                            Форма №5

ДТО ОГПУ

 

Анкета арестованного

 

ВОПРОСЫ:

ОТВЕТЫ:

1. Фамилия

Щеглов

2. Имя и отчество

Иван Никитьевич

3. Год и место рождения

29 Марта 1882 г.

4. Постоянное местожительство (адрес)

г. Саратов Советская 43 кв 3

5. Место службы и должность или род занятий

Рабфак Ветинститута

преподаватель черчения

6. Профессия и профсоюзная принадлежность, № билета

Художник

Член союза Рабис

7. Имущественное положение в момент ареста. (Перечислить подробно недвижимое и движимое имущество: постройки, сложные и простые с.-х. орудия, количество обрабатываемой земли, количество скота, лошадей и прочее; сумма налога с.-х. и, индивид. Если колхозник указать имуществ. положение до вступления в колхоз, время вступления в колхоз).

Недвижимого имущества не имел

8. Тоже до 1929 года

не имел

9. Тоже до 1917 года

Дачный участок – близь деревни Полива<новка?>

10. Социальное положение в момент ареста

служащий

11. Служба в царской армии и чин

не служил

12. Служба в белой армии и чин

небыл

13. Служба в Красной армии;

а) срок службы

б) воинская категория

не служил

14. Социальное происхождение

из мещан

15. Политическое прошлое

В политических партиях не состоял

16. Национальность и гражданство

Русский – СССР

17. Партийная принадлежность с какого времени и № билета

Безпартийный

18. Образование; (подчеркнуть и указать точно что закончил)

Высшее, среднее, низшее, неграм.

Сар. гос. худ. институт. – в 191<?>

19. Категория воинского учета

Снят с учета по возрасту

20. Состоял ли под судом и следств., а также приговор, постановление или определение

Года 3-4 назад в г. Саратове судим – Нарсуд – за скрытие <…> имущества – осужден на 1 год принудработ наказание отбыл.

13/V-1931 года – 24 суток по подоз<рению> в анти-сов<…>

21. Состояние здоровья

удовлетворительное

22. Состав семьи: перечислить: отца, мать, сестер братьев, сыновей и дочерей.

(Их фамилия, имя и отчество, место службы и должность или род занятий и адрес)

брат Андрей Никитьев<ич> Щеглов, 54 года, Покр<овское> депо РУЖД. Местожительство не знаю

 

Подпись арестованного И.Щеглов

 

1. Особые внешние приметы

2. Кем и когда арестован 8/II–33 г. Лобов Упол. ДТООГПУ

3. Особые замечания

Подпись сотрудника заполнившего анкету Лобов

8 Февраля 1933 г.

 

Примечание 1-е Анкета заполняется четко и разборчиво со слов арестованного и проверяется документальными данными.

Примечание 2-е Анкетные данные должны быть проверены в процессе следствия и отражены в обвинительном заключении или заключительном постановлении по делу.


Л.д. 6.

 

«УТВЕРЖДАЮ»

8 Февраля 1933 г.

НАЧ. ДТО ОГПУ РУжд

/ИВАНОВ Н./ подпись

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

об избрании меры пресечения предъявлении обвинения.

 

Гор. Саратов, 1933 г. Февраля 8 дня. Я, Уполномоченный III-го Отделения ДТО ОГПУ РУжд АЛЕКСЕЕВ Ф.К., рассмотрев следственный материал по делу №6 и приняв во внимание, что гр. ЩЕГЛОВ Иван Никитович достаточно изобличается в том, что он состоял в к.р. организации, вел активную пропаганду за свержение Советской Власти и подготавливал террористический акт против тов. СТАЛИНА. Участвовал в к.р. сборищах на квартирах ГОФМАНА и СКВОРЦОВА.

ПОСТАНОВИЛ:

гр. ЩЕГЛОВА Ивана Никитовича привлечь в качестве обвиняемого по ст.ст. 58-11 УК, мерой пресечения способом уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей при ар<естантстком> помещении ДТООГПУ Сар Изоляторе.

 

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ подпись

«Согласен» Начальник II-го Отделения ДТО РУжд подпись /ЕГОРОВ/

 

Настоящее постановление мне объявлено 25 Февраля 1933 г.

Подпись обвиняемого ИЩеглов


Л.д. 13.

 

Наименование органа ОГПУ                                                                                                            Форма №5

ДТО ОГПУ РУжд

 

Анкета арестованного

 

ВОПРОСЫ:

ОТВЕТЫ:

1. Фамилия

Скворцова-Степанова

2. Имя и отчество

Нина Степановна

3. Год и место рождения

14 Апреля 1894, г. Саратов

4. Постоянное местожительство (адрес)

г. Саратов, Обуховский 9 кв. 1

5. Место службы и должность или род занятий

1ый Сар<атовский> Госстройтрест

Ст<арший> Экономист Пл<анового?> Сектора

6. Профессия и профсоюзная принадлежность, № билета

Экономист. Член профсоюза строителей с 1932 г. вообще с 1921 год.

7. Имущественное положение в момент ареста. (Перечислить подробно недвижимое и движимое имущество: постройки, сложные и простые с.-х. орудия, количество обрабатываемой земли, количество скота, лошадей и прочее; сумма налога с.-х. и, индивид. Если колхозник указать имуществ. положение до вступления в колхоз, время вступления в колхоз).

Недвижимым имуществом не владею

8. Тоже до 1929 года

Не владела

9. Тоже до 1917 года

Не владела

10. Социальное положение в момент ареста

Служащая

11. Служба в царской армии и чин

Всероссийский Земский союз – Зав<едующая> пер<евязочно>-пит<ательным> отрядом в 1916-17 г.

12. Служба в белой армии и чин

Не служила

13. Служба в Красной армии;

а) срок службы

б) воинская категория

Не служила

14. Социальное происхождение

крестьян

15. Политическое прошлое

Беспартийная в прошлом и настоящем.

16. Национальность и гражданство

Русская по отцу по матери Еврейка СССР

17. Партийная принадлежность с какого времени и № билета

Беспартийная

18. Образование; (подчеркнуть и указать точно что закончил)

Высшее

19. Категория воинского учета

Не состою

20. Состоял ли под судом и следств., а также приговор, постановление или определение

Не состояла

21. Состояние здоровья

Больна «апендицит» В настоящее время вызов врача не требуется

22. Состав семьи: перечислить: отца, мать, сестер братьев, сыновей и дочерей.

(Их фамилия, имя и отчество, место службы и должность или род занятий и адрес)

Мать х) Клара Ефим. Степанова, 70 л., Дом. хоз., Саратов, ул. Чернышевского, № не знаю

 

Выноска верна:

х) Сестры: 1) Лидия Степановна Степанова – 44 л. – на Ряз. Ур. ж.д. врач ст. Срт II – г. Саратов Чернышевская ул дом не знаю (192).

2) Ольга Степановна Степанова 40-41 г. Музтехникум. Саратов. Зав. библ. Адрес тот же.

3) Наталия Степановна Иловайская 34-35 л. «Микроб» в Саратове – Секретарь (но точно не знаю). Казарменная ул. дом № не знаю.

4) брат Сергей Степанович Степанов 41-42 г. в амбулатории. На горах в районе Кооп<еративной> ул. – врач. Адрес: Чернышевская у матери.

5) Сын Борис 6 лет при мне.

Верно: Н. Степанова

 

Подпись арестованного Н. Степанова

 

1. Особые внешние приметы

2. Кем и когда арестован 8/II–32 г. Уполном. III ОТД ДТО Подпись

3. Особые замечания

Подпись сотрудника заполнившего анкету Подпись

8 Февраля 1933 г.

 

Примечание 1-е Анкета заполняется четко и разборчиво со слов арестованного и проверяется документальными данными.

Примечание 2-е Анкетные данные должны быть проверены в процессе следствия и отражены в обвинительном заключении или заключительном постановлении по делу.


Л.д. 14.

 

«УТВЕРЖДАЮ»

8 Февраля 1933 г.

НАЧ. ДТО ОГПУ РУжд

/ИВАНОВ/ подпись

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

об избрании меры пресечения предъявлении обвинения.

 

Гор. Саратов, 1933 г. Февраля 8 дня. Я, Уполномоченный III-го Отделения ДТО ОГПУ АЛЕКСЕЕВ Ф.К., рассмотрев следственный материал по делу №6 и приняв во внимание, что гр. СКВОРЦОВА-СТЕПАНОВА Нина Степановна достаточно изобличается в том, что она принимала активное участие вместе со СКВОРЦОВЫМ. Вела к.р. пропаганду и участвовала в сборе сведений с целью шпионажа в пользу иностранных капиталистических государств. Принимая во внимание, что СКВОРЦОВА-СТЕПАНОВА – находясь на свободе помешает раскрытию истины и может скрыться от суда и следствия

ПОСТАНОВИЛ:

гр. СКВОРЦОВУ-СТЕПАНОВУ Нину Степановну привлечь в качестве обвиняемого по ст.ст. 58-6, 58-11 УК, мерой пресечения способом уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей при ар<естантстком> помещении ДТООГПУ Сар Изоляторе.

 

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ Алексеев

«Согласен» Начальник II-го Отделения ДТО РУжд подпись /ЕГОРОВ/

 

Настоящее постановление мне объявлено 1 Марта 1933 г.

Подпись обвиняемого Степанова

Л.д. 24.

 

Протокол допроса

 

Город Саратов

1933 года Февраля месяца 8 дня, я, Уполномоченный ДТООГПУ РУжд подпись допросил в качестве обвиняемого нижепоименованного, который показал:

 

Фамилия, имя, отчество

Щеглов Иван Никитьевич

Возраст

1882 г.

Происхождение

из мещан г. Пензы <нрзб> служащий

Национальность

Русский

Должность или занятие

Художник – преподаватель Вет<еринарного> Рабфака

Местожительство

г. Саратов Советская 43 кв. 3

Семейное положение

Одинокий

Имущественное положение

неимущий

Образование

Среднее

Партийность

б/парт

Чем занимался и где служил:

 

а) до войны 1914 года

В Управлении Ряз. Ур. ж.д. счетоводом

б) до февральской революции

там же и в той же должности

в) во время октябрьской революции

там же и в той же должности

г) с октябрьской революции по настоящий день

с весны 1918 г. преподаватель по рисованию в школах I и II ступ. г. Саратов до н/времени.

Сведения о прежней судимости

Судим в 1928 г. за укрывательство пригов<орен> к 1 год <исправительных?> работ.

Отношение к военной службе

Снят с учета как достигший 50 лет. возраста

 

Записано с моих слов верно: ИЩеглов

(Показания по существ удела):

 

В 1917 году я служил в Управ. Р.У.ж.д., никогда политическими делами я не занимался, во всех революционных выступлениях я шел за массой, ибо не разбирался в партиях. К октябрьской революции я относился безсознательно. Во время взятия большевистской властью Управления Р.У.ж.д. в свои руки я «шел за массой», на работу не заступал<?>. В это время я усиленно занимался самообразованием, как по общеобразовательным предметам, так и по специальным – живопись, рисование и др. Поэтому заниматься политикой я не мог, да и вообще политика никогда меня не интересовала. В октябрьской революции я большевиком не был.

Факт неявки на работу во время взятия Управления Р.У.ж.д. я смотрю, как на невежество, т.е. незнание, непонимание.

Выборы в учредительное собрание я за большевиков не подавал, не помню за какую партию я подал.

Знакомство с Виталием Анатольевичем Гофманом я познакомился в быв<шем> Художественном Госуд<арственном> Институте, где мы оба занимались в мастерской худ<ожника> <Савинова> Приблизительно в 1920-21 году последовательно я с ним имел некоторую дружбу до настоящего времени. Он был арестован приблизительно в 1930<?> году. За что он был арестован, я не помню.

 

ИЩеглов

 

Допросил Уп. 3 отд. подпись

Л.д. 39.

 

Наименование органа ОГПУ                                                                                                            Форма №5

ДТО ОГПУ РУжд

 

Анкета арестованного

 

ВОПРОСЫ:

ОТВЕТЫ:

1. Фамилия

Гофман

2. Имя и отчество

Виталий Анатольевич

3. Год и место рождения

26/VIII 1874 г. г. Камышин, НВК

4. Постоянное местожительство (адрес)

г. Саратов, М. Сергиевская, дом 67, кв. 3

5. Место службы и должность или род занятий

ж.д. школа ст. Срт II № 23 и Стр техникум – преподаватель

6. Профессия и профсоюзная принадлежность, № билета

пом. капитана Дальнего плава<ния> и художник – член союза Рабпроса

7. Имущественное положение в момент ареста. (Перечислить подробно недвижимое и движимое имущество: постройки, сложные и простые с.-х. орудия, количество обрабатываемой земли, количество скота, лошадей и прочее; сумма налога с.-х. и, индивид. Если колхозник указать имуществ. положение до вступления в колхоз, время вступления в колхоз).

Недвижимым имуществом не владел

8. Тоже до 1929 года

небыло

9. Тоже до 1917 года

небыло

10. Социальное положение в момент ареста

Служащий

11. Служба в царской армии и чин

не служил

12. Служба в белой армии и чин

не служил

13. Служба в Красной армии;

а) срок службы

б) воинская категория

не служил

14. Социальное происхождение

Сын судебного чиновника – из дворян

15. Политическое прошлое

В партиях не состоял

16. Национальность и гражданство

Русский. СССР

17. Партийная принадлежность с какого времени и № билета

беспартийный

18. Образование; (подчеркнуть и указать точно что закончил)

Высш<ие> Своб<одные> Худ<ожественные> мастер<ские> в г. Саратове

19. Категория воинского учета

Снят за предельный возраст.

20. Состоял ли под судом и следств., а также приговор, постановление или определение

1930 г. арестован Сар ГПУ <…> 2 ½ м-ца – освобожден

21. Состояние здоровья

Болезнь руки – перелом – плечевой кости

22. Состав семьи: перечислить: отца, мать, сестер братьев, сыновей и дочерей.

(Их фамилия, имя и отчество, место службы и должность или род занятий и адрес)

Жена Мария Ник<олаевна> Гофма<н>, 39 л<ет>. Дом<ашняя> хоз<яйка>. М. Сергиевская, 67, кв. 3

Дочь Ольга, 6 лет, – , – “–

 

Подпись арестованного В. Гофман

 

1. Особые внешние приметы

2. Кем и когда арестован 11/II–33 г.

3. Особые замечания

Подпись сотрудника заполнившего анкету Подпись

11/II 1933 г.

 

Примечание 1-е Анкета заполняется четко и разборчиво со слов арестованного и проверяется документальными данными.

Примечание 2-е Анкетные данные должны быть проверены в процессе следствия и отражены в обвинительном заключении или заключительном постановлении по делу.

Л.д. 41-43.

 

Протокол допроса

 

Город Саратов

1933 года Февраля месяца 12 дня, я, Уполномоченный III отд. Аликин<?> Ф.К. допросил в качестве обвиняемого нижепоименованного, который показал:

 

Фамилия, имя, отчество

Гофман Виталий Анатольевич

Возраст

58-л. 1874 года

Происхождение

из дворян.

Национальность

Русский

Должность или занятие

Преподовать ж.д. школы от Срт II <станция Саратов II> и Строит. т<ехнику>ма

Местожительство

г. Саратов, М. Сергиевская 67 кв 3.

Семейное положение

Женат. Жена Мария Николаевна девичья Поспелова, дочь Ольга 6 лет

Имущественное положение

неимущий

Образование

Высшее

Партийность

б/партийный

Чем занимался и где служил:

 

а) до войны 1914 года

До 1907 г. пом<ощник> капит<ана> Дальнего плавания Добр<овольного> флота – Учился в Мюнхен (Германия), в Петербурге, в Саратове в Художественных учеб<ных> завед<ениях>

б) до февральской революции

Учился – в Саратове – Худ<ожествнный> т<ехнику>м.

в) во время октябрьской революции

Учился и служил в школе.

г) с октябрьской революции по настоящий день

г. Саратов с 1918 г. 8 школа до 1919 г. преподаватель – с 1919 по 1922 г. Радищ<евский> музей – Рабфак Саратов до 1930 преподават<ель> с 1931 г. в Стр<оительном> техникуме с 1932 года в ж.д. школе преподавателем черчения

Сведения о прежней судимости

в 1930 год. арестов. Сар. ГПУ – 2 ½ м<еся>ца

Отношение к военной службе

не состоит на учете.

 

Записано с моих слов верно: Гофман

(Показания по существу дела):

 

До 1908 года я состоял на службе в Добровольном флоте в качестве пом. капитана.

Маршрут моего плавания был следующий Одесса – Владивосток – Петербург – Владивосток. В процессе моего плавания я был в Японии – Китае, Индии, Турции. Знакомства в указанных странах у меня происходили преимущественно среди торговых служащих, служащих консульств и главным образом среди поставщиков.

Фамилии этих лиц я сейчас не помню, но помню японского господина Харада.

Знакомство и связь с указанными выше лицами я поддерживал в периоды и моменты нахождения судна в портах.

Характер связи в то время у меня с иностранными представителями исключительно служебный. В последующие годы до последнего время, вернее после того, как я прекратил плавание, я связь потерял и таковую с лицами иностранных государств не поддерживал.

В 1908 году я Гофман получил из Добровольного флота около 10.000 рублей. Имея такие средства, я выехал в г. Мюнхен (Германия – Бавария), где я поступил в Художественную мастерскую – «Книр», где я проучился 1 год и в 1909 г. я выехал в Россию. По приезду в Россию я остановился в Петербурге и поступил на работу в мастерскую живописи профессора Кардовского Дмитрия Николаевича. В настоящее время указанный Кардовский одно время проживал под Москвой, а сейчас, кажется, живет и работает в Москве. Я знаю, что он работал в Госиздате.

У Кардовского я проучился до 1912 года. В том же году я перешел на работу в мастерскую Бернштейн в том же городе, где находится сейчас Бернштейн. С 1912 по 1917 год я систематически переезжал из города в город, в частности, в Костромскую губ., Саратовская губ. и другие губернии.

Осенью 1917 года я переехал в г. Саратов, где и живу и до настоящего времени.

Приблизительно лет 6 тому назад ко мне на квартиру, после приезда из Астраханской губернии, пришел некий Скворцов Александр Васильевич, который сам намеревался со мной познакомиться. Скворцов А.В. пришел ко мне на квартиру с известным мне художником Ивановым (имя отчество не помню, но живет он сейчас в г. Саратове). Первая встреча моя с А. Скворцовым носила характер переговоров для завязывания знакомства. В этот вечер Скворцов и Ивановым у меня были часа 3. Разговор шел преимущественно об искусстве, политических тем в этот раз не затрагивалось, так как характерной чертой того периода было то, что искусство было аполитично.

После этой первой встречи, на которой я и Скворцов А.В. сошлись во взглядах аполитичности в искусстве, мы с ним стали встречаться как у меня на квартире, так и я в свою очередь ходил к нему на квартиру и таким образом мы завязали с ним хорошую дружбу. В этой дружбе мы с ним установили

1) что он Скворцов А.В. во всяком случае не являлся активным приверженцем коммунистического строя, этого же мнения был и я Гофман.

В последующих встречах и насколько мне помнится не ранее 1930 года я, Гофман и Скворцов А.В. по инициативе нас общих стали в процессе своих переговоров затрагивать и обсуждать вопросы экономического характера в стране главным образом подчеркивали плохую жизнь и большие недостатки при советской власти. В этом мы обвиняли советскую власть и в своих разговорах осуждали вообще советскую власть, не переходя к конкретным лицам руководства советской власти.

У меня на квартире одновременно действительно бывали: Скворцов А.В., Щеглов Ив. Ник. и я Гофман <нрзб> я Пчелинцев, Львов А.И. и Щеглов Ив. Ник. или я, Бах<?>, Болдов<?> и может быть Щеглов Ив. Ник.

Точно не помню, но в моменты присутствия указанных лиц у меня на квартире, также помню разговор чисто делового порядка. Затрагивались и вопросы экономических затруднений в советской стране и опять мы обвиняли вообще советскую власть, не переходя к конкретным лицам руководства. Инициатива разговоров об экономических затруднениях в советской стране и общее обвинение советской власти принадлежало всем присутствующим при разговорах одинаково. Причем эти разговоры обычно поднимал кто-нибудь один, а остальные поддерживали…

Действительно в конце января 1933 года у меня на квартире был Щеглов И.Н., Скворцов А.В., где вели разговоры опять же об экономических затруднениях в советской стране, где от общих обвинений советской власти, не помню по чьей инициативе, но мы перешли к обвинениям конкретных лиц руководства советской власти. В частности, между нами был оглашен, кем именно, я не помню, анекдот такого порядка: Сталин, обращаясь к сыну с вопросами, что нового, сын ответил кошка окотилась. Какие котята? – Сын отвечает все коммунисты. Вскоре к Сталину собрались гости в присутствии которых он обратился к сыну с предложением рассказать, что нового. Сын ответил, что ничего нет нового, на второй вопрос, а как же ведь кошка окотилась и принесла котят, и каких сын отвечает оппортунистов. Тогда Сталин сказал ведь ты же говорил, что коммунисты. На это сын отвечает: «Они тогда были слепые и были коммунистами, а как открыли глаза, стали оппортунистами».

Этот анекдот всеми присутствующими нами, как то мной, Щегловым и Скворцовым был воспринят смехом <нрзб> и еще ряд анекдотов, каких именно не помню, но во всяком случае они носили антисоветское содержание.

Других разговоров антисоветского характера в этот вечер я не помню.

За все время моего знакомства со Скворцовым я бывал у него на квартире неоднократно и в последнее время я бывал у него редко.

При посещениях квартиры Скворцова я действительно был знаком с его женой Ниной Степановной Скворцовой-Степановой и его матерью. Характер разговоров между нами я не помню.

 

Гофман

 

Допросил Уп. 2 отд. ДТО ГПУ подпись

Л.д. 48-49.

 

Протокол допроса

 

Город Саратов

1933 года Февраля месяца 14 дня, я, Уполномоченный ДТООГПУ РУжд Самыгин допросил в качестве обвиняемого нижепоименованного, который показал:

 

Фамилия, имя, отчество

Скворцова-Степанова Нина Степановна

Возраст

рожд. 1894 14/IV

Происхождение

Из семьи банковского чиновника г. Саратова

Национальность

Русская

Должность или занятие

Ст. экономист 1го Гос. Строит. треста

Местожительство

гор. Саратов Обуховский пер. д № 9 кв. 1

Семейное положение

Замужем Муж Скворцов Ал-ндр Васильевич художник Немгосиздат г. Энгельс, сын Борис 6 лет

Имущественное положение

Не имущая

Образование

Высшее. Окончила Саратовский Госуд. Универ. ФОН <факультет общественных наук> Экон. отд.

Партийность

Беспартийная

Чем занимался и где служил:

 

а) до войны 1914 года

Училась в Киевском Коммерч. Институт до 1916 г. С 1916 г. служила во Всероссийск. Земск. союзе зав. питател. отрядом. На Юг. Зап. фронте до 1917 г.

б) до февральской революции

В 1917 г. возвратилась в г. Киев. Продолжала учиться в Коммерческом Институте

в) во время октябрьской революции

Училась в Коммер. Институте г. Киев до 1920 г.

г) с октябрьской революции по настоящий день

С 1920 г. переехала в г. Саратов и поступила на службу в <Срупвод?> работала до 1/I 1921 г. С 1921 по 1923 в Институте Народного хоз. С 1923 по 1924 г. в област<ной> плановой комиссии. С 1924 по 1927 с/хоз. банке г. Саратов зав. уч. ст. бюро. С 1929 по 1931 г. КрайКоопХлеб. Статистик с 1931 по 1932 г. КрайКоммун. Управление Эконом. с 1932 по н/вр. Госстройтрест.

Сведения о прежней судимости

Со слов не судима

Отношение к военной службе

Не имеет.

 

Записано с моих слов верно: Н. Степанова

(Показания по существу дела):

 

На территории белых я находилась с 1917 по 1920 г. в г. Киеве. В этот период в Киеве власть часто менялась. Киев занимался немцами, генералом Скоропадским, Гетманом, Петлюровцами и др. Последовательности занятия Киева припомнить не могу. За этот период власть в Киеве брали и большевики, когда именно, не помню. С приходом в Киев большевиков я поступила к ним на службу и работала в следующих учреждениях: Губсовнархозе, Гублескоме. С уходом из г. Киева большевиков я с ними не отступала ни разу, оставалась в Киеве. В момент занятия Киева белыми, я ни в каких учреждениях не служила, т.к. у них не было никаких учреждений. С приходом большевиков быстро развертывалась работа учреждений, и поступить на службу было легко. Поступала на службу к большевикам не потому, что симпатизировала большевикам и разделяла их политические убеждения, а потому что материальные условия складывались такие, что нужно было служить. Я дорожила завоеваниями Революции и боялась, что большевики все разрушат и ничего не создадут. Такое мнение у меня сложилось потому, что я видела только разрушение. Созидательной работы не было. Я мечтала о свободной, здоровой России, созидающей свое хозяйство. В форме какой именно власти – правления должна была быть Россия, я себе в то время ясно не представляла. Я мыслила, что крестьянство – основной класс, который, возможно, сумеет сделать такую Россию, о которой я мечтала. Я симпатизировала классу крестьянства, рабочий класс я знала мало. С рабочими никогда не соприкасалась, к тому же крестьянские настроения у меня могли быть еще и потому, что мои родители (отец и мать) были народники, которые и нас воспитывали в духе своих мировоззрений. К политическим партиям я ни к каким не принадлежала, даже ни разу не бывала ни на каких политических собраниях. Партии Эс. Эров и кадетов я никогда не сочувствовала, вообще я очень мало занималась политическим вопросами. Принимала ли я участие в голосовании и голосовала ли я за какую-либо полит<ическую> партию, я не помню, скорее всего совершенно не голосовала.

За время пребывания в г. Киеве поляков, их плохое обращение к населению сделало перекос в сторону симпатии к большевикам у большинства населения, в том числе и у меня. В 1920 г., когда большевики взяли опять Киев, я вскоре выехала в г. Саратов, где проживали моя мать и сестры. Я приехала с твердым намерением учиться и работать. Поступив в Саратове в Университ<ет>, я совершенно перестала интересоваться политикой, всецело отдалась учению. Политической жизнью я не интересовалась и до наст<оящего> времени.

Мать моя до сих пор интересуется политикой, ежедневно читает газеты, часто я с матерью и в кругу своей семьи (брат, сестры, мать) читаем газеты и ведем беседы по прочитанным статьям. Мой муж политикой совершенно не интересуется, даже газеты читает редко, занимается только искусством, фото, радио. Увлекался языком Эсперанто. Я язык Эсперанто никогда не изучала. Но т.к. я знаю французский язык, то иногда приходилось помогать мужу в определении перевода отдельных слов.

За последнее время знакомство мужа определялось его интересами к тому или иному вопросу. Занявшись фотографией, он искал знакомство с фотографами, занявшись радио, он искал людей, знакомых в этой области. Таким путем, за последнее время, круг знакомых мужа состоял: Львов А.И. фото-любитель, Пчелинцев В.П. служащий дирекций, Гофман В.А. художник, Александр Михайлович (фамилии не знаю), эсперантист, который помогал мужу изучать язык Эсперанто. Севостьянов имя отчеств<о> не знаю, зав<едующий> иностр<анным> отд<елом> газета «Поволжская правда» точно не знаю. Севостьянов хорошо знает Эсперанто, в наст<оящее> время он куда-то уехал, куда не знаю, последний раз Севостьянов был у нас в доме в 1932 г. Перечисленные лица бывали у нас в доме не регулярно, нельзя сказать, чтобы это были близкие знакомые, приходили к нам они одни, без жен, я у них в доме не бывала, муж говорил мне, что он бывал у них в доме, но не часто. Никогда не совпадало так, чтобы перечисленные лица все собирались вместе в нашем доме. Не помню случая, когда бы собирались у нас в доме по 3-4 чел<овека>. Одновременно два чел<овека> Львов и Пчелинцев бывали. Разговоры происходили исключительно о фото и радио.

Возможно, случайные посещения кем-либо нашего дома и были, но я точно не помню. Брат мой и сестры у нас бывают редко, чаще бываю у них я, но муж также заходит к ним редко.

Больше по данному делу показать ничего не могу.

Записано с моих слов верно, протокол мною прочитан.

Н. Степанова

 

Допросил Уполном. ДТООГПУ РУжд Д. Самыгин

Л.д. 54-55.

 

Протокол

Дополнительного допроса

 

Гофман Виталий Анатольевич

15/II-33 г.

 

Допросил: Уполномоч. III отд.

ДТО ОГПУ РУжд Аликин<?> Ф.К.

 

Я Гофман В.А. по убеждениям анархист, но я не сторонник вооруженных выступлений. Я считаю, что сейчас именно в современных условиях осуществление идей анархизма невозможно, а отсюда вытекает, что должна быть какая-то другая власть. Иначе говоря, анархизм может осуществляться практически при безвластии. Я считаю, что для анархизма должны люди быть настолько интеллектуально культурно развиты высоко.

Эти взгляды мои личные собственные.

Но официально в кружках и анархистских организациях я не состоял и не бывал.

Из литературы, личного наблюдения я считаю, что русского крестьянина знаю, и знаю его психологию и идеологию и поэтому рассматриваю вопрос коллективизации сельского хозяйства, как явление, отрицательно влияющее на развитие экономики сельского хозяйства. Как метод, принятый советской властью, развертывание и организация колхозов – неудачный, и я считаю, что в результате этого наше сельское хозяйство упало, из колхозов наблюдается бегство. Я отчетливо убежден, что в крестьянине крепко сидит натура собственника. По-моему, сейчас гораздо быстрее и лучше бы стало развиваться сельское хозяйство по путям индивидуального хоз-ва.

Эти контрреволюционные взгляды у меня главным образом зарождались и определились тяжелым экономическим положением в Советской стране. В этом тяжелом экономическом положении страны я обвинял Сталина как руководителя партии ВКП(б). Я лично по своим взглядам видел в Руководстве ВКП(б) неправильную политику.

Да и вообще я как указал выше, что по своим убеждениям противник всякой власти, в том числе и противник Советской власти. И ее, т.е. Советской власти, я не сочувственно разделяю, как форму власти, так и ее мероприятия, исходящие от этой власти. Отсюда я признаю, что у меня взгляды на советскую власть контр-революционные.

Моя деятельность в форме контр-революционных разговоров имеет свое начало примерно последние 2-3 года.

Точно все мои к.р. разговоры я не помню, но заявляю, что все они сводились, в основном, к обвинению Советской власти и главным образом по моментам хозяйственно-политического строительства.

Эту мою точку зрения разделяли все присутствующие у меня на квартире при таких контр-революционных разговорах, как-то Скворцов А.В., Щеглов И.Н., в отношении остальных я определенного сказать ничего не могу.

Кроме того, вопросы политического характера, с контр-революционными разговорами, велись и на квартире Скворцова А.В., где при этих разговорах присутствовали и принимали участие я, Гофман В.А., Скворцов А.В., и его жена Скворцова-Степанова Нина Степановна. Точно конкретные темы этих разговоров я не помню, но в основном они опять-таки сводились к обвинению Советской власти главным образом по ее экономической политике. Причем при этих разговорах, как у меня, так и у Скворцова, был взгляд в общем одинаковый. И все мы соглашались в неправильной политике Соввласти.

Когда именно происходили и сколько раз эти контр-революционные разговоры, я не помню, но насколько мне помнится, в последнем 1932 году было не более двух раз.

Показания записаны с моих слов верно и мне прочитаны в чем и расписуюсь

 

В. Гофман

 

Допросил Уполн. ДТО ОГПУ подпись

Л.д. 56-58.

 

17/II-33 г.

Протокол

Дополнительного допроса

Гофман Виталия Анатольевича.

 

Я Гофман желая чистосердечно признаться и раскаяться перед советской властью в моей контрреволюционной деятельности и в дополнение своих прежних показаний заявляю: что из числа лиц посещавших мою квартиру после предварительных переговоров и обмена мнений на политические темя между нами было принято считать контрреволюционно настроенными и враждебно настроенными относящиеся по отношению к Соввласти и ее мероприятиям следующих лиц: Меня Гофмана Виталия Анатольевича, Щеглова Ивана Никитаевича, Скворцова Александра Васильевича, Львова Александра Ивановича, Пчелинцева Виктора Петровича, Гаврилова Константина Алексеевича –

Мои контрреволюционные взгляды – исходили прежде всего из того, что я вообще не был сторонником Советской власти, такого же мнения и взглядов были и Скворцов А.В., Щеглов И.Н., Львов А.И., Пчелинцев В.П., Гаврилов К.А. В своих разговорах и взглядам мы конкретно не высказывались – и не обсуждали какая должна быть власть вместо Советской, сторонниками которой мы не были, но вообще ждали перемены власти, в частности и главным образом я и остальные перечисленные мною выше лица – возлагали надежду на оппортунистическую

 

В 9 строке зачеркнуто «настроение» и написано «относящиеся» и к 4я строка снизу вставки «сторонниками», «мы» верно: В. Гофман

 

вернее правую оппозицию в партии, от победы и успеха которой – неизбежно было бы ускорение перемены власти. Я же лично был не сторонником прямого открытого выступления против Соввласти и таковое выступление было бы бессмысленным и заранее обреченно на провал.

Конкретных форм борьбы за свержение Соввласти в наших обсуждениях не ставилось но разговоры по этому поводу у нас сводились к следующему:

Помню числа 25/I-33 г. и ранее когда на квартире у меня присутствовали Гаврилов К.А., Щеглов И.Н. то Гаврилов высказывал что смена Советской власти произойдет и возможно только путем интервенции капиталистических государств, в частности он указывал что это должно произойти при помощи Германии и Польши. На этот раз мы т.е. я Гофман и Щеглов Гаврилову К.А. не возражали – и особенно Щеглов эту точку зрения разделял.

Аналогичные моменты наших контрреволюционных разговоров затрагивались и обсуждались неоднократно. Инициатором вопроса борьбы с Соввластью путем интервенции был повторяю Гаврилов К.А. его поддерживали Щеглов И.Н. Скворцов также при наших встречах высказывал точку зрения неизбежности свержения Соввласти – путем интервенции капиталистических государств. В части свержения Соввласти путем интервенции, я вначале не соглашался и не верил в возможность наступления этой цели и задачи, но в последующих наших обсуждений на эту тему – с моей стороны возражений не был и я разделял эту точку зрения вместе с остальными как-то Щегловым, Гавриловым И.Н. Скворцовым соответственно.

При наших встречах у меня на квартире и кроме того у нас встречи были еще и на квартирах: у Скворцова А.В., Львова А.И. От разговоров на общественные темы переходили в прямые контрреволюционные темы. С обсуждением вопросов внутриполитического положения в С.С.С.Р.

Из таких встреч – и к-революционных действий в форме разговоров и обсуждений были следующие:

В 1930 году на моей квартире и даче после встреч бывали Щеглов И.Н., Скворцов А.В., Гаврилов К.А., Пчелинцев.

Сколько раз мы собирались я не помню но во всяком случае неоднократно но насколько мне помнится не так часто.

В 1931 году Бывали на моей квартире те же лица, что и в 1930 году. – встречались также неоднократно но не часто.

В 1932 году В этом году к нам влился Львов Александр Иванович чертежник правления РУжд, – который также вместе с перечисленными мною лицами стал посещать мою квартиру и принимать участие в наших контрреволюционных разговорах и обсуждениях.

В 1933 году чаще всего я встречался и у меня на квартире был Щеглов И.Н. Несколько реже бывали Львов А.И. – и кажется только по одному

 

16я строка снизу зачеркнуто «после встреч» верить В. Гофман

1я            – “’–       – “’– зачеркнуто «кажется» верить В. Гофман

 

разу. –

У меня на квартире обсуждались темы и разговоры велись в таком духе:

Щеглов И.Н. говорил: «Политика Сталина ведет страну к нищете и разорению – Этот взгляд разделял и я Гофман, присутствовал при этом разговоре и Скворцов А.В. –

Как и кто конкретно говорили присутствующие я не помню, но все к этому относились сочувственно.

Помню как Скворцов в одном из таких контрреволюционных разговоров нам подчеркнул такой момент: что Крупская Сталину ставила вопрос о необходимости отдыха трудящимся – и обождать со строительством 2ой пятилетки. – Сталин же определенно заявил, что 2ую пятилетку мы во что бы то ни стало проведем – хотя бы даже через трупы – Крупская сорвала со стены забрала у Сталина портрет Ильича и заявила: «Что нам Ильич здесь не место».

Откуда эти сведения были получены Скворцовым я не знаю, но этим разговором он подчеркивал <…>ительную политику Соввласти.

Было еще – ряд моментов наших контрреволюционных разговоров и суждений и у меня на квартире и на квартирах Скворцова и Львова, но я их сейчас припомнить не могу.

Действительно в одном из посещений квартиры Львова А.И. – мной Гофманом и Скворцовым велись разговоры о ж.д. транспорте в частности разговор шел о деятельности всех

 

15я строка снизу зачеркнуто «забрала у Сталина» и вписано сорвала со стены верно В. Гофман

 

дорог – Точно не помню мне Львов сообщал что он у себя на квартире чертить графики движения поездов кажется месячные. – Я этими графиками интересовался – с целью установления их стоимости и интересовался ли ими Скворцов я не знаю.

Летом 1932 года Скворцов А.В. – при нашем с ним личном свидании сообщил мне, что он встретился и познакомился с одним иностранцем кажется англичанином, но точно не помню. Знакомство у Скворцова с указанным иностранцем – как он рассказывал произошло на Волге – на пароходе – знал ли ранее Скворцов этого иностранца и каким путем произошло этого знакомство – Скворцов мне не говорил, но он говорил мне что разговор у них был о фотоаппарате. Фамилия, кто такой этот иностранец и для какой цели он приехал в СССР я не знаю, но Скворцов мне говорил, что он просто путешествует.

Дополнительно мною вспомнены лица из числа работников Правления РУжд – и Ст. Покровск следующие:

1) Толин Анатолий Васильевич техник работает в Покровске на ж.д. строительстве. Указанный Толин А.В. также знаком и встречался с Скворцовым – Каких взглядов настроен Толин я точно не знаю, но скорее всего он советских взглядов. Толин А.В. жил у меня на квартире, в какое время я не помню.

2) Степанов Александр Гаврилович чертежник и фотограф Правления РУжд – последнее время он мою квартиру не посещал. Степанов А.Г. знаком с Щегловым и с ним встречался у меня на квартире. Знаком ли Скворцов со Степановым я не знаю и насколько я помню кажется не знаком.

3) Фролкин Александр Васильевич работает в Правлении РУжд в какой должности он работает я не знаю, но знаю, что он занимает какое-то видное место по электротехнике.

Фролкин А.В. – бывал у меня на квартире – со Скворцовым он мог встретиться, но точно встречался ли он с ним и знакомился ли я не знаю.

Показания записаны с моих слов верно и мне прочитаны в чем и расписуюсь.

В. Гофман

 

Допросил: Уполномоч. III отд. ДТО ОГПУ РУжд подпись

Л.д. 60.

 

Протокол допроса

 

Город Саратов

1933 года Февраля месяца 15 дня, я, Уполномоч. ДТООГПУ РУжд Самыгин допросил в качестве обвиняемого нижепоименованного, который показал:

 

Фамилия, имя, отчество

Скворцов Александр Васильевич

Возраст

21 Августа 1894 г.

Происхождение

Сын судебного пристава с. Никольское, Астрах. района Н.В. Края

Национальность

русская

Должность или занятие

художник-график в Немгизе г. Энгельс

Местожительство

г. Саратов, Обуховский пер. 9, кв. 1

Семейное положение

Женат. Мать Ольга Павловна 75 лет, жена Нина Степановна 38 лет и сын Борис 5 ½ лет.

Имущественное положение

Не имеющий

Образование

Среднее (Саратовский Художественный Техникум) в 1924 г.

Партийность

без партийный

Чем занимался и где служил:

 

а) до войны 1914 года

С Июля 1910 г. в качестве п/конторщика в г. Астрахани на товарной станции Кавказ и Меркурий, с 1911 г. 1/IV в Астрах<анском> казначействе в качестве писца, с 1912 г. переведен на ту же должность в Ремонтненское казначейство. В 1915 г. переведен в Царевское казначейство на должность бухгалтера IIго раз<ряда>. В 1915 в Сент<ябре> был мобилизован, как ратник ополчения II раз и служил в Царицыне как рядовой. В 191<?> запасном батальоне до 12 Января 1916 г. был освобожден от военной службы и направлен обратно в Царевское казначейство. Зимой 1916 г. был вновь переброшен в Ремонтненское казначейство на должность бухгалтера 1го раз<ряда>. В Августе 1918 г. был командирован по профсоюз<ной> линии в Астрахань, где и был оставлен на работе в Комитете Союза и назначен на должность столоначальника Казенной палаты. В 1919 г. назначен на должность бухгалтера личного стола той же палаты. В 1920 г. назначен секретарем Астр<аханских> Госуд<арственных> худож<ественных> мастерских и зав<едующим> секцией по охране памятников искусства. С 1922 г. назначен по профсоюзной линии на должность зав<едующего> худ<ожественным> отделом Губполитпросвета. В 1923 г. переехал в Саратов в техникум. В 1924 г. поступил в Обплан<?> и в 1926 г. служил в Лесхозе на должности бухгалтера с 1928-1930 гг. препод<авал> в школах, Татар<ском> Пед<агогическом> Техникуме и школе 7-летке на Увеке. С 1930 по 1931 Май месяц служил в Огизе в качестве художника и с 10 Июня 1932 г. в Немгизе най тоже должности.

б) до февральской революции

 

в) во время октябрьской революции

 

г) с октябрьской революции по настоящий день

 

Сведения о прежней судимости

Не судился

Отношение к военной службе

Рядовой-стрелок.

 

Записано с моих слов верно: Ал. Скворцов

(Показания по существу дела):

 

Мой отец Василий Иванович Скворцов происходит из крестьян с. Капустина Яра, Астраханской губ. Я остался после смерти отца одного года 4 месяцев. Знаю отца по рассказам моей матери и документам, оставшимся после смерти моего отца. Будучи на службе судебным приставом при Съезде Мировых Судей в г. Астрахани был арестован как политический, сидел в тюрьме. По освобождению его из тюрьмы он работал в последнее время перед моим рождением в с. Никольском. После смерти отца мы с матерью остались без всяких средств к жизни. Мать первое время жила на то, что распродавала оставшееся имущество и на остатки его мы переехали в Астрахань, где она стала зарабатывать деньги тем, что ходила по домам в качестве домашней портнихи, что продолжалось до того момента, как я сам стал зарабатывать деньги т.е. до 10 Июля 1910 г. В 1905 г. я поступил в 4х классное городское училище, которое окончил в Июне 1910 г. В 1912 г. я держал экстерном за гимназию, но провалился и получил справку только за 7 классов. В 1918 г. в декабре м-це я поступил в Студию Губпросвета как ученик изящных искусств. Студия в 1919 г. была переименована в Астрах. Высшие Госуд. Худож. Мастерские, но в 1922 г. была согласно распоряжения центра закрыта. Всю свою учебу до 1919 г. я провел в г. Астрахани. Кроме меня в живых никого из сестер и братьев нет. Перерыв между года 1910-1912 и 1912-1918 указан на обороте в анкете. В Сентябре 1915 г. я был мобилизован в Цареве, оттуда был направлен в Царицын, в 141 запасной паталион, и служил как рядовой. В момент поступления на военную службу я имел образование за 7 классов гимназии, но документ об этом образовании я не представлял. В школу прапорщиков я не был послан, потому что был как бухгалтер казначейства освобожден от военной службы и направлен обратно в Царевское казначейство. Прослужил с последних чисел сентября по 12 января 1916 г. т.е. всего 3 месяца я находился в 141 запасном баталионе и больше вообще не призывался на военную службу. Служа на службе я правами вольноопределяющегося не пользовался, почему не знаю. Женился я в 1926 г. познакомился с женой на службе в Аплане.

Моя жена Нина Степановна Скворцова, урожденная Степанова, с которой я познакомился, служа в Обплане, ранее знаком с ней не был. Родилась она в г. Саратове, происходит из крестьян с. Пески недалеко от Балашова. Училась здесь в гимназии, затем в Киеве в коммер. институте, но его она не окончила. Окончила Саратовский Фон<?> в каком году не знаю. По рассказам жены знаю, что она проживала в г. Вильно еще ребенком. По окончании гимназии она работа<ла> в Земском Союзе <…> при Земстве, точно не помню. Во время германской войны она была на фронте, но в качестве кого, не знаю. Брат ее был убит в офицером германскую войну и служил в армии офицером. До войны ее брат был студентом. Из ее родственников знаю еще брата Сергея – врача-венеролога, который работает в амбулатории в г. Саратове, а также сестру Лидию Степановну Степанову, которая работает как врач в детском диспансере на товарной станции в г. Саратове, сестру Ольгу Степановну Степанову учительницу в Музтехникуме в г. Саратове и сестру Наталию Степановну Иловайскую, которая служит в Микробе, должность не знаю. Родственники жены бывают у меня очень редко, исключительно врачи по особым приглашениям к больным из моей семьи. Помимо указанных родственников, у жены никого нет. Муж сестры жены Наталии Степановны – Сергей Александрович Иловайский работал в Микробе и умер в 1924 г. В настоящее время она вдова. Брат Сергей, сестры (жены) Лидия и Ольга проживают по Чернышевской дом № не помню. Я у них бываю очень редко, точно так же редко бывает там и жена. Служа в Астраханской Казенной палате, я одновременно в 1918 г. прис<…> в декабре месяца к занятиях в худож. студии Губпрофсовета в г. Астрахань. Учился я в течение 3х приблизительно лет. У преподавателя Котова Петра Ивановича. В течение двух лет не учился, затем закончил свое художественное образование в 1924 г. в г. Саратове у преподавателя Уткина Петра Савича. Учась в Саратове, я жил на средства случайного заработка, который представлял техникум или сам находил. Окончил техникум в 1924 г. и поступил на работу в Обплан.

 

Записано мною верно: Ал. Скворцов

 

Допросил Уполном. ДТООГПУ РУжд Д. Самыгин

Л.д. 61-62.

 

Дополнительные показания гр-ки Степановой-Скворцовой Н.С.

от 4/III 1933 г.

 

Признаю себя виновной в том, что начиная с 1929 г. и по н/ время я высказывала и разделяла контр-революционные взгляды, направленные против отдельных мероприятий Сов. власти и Коммунистической партии. В 1929 году, когда началось раскулачивание и коллективизация, я была против принудительного метода коллективизации и против быстрого насаждения большого количества колхозов за счет их качества. Эти свои взгляды я высказывала у себя в доме, среди своих знакомых Пчелинцева, Львова, Гофмана и моего мужа Скворцова А.В. Со стороны указанных лиц резких противоречий на мои взгляды я не встречала, в основном они разделяли мои взгляды по данному вопросу. Наряду с этим, в кругу этих же лиц я высказывала взгляды о том, что взятые темпы индустриализации слишком быстры, тормозом этих темпов может явиться с/х, которое не сумеет обеспечить промышленность достаточными сырьевыми ресурсами. Одновременно говорила о том, что темпы, взятые в жилищно-коммунальном хозяйстве, недостаточны, по сравнению с темпами развития промышленности, т.к. это может привести к тому, что население быстро развивающихся городов не будет в достаточной мере обеспечено жилищем и санитарно-бытовыми сооружениями. По моему мнению, продолжение взятых темпов индустриализации приведет страну к очень тяжелым хозяйственным положениям. Отсюда я делала вывод, что Сов. правительство неминуемо должно изменить политику в отношении взятых темпов по развитию индустриализации и коллективизации. Я и мой муж часто говорили о том, что если бы был жив Ленин, то более умело, чем Сталин, руководил бы хозяйственной жизнью страны, которая в настоящее время переживает большие трудности. Не разделяя взглядов – политики Сов. правительства в области темпов промышленности и с/х, я была убеждена, что все затруднения, переживаемые страной в настоящее время, происходят благодаря взятого курса на слишком быстрые темпы в индустриализации и коллективизации с/х. Отсюда происходит задержка с выдачей зарплаты, недостаток продуктов питания, дороговизна рынка, необеспеченность жилищем и плохое обслуживание бытовых условий. Недовольство на существующее затруднение я высказывала как в кругу своих знакомых дома, так и на службе среди своих сослуживцев. В конце Января м-ца с/г. группа сотрудников 1го гос строй треста, возмущенные чрезмерной задержкой зарплаты (два м-ца) решили подать коллективное заявление на имя месткома и директора о выплате им задолженности. Кто-то (кто именно, не помню) обратился ко мне с просьбой проредактировать написанное ими заявление, которое я пересоставила по-своему, т.е. в более мягкой форме и дала свою подпись под этим заявлением. Были ли подписи всего коллектива сотрудников под этим заявлением, я не знаю, но моя подпись была не первая, хотя точно не помню. Сторонницей войны я никогда не была, считала, что война приносит бедствие населению страны, но также считаю, что объявление войны или участие в войне Советского Союза может принести ему не только хозяйственные затруднения, но политические осложнения, вплоть до свержения существующего правительства. Перемену власти без наличия войны я считала невозможным, указывала на то, что отсутствует в стране какая-либо твердая партия или организация, которая бы сумела взять власть в свои руки и заменить существующий строй. Излагая свои взгляды среди своих знакомых на неправильную экономическую политику советской власти, я не считаю, что провожу агитацию, а высказывала их на основе своих соображений. О контр-революционных взглядах Гофмана, Пчелинцева и моего мужа Скворцова А.В. мне было известно из их разговоров, который они неоднократно вели в моем присутствии. Точную формулировку их слов вспомнить не могу, но смысл разговора был направлен против существующих мероприятий Советской власти.

О том, какая власть должна установиться после свержения Советской власти, никто из наших знакомых в моем присутствии не говорил, также не высказывала и я своих взглядов по данному моменту. О существовании какой бы то ни было организации, конт-революционно настроенной, мне ничего не известно. О знакомых по службе, Административно высланных за политическую принадлежность к другим партиям, я показала в своем показании от 3/III с/г. Что-либо нового, ничего добавить не могу. Разговоров на политтем<ы> с Адм<инистративно> высланными у меня никогда не было, о моих к/р. взглядах они ничего знать не могли.

Больше по данному делу показать ничего не могу, записано с моих слов верно, показание мною прочитано.

4/III 33 г. Н. Степанова

 

Допросил: Уполном. ДТООГПУ РУжд Д. Самыгин

 

Об окончании следствия мне объявлено.

2/V 33 г. Н. Степанова

Л.д. 63.

 

Из дневника Степановой-Скворцовой Н.С.                                                                            Копия.

 

Большой перерыв в моем дневнике. Это потому, что жизнь так мала разнообразна. За это время я пережила только некотор. колебаний в отношении к большевикам и кажется вывод получился в не большевистском духе. Вывод таков: разрушили они хорошо и сумели это сделать артистически-смело, но не умеют вовремя остановиться и продолжают разрушать то, что бросит силою вещей обратно в руки капиталистов рабочую массу; я говорю о разрешении экономич. жизни. Пусть говорят все что хотят об ужасах современности – будущее отметит ея колоссальнейшее значение в развитии русского государства, но все же нельзя по инэрции продолжать разрушение и только разрушение, как бы колоссальные результаты какие оно дало в начале не дали – бы таких же колоссальных результатов обратного направления и плюс не уничтожился бы минусом. Для того, чтоб этого не случилось (а это не может случится по законам Историч. развития) жизнь должна призвать строителей. Вероятнее – всего это будут не большевики. И весьма возможно, что власть перейдет в руки партии крестьянства и ему этому сфинксу придет время сказать свое решающее слово.

 

6/27 Сентября.

 

ВЕРНО: УПОЛНОМ. 3-го Отд.

ДТООГПУ РУжд /Самыгин/ подпись

Л.д. 64.

 

Из дневника Степановой-Скворцовой.                                                                    Копия.

 

Л. ХАРЬЧЕВОЙ.

в память о Киеве 1918 г.

 

Заплевана всеми России краса

Затерта, загрязнена кровью

И смотрит Россия с тоской в небеса

С тоскою и страстной мольбою

«О боже, который так милостив был,

С тобою я, снова с тобою.

Дай, боже немного немного хоть сил,

Не стать чтоб презренной рабою».

Россия, где сила твоя, ширина,

Широких полей где объятья.

Разорвана вся по кусочкам страна

В крови и лохмотьях прекрасное платье.

Испытано все: кровь свободы обман,

Предательство, злоба, стенанья…

О где же найдет она своей толисман

Россия, испившая чашу страданья.

 

Киев, весна 18 г.

 

ВЕРНО: УПОЛНОМ. 3-го ОТД подпись

                                /САМЫГИН/

Л.д. 65.

 

Протокол допроса

1933 года, 19 дня февраля месяца

 

Я нижеподписавшийся Щеглов Иван Никитич по существу предъявленному мне обвинения показываю:

Виновным себя признаю в антисоветских и контрреволюционных разговорах, происходящих в обществе: Гофмана Виталия Анатольевича, Скворцова Александра Васильевича, Гаврилова Владимира Алексеевича, Гаврилова Константина Алексеевича, в разных местах и в разное время, начиная с 1923 года. Разговор сейчас в деталях не помню, но знаю, что он был направлен против решений партии и правительства, кто был застрельщиком этих разговоров, я не припомню. И. Щеглов

 

Допросил С. Егоров <?>

Л.д. 66-67.

 

Дополнительные Показания гр-на Щеглова И.Н. от 25/II-33 г.

 

В Октябре 1917 г. в момент захвата власти большевиками и установления советского правительства, я политикой совершенно не интересовался и ко всем мероприятиям относился безразлично. Служа в тот период в Управлении Р.Ур.ж-д., я вместе с другими служащими принимал участие в забастовке, которая была проведена, как протест против захвата власти большевиками. Начиная с Октября м-ца 1971 г. и в последующие годы, примерно до 1929/30 г.г. я совершенно пассивно относился как к партии большевиков, а также и советской власти. Материально я в эти годы был обеспечен хорошо, ни в чем не нуждался, имел работу и приличный заработок, в моей художественной работе никто мне не мешал, поэтому на все меня окружающее я смотрел безучастно. В 1929 г., когда значительно изменилась экономическая жизнь страны, когда стал ощущаться недостаток продуктов питания и материалов, когда я стал чувствовать недостатки продуктов на самом себе и окружающих меня близких знакомых, то стал высказывать недовольство против мероприятий Советской власти. Я возмущался невыдачей своевременно зарплаты, дороговизной на рынке, отсутствием хлеба, других продуктов и вообще резким ухудшением материального положения всего населения. Будучи знакомым с художниками: Гофманов В.А., Скворцовым А.В., доктором Гавриловым К.А. и его братом Владимиром Алексеевичем, техниками Пчелинцевым В.П., Львовым А.И., посещая квартиры Гофмана, Гаврилова и Скворцова, где собирались группы лиц 4-5 человек, которые в большинстве случаев вели контр-революционные разговоры, я стал разделять их мнение и сам высказывать к/р. взгляды. В начале Февраля м-ца 1933 г. я зашел навестить больного Гофмана (после перелома им кисти руки). Спустя некоторое время к Гофману пришел и Скворцов. Поговорив несколько минут о болезни Гофмана, Скворцов стал рассказывать к/р. характера анекдот. Всех слов которого я вспомнить не могу, но смысл анекдота таков: У Сталина в квартире появились котята, пока они еще были слепыми, сын Сталина называл их коммунистами, а как стали смотреть, то он назвал их оппортунистами. После анекдота, Скворцов говорил о Советской промышленности, развивал мысль в том направлении, что «продукция нашей промышленности обходится нам значительно дороже, чем если бы мы привозили из заграницы, затрачиваем большие средства на постройку фабрик и заводов, а в результате толку нет никакого».

При этом разговоре я высказал свою мысль, что со словами Ленина: «Каждая кухарка должна уметь управлять государством» я не согласен, т.к. управлять государством могут только люди с государственными способностями, а не каждый человек. Не согласен также я со словами Ленина – «учиться, учиться и учиться», т.к. в этой мысли не нахожу ничего нового, ранее эта мысль говорилась по-другому «учение свет не учение тьма». Отсюда особой гениальности ума Ленина я не вижу.

Семейные ссоры в доме Гофмана, на почве материальных недостатков, также действовало на меня отрицательно, что служило поводом к контр. револ. разговорам. Мое возмущение дошло до того, что в группе своих единомышленников я сказал, не только Сталина нужно расстрелять, но и всех их нужно перевешать, под словом всех я понимал руководителей Сов. власти. Под впечатлением разговоров группы лиц, настроенных к/р., я возненавидел существующий строй и в припадке расстройства высказал эти слова. Виновным в контр. революционной группировке я себя признаю. Стал разделять к/р. взгляды Скворцова, Гофмана и Гаврилова с 1933 г. Скворцов с такой хитростью и энергией сумел проводить свои к/р. взгляды, что мог действовать на других лиц, в том числе и на меня, стараясь привлекать на свою сторону недовольных, таким путем создавая группу единомышленников для свержения советской власти.

Кто являлся организатором к/р. группы и какая власть должна заменить советскую, мне об этом никто не говорил.

К/р. группа состояла из Скворцова, Гофмана, Гаврилова К. и меня, кто входил еще, я не знаю. В квартире Гофмана я встречал еще следующих лиц: Кузмина – учитель рисования, Львова А., Пчелинцева, двух молодых людей Сергея и Павла (братья), фамилии их не знаю, и еще неизвестного мне мужчину, но входили ли они в контр-революционную группу, мне не известно.

Больше по данному делу показать ничего не могу, записано мое признание с моих слов верно, показания мною прочитаны.

И. Щеглов

 

Допросил: Уполном. ДТО ОГПУ РУЖД подпись

 

Об окончании следствия мне объявлено И. Щеглов

Л.д. 68.

 

Дополнительные показания Скворцова, Александра Васильевича 27/II 33 г.

 

Я Скворцов не являюсь сторонником советской власти. Я вел контрреволюционные разговоры с целью критического обсуждения некоторых политических моментов. Главным образом об индустриализации, колхозной политики и зарплаты. В порядке обсуждения мы затрагивали вопросы руководства Советской власти и партии ВКб. В этих контрреволюционных разговорах принимали участие следующие лица: Я Скворцов, Гофман Виталий Анатольевич, Львов Александр Иванович, Пчелинцев Виктор Петрович, Гавриловы Константин и Владимир, Щеглов Иван Никитьевич и моя жена Нина Степановна Скворцова-Степанова.

Наши контрреволюционные разговоры, происходившие на квартирах моей Скворцова, Гофмана и Львова. При наших посещениях в указанных квартирах мы обсуждали вопросы индустриализации в следующем разрезе, что мы считали темп индустриализации неприемлемым для нашей отсталой по технике страны. Мои личные взгляды по вопросу интервенции таковы: что интервировать вообще страну легче, когда индустриально отстала. По снижению темпа индустриализации мы все вышеперечисленные лица как-то: Я Скворцов, Гофман, Львов, Пчелинцев, Гаврилов, Щеглов и моя жена Скворцова-Степанова были все единых взглядов, как уже мною изложено выше.

По колхозной политике наши контрреволюционные суждения в основном сводились к следующему: временно оставить индивидуальные хозяйства в том виде, в котором они существовали и выделив несколько районов или отдельных колхозов, на которых и проверить правильность колхозной политики и в положительном случае уже произвести замену единоличного хозяйства колхозным. Курс, взятый партией и Советской властью на массовую коллективизацию сельского хозяйства, нами обсуждался критически, так как крестьянство встречает колхозное движение нежелательно и в некоторой части даже бросает деревню.

По вопросу руководства я Скворцов выражал мнение, что могло бы случиться, если т. Сталин умер или его убили, я выражал это мнение в следующем виде: что т. Сталина могли бы заменить прежние вожди партии как Троцкий, Бухарин и др., но я лично Троцкому не доверял. Со мной был согласен и Гофман. Я также выражал следующую мысль, что если б был жив тов. Ленин, было бы все так или иначе, т.к. я считаю т. Ленина одним из гениальнейших людей мира. Гофман и в этом пункте также был со мной согласен, но Щеглов выразил резко противоположное мнение и ставил вопрос так, что их нужно всех перевешать и перестрелять. Это он говорил в отношении вождей партии, как бывших, так и настоящих. Моя жена Скворцова-Степанова говорила, что политика тов. Сталина ведет к обнищанию страны и даже частичному голоду. Все нашу суждения о руководстве партии сводились к отрицательной критике и со стороны Щеглова выражались взгляды террористического характера по отношению Советского Правительства, но нужно указать, что эту точку зрения Щеглова остальные наши участники не разделяли. Ал. Скворцов Написано собственноручно. Ал. Скворцов

 

 

Допросил Уп. 3 отд. ДТООГПУ подпись

Л.д. 69-70.

 

Протокол

дополнительного показания Скворцова А.В.

 

Начиная с 1918 г. в силу чисто объективных условий, создававшихся вокруг меня, я не мог искренне мыслить советски, а во мне вырабатывались взгляды совершенно противоположные тем, какие бы могли выработаться при других условиях и обстоятельствах. Несмотря на то, что мое пролетарское происхождение и могло бы дать возможность создать из себя человека, истинно преданного Советской Власти. Некоторое исключение было внесено в мое отношение к Советской Власти в первые годы пребывания в Астрахани, когда я в силу своих служебных условий вращался среди партийцев-коммунистов, но это было очень короткое время. Дальше, вращаясь в среде чуждых элементов, мои взгляды вновь приняли прежнее направление и не только не изменялись, а, пожалуй, углублялись в худшую сторону.

С переездом в Саратов у меня в первые годы пребывания в этом городе несколько снизилось это чуждое антисоветское направление, но не могу сказать, чтобы оно совсем исчезло.

Но после с знакомством с Гофманом и его знакомыми: Владимиром Гавриловым, Константином Гавриловым, Щегловым Иван Никитьевич мое отношение к Советской Власти уже не изменялось к лучшему, а наоборот год от году все ухудшалось и становилось более и более резко отрицательным. Все разговоры контрреволюционного характера, которые происходили как у Гофмана, так и у меня дома и также у Львова, естественно влияли отрицательно как на этих товарищей и тех, кто их посещал. Если они шли с моей стороны и в свою очередь и их разговоры также укрепляли и мое мнение в их антисоветском значении.

Для характеристики приведу некоторые данные о товарищей, с которыми я имел общение за эти годы.

Гофман, Виталий Анатольевич, Антисов. элемент, быв. человек, для которого все, что не проводило в жизнь Советское Правительство, являлось абсурдным и не нужным. Ярко выраженное отрицательное отношение к т. Сталину, которого он иначе и не называл как «чистильщик сапог». Школьная работа, которую он вел, вызывала в нем раздражение и ненависть к коммунистам, возглавляющим школьное начальство. Часто в разговоре, раздражаясь и стуча по столу кулаком, говорил: «Я эту сволочь видеть не могу» и «Как мне все надоело».

Владимир Гаврилов. быв. офицер, видимо особенно ценивший свое звание. Он не может простить Сов. Власти то, что она отняла у него погоны и шпагу. Он с каким-то смаком вспоминает свою прежнюю службу и искренне ненавидит все советское. При разговоре он иначе не называет коммунистов как «эта сволочь». Он искренне мечтает о войне, а вместе с ней и об интервенции, или с помощью войны о новой революции, которая помогла бы возвратить ему его прежнее положение, как материальное, так и общественное.

Щеглов Иван Никитьевич. Каково его происхождение, я не знаю. Но могу сказать, что благодаря долгого знакомства и с Гофманом, у которого он часто бывал, и у Гавриловых, с которыми он в приятельских отношениях, он нисколько не отличается от них в своих взглядах, и эти взгляды у него также давно, как и его знакомство с этими людьми. Также необходимо добавить и то, что у него есть еще и некоторые террористические взгляды, судя по его выражению «Всех их нужно перевешать и перестрелять».

Пчелинцев, Виктор Петрович, быв. офицер, как я слышал, штабс-капитан и возможно и белый, хотя последнего я точно подтвердить не могу, так же антисоветски настроенный, хотя и более сдержанный, чем Гаврилов, может быть в силу своего характера. Но также мечтающий о войне и новой революции как способе восстановления своих попранных прав. Часто выражающий желание о принятии участия в активных действиях и даже вступлении в контрреволюционные организации.

После знакомства с художником Яковлевым и его разговорах о контрреволюционной организации, у меня появились новые взгляды, о которых я раньше и не думал. Все предпосылки, данные Яковлевым, естественно дали новый толчок моим взглядам, в которых ранее не было подобных элементов. К счастью, нужно сказать, для меня это знакомство с Яковлевым было очень непродолжительно и не дало мне возможности начать и углубить свою работу в организации, о которой мне говорил Яковлев, если только она существовала и возможно спасло меня от дальнейших шагов по пути преступления по отношению Советской Власти.

Позднее, если у меня и был мысли о какой-либо организационной работе, то они не имели актуального значения, а сводились к разговорам антисоветского и контрреволюционного значения характера. Правда, эти разговоры и имели свое отрицательное действие на моих знакомых как-то Львова Александра Ивановича, прививая ему мои антисоветские взгляды и изменяли, так сказать, его политическую физиономию. Точно также мой рассказ о контрреволюционной организации с Пчелинцевым толкнул и его на иной путь мышления в этом отношении.

Возможно, что антисоветские разговоры я вел и помимо указанных лиц с случайными знакомыми, но они, конечно, не носили такого острого характера.

Не ведя организационную работу по вербовке недовольных в полном смысле слова за этот период, я не хочу снять с себя ответственности за то, что в дальнейшем я быть может при известных создавшихся условиях и занялся бы этой контрреволюционной работой и стал бы вербовать новых членов. Вся эта вербовка могла бы, конечно, иметь место в том случае, если бы я сам вступил бы в какую-либо организацию и взял бы на себя эту работу. Но до последнего времени я в контрреволюционных организациях не состоял.

Написано собственноручно Ал. Скворцов

 

Допросил Уполн. ДТООГПУ подпись

Л.д. 72-73.

 

Дополнительные мои показания от 4 Марта 1933 года.

 

В 1930 году я познакомился с высланным из Москвы художником Яковлевым Леонидом отчества его не знаю. Знакомство произошло при следующих обстоятельствах. ОГИЗ опубликовал в «Поволжской Правде», что ему требуются художники-графики для работы над книгой. Тотчас же после этой публикации я не пошел в ОГИЗ, но спустя некоторое время я зашел в ОГИЗ и предложил свои услуги. Мне там сказали, чтобы я подождал художника Яковлева, с которым и должен говорить о своем предложении. Примерно через час приходит Яковлев, я обращаюсь к нему с просьбой о работе. Он мне сказал, что он уже теперь не является организатором работы, эту работу передает другому лицу, но все-таки обо мне он скажет кому следует. Через некоторое время я там получаю работу и начинаю работать. За это время я Яковлева вижу редко. Но его в ОГИЗе ругают за его нехорошее отношение к работе и искусству<?>. Несколько раз Яковлев со мной говорил о работе и о том, как идут мои дела в ОГИЗе. Вообще это был очень развязный и разговорчивый человек, умел подходить к людям и быстро знакомиться и даже дружиться. Спустя месяца два или три после его болезни, я его встречаю на Радищевской ул. около Липок, идущего из Госбанка, куда сам шел, чтобы получить деньги по чеку. Он меня остановил и спросил, куда я иду, я ему ответил, что иду в Госбанк, чтобы получить деньги. Он мне сказал, что деньги сегодня получить не удастся, т.к. в банке нет денег. Я выразил сожаление по этому поводу. Он Яковлев предложил мне пойти посидеть в Липки, т.к. после перенесенной болезни ему очень трудно ходить. Я не возражал, и мы пошли в Липки и сели на скамью. Первым его вопросом делом был задан мне вопрос о том, как я смотрю на новую мысль правящих кругов о бригадировании художников и о уничтожении индивидуальной работы художника в отдельности. Я ему ответил, что я отношусь к этому скептически, так как не думаю, чтобы по всем видам и отраслям нашего искусства можно было бы работу проводить бригадно, хотя и не исключаю возможности в следующих разделах как-то монументальной и театральной живописи, где и можно будет проводить работу побригадно. Но Яковлев заявил мне, что все это чепуха, нигде нельзя проводить работу бригадно, т.к. только индивидуально можно творить и создавать истинные произведения искусства. Потом он еще говорил, что подобный метод убивает художеств. мысль, творчество, и само искусство сводится на степень простого ремесленничества. Частично я с ним соглашался, но все-таки опять повторил, что сам еще раньше имел случай работать в бригаде по украшению здания. Но он со мной не согласился. На этом наш разговор прервался, и мы разошлись.

Через две-три недели я его опять встретил в Липках, где он сидел и читал газету. Я с ним поздоровался и хотел уже пройти дальше, но он меня задержал и усадил около себя. После некоторых незначительных вопросов, он перешел к разговору о том, что у него скоро кончится срок высылки и он снова может уехать в Москву. Я ему задал вопрос, за что его сюда выслали, но он уклонился от прямого ответа и начал говорить вообще о политике и главное о том, что жизнь стремительно идет к ухудшению. Говорил, что очень странно, что все видят, как материальные условия ухудшаются, но никто не реагирует на это тем или иным путем. Я поддержал его. Тогда он стал говорить о том, что необходимо организовываться, создавать организации, в которые могли бы объединяться люди одинаково мыслящие. Я ему ответил, что все организации определенно рано или поздно обречены на провал, что и было видно по ряду крупнейших организаций. На это он мне ответил, что это верно, но в тех организациях были ошибки. Теперь организации так не должны строиться. Все члены той или иной организации не должны знать совершенно друг друга во всей организации, а достаточно, если будут знать один также одного или двух. Кроме того, продолжал он, запомнить, что сейчас идет широкая волна организационного движения по России. Организуются и учащаяся молодежь, и служащие, и даже люди пожилые. На все эти вопросы я ему ответить ничего не мог, а только слушал. Потом он, чтобы загладить впечатление от своих слов, перешел опять к незначительному разговору, и на этом мы расстались. Уговора у нас о встречах не было. Но спустя месяц или даже больше, он Яковлев поймал меня в ОГИЗе, когда я уже уходил, и сказал мне, чтобы я его подождал одну минуту, и мы с ним пойдем вместе. Я его подождал, и он мне предложил пойти выпить, но я от этого предложения отказался, зная его как алкоголика. Мы пошли по улице, и он опять направился в Липки. Я не протестовал, т.к. этот путь шел в направлении к моему дому. Тут он Яковлев опять начал говорить о том, что необходимо вступать в организации. Я ему ответил, что ведь существуют разные организации и разные преследуют цели. Он ответил, что это правда, и что теперешние организации преследуют одну цель объединения недовольных, т.к. для другого чего-либо еще время не пришло. После этого он стал меня уговаривать, чтобы и я вошел в организацию. Я ему сказал, но что же я должен там делать. Он мне ответил, что нужно разъяснять, во-первых, что в организациях теперь состоять не страшно, во-вторых говорить о том, что это необходимо, если человек хочет жить по-человечески и работать так, как ему хочется. Вообще доказывал всеми способами пользу такого объединения. Я ему прямого ответа не дал, но думал об этом, хотя, даже дома никому не говорил об этом разговоре. Да по правде сказать и боялся.

Спустя еще некоторое время, кажется уже зимой 1931 года я его встретил с его товарищем, которого он назвал Виктор, в корридоре типографии №2 внизу, и спросил он меня, как идут дела. Я ему ответил, думая, что он спрашивает о моих личных делах: «Ничего, работаю и работы много». После он подвел меня в угол и говорить, что для организации нужны деньги и что я должен хоть немного их достать. Я ответил, что денег у меня самого нет и достать их я не знаю откуда. Он круто повернулся к Виктору, посмотрел как-то странно на него, и оба они быстро отошли от меня. После этого я больше Яков лева и его товарища Виктора не видел. Куда он девался, уехал ли в Москву или был вновь арестован, я не знаю. Товарищи по ОГИЗу говорили, что он уехал в Москву, но так ли это было в действительности, я сказать не могу.

Об этих разговорах я никому не говорил, за исключением Пчелинцева. Почему я сказал Пчелинцеву, так исключительно лишь потому, что сам Пчелинцев при наших разговорах говорил, что необходимо что-то делать, т.к. так дальше он жить не может. Кроме того, намекал мне, что он раньше, во время гражданской войны, долгое время работал где-то в Сибири и судя по смыслу его слов, как офицер и не в Красной Армии. Но он по этому вопросу не распространялся, а только говорил намеками. Но вот недавно уже у меня на квартире, когда я отрицательно высказался против белого офицерства, он заметил, что «все-таки офицерство сделало свое дело».

После Яковлева я связи ни с какими организациями не имел, т.к. не слышал о них в Саратове и только за последнее время, незадолго до ареста услышал об организации, о которой уже писал. Но с ней ничего общего не имел, т.к. вообще не думал присоединяться к каким бы то ни было организациям.

Признаю за собой вину в том, что благодаря моих контрреволюционных разговоров я сагитировал в отрицательном отношении к Советской Власти Львова, Александра Ивановича и второе при определенных антисоветских взглядах Пчелинцева, Виктора Петровича я разговаривал с ним о контрреволюционных организациях вообще, привил ему взгляд о необходимости вступления в какую-либо антисоветскую организацию. В отношении же Попова (имя отчества его не знаю), которого я видел только один раз, не могу признать за собой вины в том, что я его агитировал или прививал ему какие-либо взгляды. Единственно, что могу признать за собой как вину, что я узнал, каких взглядов в политическом отношении является Попов.

Написано собственноручно Ал. Скворцов

Л.д. 74-75.

 

Дополнительные показания к показанию от 4 Марта 1933 года.

Арестованного Скворцова, Александра Васильевича.

от 5 Марта 1933 г.

 

При разговорах контрреволюционного характера, в которых принимали участие в разное время следующие лица: Я, Скворцов, Александр Васильевич, моя жена Степанова, Нина Степановна, Гофман, Виталий Анатолиевич, Владимир и Константин Гавриловы, Щеглов, Иван Никитьевич, Пчелинцев, Виктор Петрович, Львов, Александр Иванович, выражались способы и методы, посредством которых можно было избавиться от Советской Власти.

Гавриловыми выдвигалась, как наиболее, по их мнению, могущая иметь успех цель – это интервенция. С ней соглашались присутствовавшие при этом следующие лица: Гофман, Виталий Анатолиевич и первое время я, Скворцов и Щеглов Ив. Ник. Этот разговор происходил у Гофман В. Ан. Когда же подобный разговор происходил у нас на квартире, который выдвигался или Гофман, или Пчелинцевым, или мной, то жена моя Скворцова-Степанова Н. Ст. твердо отстаивала противоположное мнение, т.е. резко отрицательное, т.к. сама была очевидицей интервенции поляков в Киеве. Под ее действием я также вскоре изменил и свое мнение на этот вопрос и по-видимому также и Гофман, что же касается Пчелинцева, то я не могу сказать утвердительно, что и он изменил также свое мнение, т.к. больше этот вопрос при мне не выдвигался, а по последнему разговору я судить не мог о впечатлении, произведенном на Пчелинцева. Необходимо добавить, что разговор этот не происходил одновременно при всех перечисленных, т.е. был или Гофман, или Пчелинцев у меня дома, а не оба вместе. Что же касается Гавриловых, то они остались верными своей идеи.

Вторым вопросом, имеющим ту же цель, была война СССР с какой-либо из капиталистических стран. Этот вопрос выдвигался Владимиром Гавриловым и мною, и, как я помню, возражений ни с чьей стороны не встречал. Его также поддерживали и Щеглов Ив. Ник., и Пчелинцев Вик. Петр., и Львов Ал. Ив. Также и Гофман Вит. Ан. Мнение своей жены по этому вопросу я не помню. Но нужно сказать, что в возможность войны я, Львов и Гофман не верили, т.к. считали, что на этот шаг Советское Правительство не пойдет, но Гаврилов и Пчелинцев говорили, что если и не пойдет, то могут заставить обстоятельства или просто вынудить на этот шаг.

Конечно, и этот разговор не происходил в присутствии всех перечисленных лиц одновременно, а в разное время и у Гофман, и у меня на квартире.

Выдвигался ли «саботаж и вредительство» как метод борьбы против Советской службы власти, я не помню. Но помню, когда моя жена Скворцова-Степанова говорила о том, что при условии плохих жизненных условий среди рабочих, заметны следы разложения дисциплины, бегство с предприятий, текучесть рабочей силы и просто саботаж: отказ от работы, невыход на работу и т.п. и даже вредительство явное или скрытое и что дальнейшее расширение и охват по масштабу может привести к результатам очень печальным. Я помню, что при этом разговоре присутствовал Гофман, В.А., но, возможно, он повторялся и в присутствии Пчелинцева, В.П.

Возстание внутри самой страны как метод, выдвигал я и только помню один раз в присутствии Львова, Алекс. Ивановича, но жена этот способ резко окритиковала в следующих выражениях: «Не думай, пожалуйста, что если поднимутся рабочие и будут бить коммунистов, то оставят в покое интеллигенцию. Ты сам знаешь, каково отношение средней рабочей массы к интеллигенции. С другой стороны, не забудь и того, что рабочие в Центрах живут несравненно лучше, чем хотя бы у нас в Саратове, и лучше во всех отношениях. Кроме того, не нужно забывать и того обстоятельства, что рабочие Центров и наиболее культурны. Такое возстание может иметь место только в том случае, если рабочие Центров примут участие и будут руководить возстанием, во что я очень мало верю. Сепаратные же выступления обречены на гибель.

Я принужден был с этим согласиться, так как и сам не был уверен в успехе подобного метода, так как зная, что среди рабочих территориально имеется громадная разница, как в материальных условиях, так и в общем культурном уровне.

В дополнение к характеристике, данной мною о Гофман, могу только дополнить, что саботажем занимался он или нет, я не знаю, но по его личным рассказам, уроков пропускал очень много, без уважительных причин, в особенности в тех школах, которые почему-либо он недолюбливал.

Характеристика

Скворцовой-Степановой Нины Степановны. Антисов. элемент. Также проводила контрреволюционные разговоры и критику постановлений правительства, но ее суждения были более трезвы и во многом она расходилась с нами. И я могу сказать, в некоторых моментах влияла положительно на некоторых из нас.

Дополнение к характеристике Пчелинцева, Виктора Петровича.

К сожалению, не могу точно и конкретно сказать о нем, какими методами он хотел бы бороться с Советской Властью. Мне кажется, что он и сам этого не знает, т.к. никогда не выражал вполне конкретно и ясно свои взгляды на этот вопрос. Все ли у него методы хороши, или есть какой-нибудь излюбленный, я не знаю. Написано собственноручно –

Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 76.

 

Дополнительные показания арестованного Скворцова Александра Васильевича

От 9 Марта 1933 г.

 

Я помню мою встречу на улице с Пчелинцевым, Виктором Петровичем при следующих обстоятельствах. На углу Чернышевской и Обуховского я встретил Пчелинцева, идущего по направлению к своему дому. Мы поздоровались и пошли вместе. Пройдясь, тут же Пчелинцев начал жаловаться на то, что жизнь становится совершенно невыносима и что он прямо сходит с ума, не зная, что делать. Вообще нужно сказать, Пчелинцев был недоволен и работой у себя на службе и жизнью, как вообще, так и в частности, т.е. те ухудшающиеся материальные условия его возмущали и тревожили за дальнейшее существование его семьи. Он говорил: «Ну, Вы поймите, что будет дальше, когда сейчас существовать уже на то, что мы получаем, невозможно. Зарплата остается та же, а цены растут и растут. Я прямо не знаю, что делать, а делать что-то нужно, т.к. я не могу уж оставаться лояльным (последний отрывок фразы я не могу точно припомнить, но смысл был приблизительно такой). Я его поддержал и сказал: «Что все это верно, но, что мы можем сделать, единственный путь это вступить в какую-нибудь организацию, тем паче что я слышал, что в таких организациях теперь уже не так страшно состоять. Дело в том, что теперь организации строятся по-иному. В этих организациях члены друг друга не знают, а знают лишь одного или двух максимум лиц. Кроме того, я также слышал, что в такие организации теперь вступают и молодежь, и старики». И в подтверждение своих слов я ему сказал, но только сейчас не помню. Сказал ли я ему, Пчелинцеву, что сам «состою» или «состоял». Но смысл фразы был следующий: «Что и я сам состоял в организации, в которой знал только двух лиц, и один из них мне дал небольшое задание». Как реагировал на мой разговор Пчелинцев, я сейчас точно не помню. Но, как мне помнится, что он и сам об этом думал ранее и что мой разговор не был для него чем-то новым, но не могу отрицать и того, что, возможно, мой разговор повлиял на Пчелинцева и дал его мыслям большую устойчивость в этом мнении. Как о дальнейшем нашем разговоре в этот раз, так и о времени, т.е. было ли это в 1931 или в 1932 г., я не помню. Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 77.

 

Дополнительные показания арестованного Скворцова, Александра Васильевича

от 18 Марта 1933 г.

 

В первый раз, когда я посетил Дирекцию Р.У.ж.д., это было в 1920 году. Я был командирован из Астрахани в Саратов за розыском картин, посланных из Москвы в адрес Астраханской Картинной Галлереи от Центрального Музея, которые были затеряны в пути следования из Москвы в Астрахань. В каких же отделах и комнатах я был и с кем говорил, я теперь не помню, т.к. меня гоняли по разным комнатам. Помню только одну большую комнату с массой столов и работников, но в каком это было здании, также теперь не помню. Но должен сказать, что груз был найден, и мы его в Астрахани получили, вскоре после моего возвращения в Астрахань.

Второй раз я приходил в Правление Ружд к нашему знакомому уполномоченному по дому т. Новокрещенову для подписи какого-то документа, связанного с квартирой, в первые годы моего жительства в Саратове.

Третий раз был в Правлении Ружд по командировке от Обплана – Конъюнктурного Бюро, но также не помню фамилии лица, с кем имел дело. Помню только, что приходил в экономический отдел или п/отдел. Было это или в конце 1924 г., или в 1925 г.

Четвертый раз был в Правлении Ружд по работе в Лесзаге в Финансовом Отделе Правления Ружд за получением векселей. Лицо, с кем я имел дело, было по внешности: невысокого роста, с рябым, круглым и полным лицом. Фамилии его также теперь не помню. Помню, что векселя были неправильно оплачены гербовым сбором. Примерно годы 1927-28 г.

Пятый раз был в 1928 г. летом, в то время, когда устраивался на педагогическую работу в школах в службе Просвещения. Заходил два или три раза, т.к. в один раз не мог получить окончательного ответа в утвердительном или отрицательном смысле. Был в кабинете, помню, по корридору налево, у начальника или инспектора, точно не могу сказать, т.к. меня в этой комнате прямо, после моего вопроса о месте, направили к гражданину, сидящему в глубине комнаты, с черной бородкой и большими сравнительно усами, который мне заявил, что в Саратове мест преподавателя рисования нет, а вот если я хочу на линию, то могу получить хоть сейчас. Помню, он мне называл: Баскунчак, Козлов, еще какие-то станции за Волгой, но теперь названия их не помню.

И последний раз приходил в здание Ружд, но пропуск не брал, а вызвал по телефону т. Пчелинцева, который мне хотел помочь починить часы у мастера, который работает в правлении Ружд. Предложение о починке часов сделал мне Пчелинцев, указывая на то, что мастер очень добросовестный и берет сравнительно недорого. Часы передать в починку не удалось, т.к. у мастера был выходной день. Это было незадолго до моего ареста в 1933 г. Больше я в Правлении Ружд не был. Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 78.

 

Дополнительные показания арестованного Скворцова, Александра Васильевича.

От 20 Марта 1933 г.

 

Зимой 1932 года, мой знакомый Наместников, Георгий Назарович, будучи у меня, сказал мне, что днями поедет в колхоз по командировке с места своей службы журнала «Нижне-Волжский Колхозник». Я и моя жена попросили его, если будет возможность, купить в деревне кое-что из продовольствия и по его согласии я дал ему 20-25 руб. денег. Спустя некоторое время он вернулся из командировки и зашел ко мне и сообщил, что в деревне он ничего не мог купить, т.к. там, т.е. в деревне, ничего нет, а в колхозе он не счел удобным, как командированный, даже просить о продаже чего-либо и возвратил мне данные ему деньги.

Что касается фамилии «Булгаков», то я такой фамилии не знаю. Но будучи в фотоотделе магазина «Гум», я там встретил двух молодых людей, которые рассказали мне и продавцу магазина, что они сами делают фотоаппарат системы «Лейка» с объективом светосилой 3,5 от киноаппарата. Один из них сказал, что он уже сделал такой аппарат, но что он не может сделать только затвор. Также один из них сказал, что он работает в Союзкино в качестве помощника лаборанта. Я у них просил указать мне рецепт для клея, которым я мог бы починить кожаный мех у моего аппарата. Они мне рекомендовали клей, который употребляется в кино для склейки фильма, но не могли указать мне, где бы я мог достать жидкий состав этого клея. Был ли этот молодой человек помощник лаборанта Союзкино носителем этой фамилии «Булдаков» или «Булгаков», я не могу сказать.

Относительно перерисовки рисунков аэропланов могу сказать следующее. Немгизом мне был дан заказ на перерисовку рисунков из небольших книжечек так называемых «Памятка красноармейцу» издание Военного Государ. Издательства, которые Немгиз должен был переиздать для частей Красной Армии АССРНП на немецком языке. Одна из этих книжечек была с рисунками аэропланов. Рисунки были следующие: виды аэропланов в различных положениях, т.е. сбоку, спереди и снизу, кажется, если память не изменяет, разных систем, а также таблица отличительных знаков главных европейских держав, помещаемых на крыльях и хвосте аэроплана. Эту книжечку по просьбе Львова Александра Ивановича, который неоднократно просил меня о работе, я дал ему, чтобы он мог хоть немного заработать, а также и посмотреть, как он умеет работать. Задание было следующее: все рисунки он должен был сделать в двойном размере против оригинала книжечки. Через два, три дня он пришел ко мне с одним только рисунком и заявил, что он справиться с этой работой не может, т.к. рисовать он не может в известном масштабе, а работать через посредство фотоаппарата, как он делал с принесенным рисунком, для него очень невыгодно. В общем, работу он эту не исполнил, и я ее сделал сам и в срок сдал издательству. Эти книжечки я получил от Технического редактора Немгиза т. Шалек, которому и сдал рисунки. Ал. Скворцов

Допросил Уп. ДТООГПУ подпись

Л.д. 80.

 

В дополнение моих показаний от 18 Февраля 1933 г. привожу доподлинную беседу, происходившую в квартире Гофман между мной, Скворцовым, Гофман и Щегловым. Поводом к этому разговору послужил рассказ Гофмана о его бедственном положении в настоящий момент. Полное отсутствие денег, хлеба и в довершение всего этого больной ребенок и перелом руки у самого. Постепенно с этого разговор перешел на долго ожидаемую свободную торговлю хлебом. Я сказал, что с 15 Февраля как будто будет вольная продажа хлеба, но Гофман возразил, что это он слышит уже с 1го января. В это время вошел Щеглов, поздоровался и попросил стакан чая. Выпив чай, он присоединился к нашему разговору, говоря, что, видимо, этой свободной торговли никогда не будет. Потом с свойственной ему экспансивностью он начал говорить: «Что случилось бы, если бы умер или кто-нибудь убил тов. Сталина?» Я подшутил, что убить тов. Сталина нельзя, т.к. он носит броню (хотя этого обстоятельства я не знал и сказал ради шутки), тогда Щеглов говорит ну бомбой, я опять подшутил, говоря, что из этого ничего не выйдет, т.к. тов. Сталин ездит сразу в четырех, пяти автомобилях, окруженный эскортом людей на мотоциклетках (этого обстоятельства я тоже не знал, так как никогда не видел, как ездит тов. Сталин). Тут Щеглов начал горячиться, желая, что-то сказать, но я его перебил, говоря, что совсем не в этом дело. А дело в том, что же действительно могло бы случиться, если тов. Сталин умер, кто его мог бы заменить. Из прежних вождей советской партии: Троицкий, Бухарин – не знаю, но Троцкого я определенно боюсь с его крайне левой программой. На интервенцию надеяться, я считаю, не приходится, т.к. это было бы для нас сплошным ужасом. Разделили бы Россию оптом и в розницу на целый ряд капиталистических колоний, а тогда уж берегись. Гофман меня в этом поддержал. Щеглов, кажется, не возражал. Я снова начал и говорю: Нет, вот если бы был бы тов. Ленин, то возможно было бы все иначе; и как бы он поступил с индустриализацией и колхозами. Тов. Ленин ведь гениальнейший человек настоящего времени. Но тут вмешался Щеглов и начал говорить о том, чем, собственно, гениален тов. Ленин, возьмите хотя бы его одну фразу: «Каждая кухарка должна управлять государством», в чем ее логичность, ну поймите сами: «кухарка управляет государством», фраза совершенно нелогична.

 

Примечание: Во время этого рассказа я между прочим спросил Гофмана: «А что можно здесь говорить», то Гофман ответил: «О, конечно». Ал. Скворцов

 

Тут он хотел еще что-то сказать, но я и Гофман его остановили, говоря, что довольно, довольно. На этом разговор о т. Сталине был закончен, и я спустя две-три минуты отправился домой.

13 января 1933 г. мы собрались вечером у тов. Львова. Был я, Пчелинцев и Львов и там зашел разговор о возможности второго Нэпа. Я говорил, что если бы даже он мог бы иметь место теперь, то он не мог бы иметь ту форму, какую он носил в 1921 и последующих годах, т.к. в то время, видимо, были колоссальные запасы всего искусстно припрятанные капиталистическими элементами, так как после объявления Нэпа в течение самого короткого времени, Москва сияла окнами магазинов, набитых всевозможными товарами и даже драгоценностями. И как пример привел случай, о котором я слышал в Москве в гостинице на Петровке, где мои компаньоны по комнате рассказывали о том, что бывшие люди, оставшиеся за бортом после революции, но не успевшие удрать за границу, вновь вылезли из своих нор и принялись как за наиболее легкую работу биржевую товарную спекуляцию. Указали, как пример, на графа или князя Юсупова, был ли в то время Юсупов в Москве или нет, я не знал. Но сочинив глупую историйку специально для Алекс<андра> Иван<овича> Львова, который, кстати, любит все экстраординарное, я рассказал о том, что я будто бы познакомился с этим Юсуповым через астрах<анскую> артистку Пигину Людмилу и который дал мне продать мыло. Вся, я повторяю, эта история выдумана от начала до конца ради шутки.

Теперь же второго Нэпа в той форме ожидать нельзя, так как нет тех запасов у капиталистич<еских> элементов, а все находится в руках кооперативных и торговых организаций, с одной стороны, и с другой на это и не пойдет Советское Правительство, которое стремится к социализму.

 

Написано собственноручно Ал. Скворцов

Допросил Уполн. ДТООГПУ подпись

Л.д. 81-82.

 

Дополнительные показания Скворцова, Александра Васильевича

от 1го Марта 1933 года

 

Познакомился я Скворцов, Александр Васильевич с Пчелинцевым Виктором Петровичем через посредство Гофман Виталия Анатольевича, но точно не могу припомнить не то на квартире Гофман, не то на улице.

Один раз я виделся с Пчелинцевым на квартире Гофман в самое первое время моего с Пчелинцевым знакомства. Во время этого посещения Гофмана я не помню разговоров, носящих контрреволюционный характер. Затем долгое время я не виделся с Пчелинцевым и только осенью, когда я начал ставить себе радио, я вспомнил, что у Пчелинцева есть сын, правда, еще мальчик, но достаточно хорошо знаком с техникой радио. И я, делая усилитель, не мог справиться с этой работой и отправился на консультацию к Пчелинцевым. Во время этого посещения сам Виктор Петрович Пчелинцев был болен и лежал в другой комнате. Получив нужные поправки к моей работе, я через несколько минут ушел от Пчелинцевых. Второе посещение было Пчелинцева ко мне вместе с своим сыном посмотреть мой радиоаппарат. Это посещение было также непродолжительно и также не имело контрреволюционных разговоров. Затем Пчелинцев зашел ко мне в то время, когда у меня был Стиркс, между ними происходил разговор о военной службе – о том, кто какую занимает военную должность. Стиркс предлагал Пчелинцеву перейти на военную службу, т.к. в настоящее время в материальном отношении военная служба дает массу преимуществ. Что же ответил Пчелинцев, я точно не помню, но, кажется, он ответил, что по состоянию своего здоровья он работать на военной службе не сможет. Других разговоров в это посещение не было, и мы все трое, т.е. я, Скворцов, Пчелинцев и Стиркс вышли вместе из дому и пошли по Обуховскому, около своего дома Пчелинцев отстал, а я с Стирксом пошел к последнему домой. Еще одно посещение было Пчелинцева, когда он был у нас и разговор, главным образом, вел Пчелинцев о своем сокращении и переезде из Саратова, предлагал и нам, т.е. моей жене Нине Степановне Скворцовой-Степановой и мне Скворцову переехать вместе в Ставрополь-Кавказский, указывая, что там жизнь гораздо дешевле. Сам город хороший и работу в этом городе, по его мнению, можно будет найти. Также говорил, что он написал туда своим родственникам о своем положении, кроме того, он также писал и в Москву о том же. Я и жена выразили желание уехать из Саратова. Моя жена говорила, что служба ее не удовлетворяет в Саратове и он охотно бы бросила эту службу. Говорила о том, что план строительства на 1933 г. снижен и что у них на службе также возможно сокращение, т.к. сокращение по строительным организациям г. Саратова уже проводится. Кажется, в этот же раз она рассказала и о сумасшедшем помдиректоре-коммунисте из своего учреждения, который сошел с ума на почве мании величия, который хотел удалить т. Сталина и занять его место. Он говорил, что он скоро едет в Москву и по приезде туда он все изменит. Призывал к спокойствию и обещал иную хорошую жизнь. Мы все трое также говорили о том, когда же, наконец, улучшится жизнь и можно ли в ближайшее будущее ожидать изменений. Я выражал свою надежду на колхозную торговлю и говорил, что с открытием колхозной торговли возможно снижение цен на рынке и появление достаточного количества продуктов. Но Пчелинцев говорил, что он не верит в колхозную торговлю, т.к. по нашему краю колхозникам нечем торговать и что последний хлеб, выданный колхозникам за работу в колхозах, отобран при хлебозаготовках. Я ему возразил, что разрешите только свободную продажу хлеба и других продуктов, как они тотчас появятся на рынке. Жена моя говорила, что если даже колхозники и имеют некоторое количество хлебных продуктов у себя, то вряд ли это может изменить и особенно повлиять на рынок и рыночные цены. Но вообще все мы трое не знали и не могли решить, когда и как будет разрешен вопрос – продовольственный. Я говорил и возмущался тем, что оклады остались почти без увеличения, а жизнь подорожала на десятки, а по некоторым видам продуктов даже на сотни процентов. Особенно меня возмущали невероятно высокие цены в кооперативных и вообще государственных магазинах.

Были ли еще какие разговоры в этот раз, я не помню.

Дальнейшее посещение Пчелинцева, которое у меня осталось в памяти, было по приглашению моей жены, которая, узнав о том, что Пчелинцев остается без работы, хотела предложить ему место арестованного сотрудника ее сектора Афанасьева или же место ее самой. Об этом она просила меня зайти к Пчелинцеву и попросить его прийти к нам. Пчелинцева я дома не застал, а видел только его сына, которого и просил передать отцу, чтобы сам Пчелинцев зашел к нам. Вечером этого дня или на другой день вечером, Пчелинцев пришел к нам, и я его провел в комнату моей матери, где сидела и работала моя жена. Между Пчелинцевым и моей женой велся очень долгое время разговор служебного порядка. Разговор меня мало интересовал, и я его почти не слушал, но в конце этого разговора Пчелинцев показал открытку из Ставрополя – ответ на его запрос, в которой ему писали, что место в Ставрополе по его специальности найти в настоящее время не удастся, аналогичное письмо он получил и из Москвы. Во врем чая, на который мы пригласили и Пчелинцева, жена рассказала, что она слышала от своего быв. сотрудника Бердичевского, что будто бы в Саратове организовалась контрреволюционная организация, составленная из членов партии ВКП(б). Пчелинцев сказал «Что я, знаете, был бы готов вступить в какую-либо организацию». Затем разговор перешел на белых офицеров и вообще офицерство начала революции. Я лично относился и отношусь к белым офицерам отрицательно и заявил «Что во время гражданской войны офицерство занималось пьянством, развратом и грабежами беззащитных крестьян, что у них не было тыла, что они теряли одну позицию за другой из-под своих ног, если и не целиком, то во всяком случае в известной степени благодаря своего возмутительного отношения к крестьянству и своего безобразного поведения. Пчелинцев же возразил мне «Что все-таки белое офицерство сделало свое дело». Дальнейших Еще разговоров на политические темы я припомнить не могу.

Помимо встречи с Пчелинцевым, у меня на дому я с ним виделся еще два раза у Львова, Александра Ивановича, 31 Декабря 1932 г. и 13 Января 1933 г. У Львова у нас зашел также разговор о тяжелых условиях теперешней жизни, и мы также искали выхода. Я между прочим сказал, мог ли т. Сталин резко изменить свою позицию в другую сторону, ну хотя бы так, как сделал тов. Ленин во время военного коммунизма объявив НЭП. Если б т. Сталин это и сделал, в чем я сомневаюсь, то вряд ли кто теперь из коммерсантов еще и остался, да и поверят ли они. Не нужно также забывать, что в начале революции товары были припрятаны, а теперь их нет, или они как экспорт уходят за границу. Если последнее верно, то тогда еще может измениться вопрос к лучшему и при кооперативной торговле, если прекратить экспроприирование товаров за границу, а все, что вырабатывается в России, выбросить на внутренний рынок. Я не помню, возражал ли кто мне, как будто никто, но помню, что Львов меня поддерживал. Других разговоров, имеющих политическое или контрреволюционное значение, за эти два раза я не помню. Собственноручно подписал Скворцов

 

Допросил Уполн. ДТООГПУ подпись

Л.д. 88.

 

Показания от 3/III 1933 г. Степановой, Н.С.

 

Никаких сведений о существующих контр-революционных подпольных организациях и о лицах, входящих в состав их, не имею. Показываю это с полной ответственностью. Показания моего мужа и Пчелинцева о том, что я сообщила о том, что со слов Бердичевского я знаю о существовании в Саратове подпольной организации, подтвердить не могу, т.к. не помню о том, что Бердичевский сообщал мне такой факт. Допускаю, что с его или с чьих-либо других слов я могла сообщить о том, что по городу ходят слухи об открытии в городе организации, в состав которой входят члены ВКП(б) и что происходят их аресты. Помнится, что данные слухи имелись перед постановлением ЦК ВКП(б), содержащим указания на ошибки, допущенные Н.-В. Крайкомом. Об этом последнем я также сообщила мужу, отметив в постановлении Г. Маленкова <?>, с которым была знакома по двум службам.

Ничего более определенного по этому поводу показать не могу. В памяти разговор, который приводит в своих показаниях муж и в части подтверждает Пчелинцев, ясно не сохранился. Конкретных данных об организациях контр-революционного подпольного характера никаких не имею.

 

3/III-33 г. Н. Степанова

 

Привожу сведения об известных мне лицах, которые находятся на положении административно высланных: 1) в Iм Госстройтресте: Родзевич, И.И. старший инженер, Ветухновская, Р.З. – экономист по труду, Афанасьев, А.И. – экономист 2) в Саратовском Отделении Край<…>– Бердичевский, С.И. Со всеми этими лицами знакома по службе. Никто из них на дому у меня не бывал. Один раз я приглашала вечером прийти Ветухновскую для работы по к.ц. ввиду отсутствия электричества на службе, но она не пришла, т.к. это было после ареста Афанасьева, то я высказала предположение, что и она, как принадлежащая к административно-высланным арестована, что не подтвердилось. С Рязановым я не знакома. О его пребывании в Саратове   сказал мне Афанасьев, который на вопрос мой кто такой Рязанов удивился, что я о нем ничего не слыхала и не знаю об этой личности. Бывал ли Афанасьев у Рязанова не знаю. Статистик Макарова после ареста Афанасьева сообщила мне, что Афанасьев с его слов принадлежит к троцкистам.

Не отрицаю того, что не соглашаясь с я могла высказывать соображения о том, что слишком высоко взятые темпы индустриализации и коллективизации могут поставить страну в очень тяжелое хозяйственное положение при продолжении их и во второй пятилетке. Эти соображения могла высказывать и в 1931 и в 1932 гг. В текущем году, когда был взят курс на освоение достигнутого в промышленности и на хозяйственное укрепление колхозов, которые освоив только коллективную форму по своему экономическому состоянию были слабы, таких предположений не высказывала считая этот курс правильным.

Являясь противницей интервенции и не раз высказывая соображения, что война при теперешнем положении вещей немыслима для Зап. Европы, переживающей кризис, я считала, что и для СССР война может повести к весьма тяжелым последствиям и может быть опасна для Советской власти.

О том, что существует в Саратове контр-революционная организация, в которую входят видные большевики, троцкисты и меньшевики (о которой дает показания мой муж) я ничего не знаю. Считаю существования такой организации теоретически невозможным. Но я говорила мужу о том, что я знакома с Бердичевским, который по моим предположениям принадлежит к партии меньшевиков, что у нас в Тресте служит Афанасьев, о котором говорят, что он троцкист и Ветухновская меньшевичка [о которой Афанасьев, узнав, что она административно выслана сказал, как мне показалось с пренебрежением: «наверное меньшевичка»]. Очевидно это послужило поводом для предположения моего мужа о том, что существуют лица объединенные указанной организацией. Я лично считаю существование такой организации теоретически невозможной. в силу различных элементов ее составляющих

 

3/III-33 г. Н. Степанова

Допросил Уп. ДТО ОГПУ подпись

Л.д. 89.

 

Показания Степановой, Н.С. от 5/III 1933 г.

 

Помню, что во время службы в КрайОГИЗ’е муж говорил мне о художнике, который очень много зарабатывает, получая большие заказы, что живет совершенно один в Саратове без семьи. Говорил, что он много пьет, что является административно-высланным из Москвы и что скоро вернется обратно, ввиду окончания срока высылки. Помнится, что один раз он заходил к нам, фамилия его, кажется, Яковлев, однако точно сказать не могу. Больше ничего по этому вопросу показать не могу. Слыхала от мужа, что он уехал обратно в Москву и считала, что встречи их прекратились. Это относится примерно к 1929-30 году. По вопросу о переписке мужа с заграницей знаю следующее. Наиболее оживленная переписка у мужа происходила с двумя лицами: с Максом Шермом, рабочим из Германии и с Этольмом Стеллено <?>, народным учителем и писателем, крупным экспортером Швеции. Об этой переписке знаю следующее. Макс Шерм интересовался вопросами революционного искусства, читая лекции по этому вопросу среди рабочих. Интересовала его также и антимилитаристическое направление в искусстве. Муж посылал ему литературу в этом направлении, а также современные русские журналы, выписывая для этого в последнее время журнал СССР на стройке. Макс Шерм присылал ему весьма много ценных изданий (монографию Кэтро Кольвиц, Брэтвина и др., а также последнее время книги по японскому искусству). За последнее время переписка эта стала менее оживленной. На вопрос мой к мужу о причинах этого он объяснил, что отсутствие денег не позволяет ему приобрести что-либо для обмена. Другую причину он находил в том, что затрудняется с переводом с русского языка на эсперанто и что это задерживает посылку журнала СССР на стройке, а без перевода посылка теряет свой смысл.

С Этольмом переписка касалась, главным образом, вопросов литературы. Этольм изучает русский язык, муж язык эсперанто. Обмениваясь письмами они условились делать указания друг другу относительно грамматики указанных языков. Обмен у них производился книгами. Муж посылал ему русских писателей, Этольм – книги на эсперанто, а в одно из последних получений прислал 3 книги и для меня и для сына (для меня роман Гэлсуорси и французский роман – автора не помню). По вопросу о том касался ли муж в своей переписке вопросов политического характера могу сообщить следующее. Он не раз мне говорил, что ограничивается в своей переписке вопросами обмена произведениями искусства, литературы, открытками, фотографиями, но что вопросов политического характера избегает вплоть до прекращения переписки с теми лицами, которые эту переписку начинают, интересуясь вопросами политического положения Союза. Свой отказ от такой переписки он мотивировал тем, что эти вопросы его мало интересуют, а также тем, что переписку на эти темы не ведет из осторожности, боясь, чтоб она не была понята, как переписка имеющая свой целью сообщения о Союзе за границу. Помнится, что таким образом он не ответил на письмо из Австралии от одного, кажется, учителя (фамилию не помню) и на письма одной из корреспонденток из Германии (фамилии также сообщить не могу).

В последнее время он получал также ряд открыток из Японии от кого не знаю, с воспроизведенными японскими гравюрами, затем из Испании, Голландии, Бельгии и кажется Франции. Имен лиц, приславших эти открытки не знаю, равно как и содержания переписки с ними. Предполагаю, что с этими последними муж обменивался открытками, т.к. получения от них крупных посылок не помню, а муж в последнее время не мог посылать более ценные посылки, не имея запаса изданий и журналов. Имел ли муж переписку с заграницей контр-революционного характера мне не известно, т.к. о переписке такого характера он никогда ничего не говорил. Писем, которые он получал и посылал подробно мне не переводил, но думаю, что ничего серьезного никогда от меня не скрывал, поэтому считаю возможным ручаться, что переписки контр-революционного характера он никогда не вел.

По вопросу о том состоял ли муж в контр-революционной организации, в которую вовлек его художник Яковлев мне ничего неизвестно рано, как и о самом факте его вовлечения в какую-то ни было контр-революционную организацию.

О разговоре, который вел муж с Яковлевым, в момент посещения им нашей квартиры ничего не помню.

 

5/III-33 г. Н. Степанова

 

Допросил Уполном. ДТО ОГПУ РУжд Д. Самыгин

Л.д. 90.

 

Показания Степановой, Н.С. от 7/III 1933 г.

 

За время моего знакомства с ним и замужества, муж мой, А.В. Скворцов один раз ездил в Москву зимой (в конце 1928 г. или в начале 1929 г.). Пробыл в Москве 1-1 ½ недели, останавливался в Москве у В.А. Эйферта и, кажется (точно не помню), одну ночь ночевал у художника Доброва (имени и отчества его не знаю). За время своего пребывания в Москве он виделся там с рядом лиц, из которых могу назвать точно следующих: Эйферт, Добров, художник Котов, И.И., художественный критик Эттингер, П.Д. Других лиц вспомнить не могу. Поездка его в Москву была вызвана командировкой или Татарского Педтехникума, или ж.-д. школы на Увеке, точно сказать не могу, т.к. в это время он работал и в той и в другой школе. Цель командировки также точно не помню, кажется, она находилась в связи с приобретением учебных пособий. Летом 1929 г. он ездил отдыхать в Бахчисарай, на время летних каникул. Провел там около 1-1 ½ месяцев. Знакомых у него там не было.

В период 1929-31 г. один раз посетил нашу квартиру художник, фамилия которого, кажется, Смирнов, показывавший нам свои работы. Точно содержания их не помню, кажется они содержали восточные мотивы. Позднее, по сообщению мужа, этот художник (точно не помню) поступил на службу, в которой производил кино-съемки или в Калмобласти или в Кирреспублике. Из разговора с мужем я поняла, что художественные работы Смирнова относятся к моменту его пребывания в Средней Азии, точно место, где он был не помню. Где в настоящее время находится Смирнов не знаю.

Как возникло знакомство мужа с инженером Волковым и с кино-оператором Булдаковым не знаю, равно как ничего не знаю и о самом факте знакомства.

Бывал ли у нас служащий магазина «Динамо» я не знаю. Если был, то в мое отсутствие. Я точно знаю, что у мужа был знакомый продавец в маг. «Динамо», по фамилии его точно не помню, кажется, Васильев.

Зимой этого (текущего) года муж как-то рассказал мне, что встретил знакомого, Проскурякова, кот. ему рассказал, что здесь в Саратове находится представитель одного из учреждений г. Харбина, предлагающий службу в г. Харбине, причем остановился на вопросе о поездке туда. Я не считала этот вопрос серьезным и не обратила на него особого внимания. Мысль об отъезде из Саратова бывала у мужа нередко, поэтому я отнеслась к этому, как к одному из многих его неосуществимых в этом отношении намерений. Точно сколько раз муж говорил со мной на эту тему не помню.

Муж имел переписку в Москве с художником Рэрбергом, Федоровым, Ф.Ф. коллекционером, Эттингером, П.Д., художественным критиком, с одним из служащих Музея Изящных Искусств, фамилии которого не помню и с Рабиновичем Л.И., коллекционером-любителем. Одним-двумя письмами обменялся также с Эйфертом, В.А. С художником Котовым П.И. не переписывался.

 

Н. Степанова

 

Допросил Уполном. ДТО ОГПУ РУжд Д. Самыгин

Л.д. 93.

 

Дополнительные Показания Степановой-Скворцовой Н.С.

от 16/II 1933 г.

 

На квартире у Гофмана я была, с мужем и матерью (когда точно не помню). Была не более одного раза, муж бывал чаще. В 1932 г. муж несколько раз бывал у Гофмана на даче, я на даче у Гофмана была один раз, но это было в 1930 или 1931 г. Гофман также бывал у нас на даче в 1932 г. Неоднократно бывал и на зимней квартире. Кроме Гофмана, у нас на даче бывали следующие лица: Львов, Дралин А.И. зам. директора гос. стр. треста, а также мои сестры. Гофман приходил к нам всегда голодным и мне каждый раз приходилось его кормить. Голодное состояние Гофмана служило темой для разговоров по экономическому положению страны. В таких случаях я или мать моего мужа жаловались на недостатки продовольствия и на задержки зарплаты, указывали на дороговизну продуктов. Гофман говорил, что его материальное положение усугубилось еще и тем, что при существующей системе оплаты педагогического труда, зарплата получается им неравномерно. Доподлинных слов Гофмана не помню, т.к. не записывала. Мои сестры и Львов никогда не вели разговоров на политич. темы. Со стороны мужа также были жалобы на задержку зарплаты и на плохое питание, но подробностей его разговоров не помню. В беседах среди наших знакомых рассказывались и анекдоты на политические темы, но какие именно я не помню. Разговоров о жизни за границей, которой бы восхищался мой муж, я не слыхала.

Больше показать ничего не могу, записано с моих слов верно, протокол мною прочитан.

 

16/II 33 г. Н. Степанова

 

Допросил: Уполномоч. ДТООГПУ РУЖД Д. Самыгин

Л.д. 97-98.

 

Протокол

Дополнительного допроса Гофман Виталия Анатольевича от 9/III-33 г.

 

В дополнение к моим прежним показаниям добавляю:

Моя квартира представляла собой характер конспиративной квартиры – для всяких и всех разговоров контрреволюционного порядка. Она – но я это – моя квартира носила или, вернее, служила местом явок лиц с явно контрреволюционными взглядами, как-то Скворцов Александр Васильевич, Щеглов Иван Никитаевич, Львов Александр Иванович, Пчелинцев Виктор Петрович, Гаврилов Константин Алексеевич.

Обычно у меня под предлогом просмотра книг моей собственной библиотеки по искусству собирались в разное время по 2 по 3 человека, в частности собирались и бывали неоднократно все упомянутые мною выше лица. Сказать, кто, когда и с кем точно указать я не могу, но во всяком случае все перечисленные выше лица друг друга хорошо знали и каждый из них мог или, вернее, встречался, в одно время с одними, в другое время с другими на моей квартире – каждое такое посещение – всегда происходило при моем присутствии.

Как я уже указал выше, что в моей квартире происходили открыто без стеснения всякия контрреволюционные разговоры, открыто обсуждались вопросы о путях и возможностях свержения соввласти.

По этому вопросу у нас выставлялись следующие мнения и взгляды.

Гаврилов К.А. высказывался и держался мнения, что советская власть может быть свергнута только путем интервенции – развивал эту теорию так: Германия – Польша по указанию Франции и Англии как заинтересованная в получении компенсации за свое выступление против Соввласти в виде колоний и разрешения положительно <…> о Данцигском коридоре = Германия действует на Западе, Польша на Украине, Япония действует с Востока = и таким образом Советская власть падает.

Эту точку зрения поддерживал Щеглов и Скворцов А.В.

Я Гофман среди кого именно точно не помню, но среди большинства присутствующих и бывающих у меня на квартире – высказывал и стоял на точке зрения, что для свержения Соввласти – нужно и возможно и осуществимо путем внутреннего восстания в СССР – на почве экономических осложнений и плюс к тому война ускоряет свержение Соввласти –

Против этой – моей точки зрения – о свержении Соввласти – возражений я со стороны присутствующих не встречал.

Щеглов Иван Никитаевич наиболее и Скворцов А.В. стояли на точке зрения – и проповедывали наиболее активно прямое вооруженное восстание – как путь избавления от советской власти.

Взгляды о путях борьбы с Соввластью путем вооруженного восстания внутри страны у нас возникли после случая насколько я Я помню в 1930 г. Скворцов А.В. – кто тогда присутствовал, я не помню, но разговор происходил у меня на квартире – сообщил нам, что он получил сведения, упоминал каких-то Астраханцев, которые об этом ему сообщили, что где-то в Калмыкии – было большое вооруженное восстание, которое было подавлено.

При моем аресте в 1930 г. Сар. ГПУ – на допросе ставились мне вопросы – кто являлся распро- сообщил эти сведения о восстании, я тогда назвать лица отказался.

 

Записано с моих слов верно и мне прочитано в чем и расписуюсь

В. Гофман

Зачеркнуто 3, 4, 5 строка сверху верно.

В. Гофман

 

Допросил Упол. III отд. подпись

 

Зачеркнуто «является распро» верно В. Гофман

Уп. ДТО подпись

 

Л.д. 99.

 

Дополнительные показания В.А. Гофмана 5го марта 1933 года

 

При первом аресте ГПУ 30 года я отказался дать фамилию сообщившего мне о беспорядках в Астраханской губ<ернии>. Узнал я это от Скворцова А.В. Сообщить его фамилию я не хотел, чтобы избавить его от ответственности. О приехавшем в Саратов из Москвы худ<ожнике> Яковлеве я узнал от Щеглова И.Н., который мне говорил, что Яковлев работает в ОГИЗе. Лично я с Яковлевым не встречался. Щеглов отзывался, насколько я помню, одобрительно, как о художнике о Яковлеве.

Написано собственноручно В. Гофман

Л.д. 100-101.

 

Дополнительное показание В.А. Гофмана 3го марта 1933 г.

 

У меня на квартире был разговор о Торгсине, начался в присутствии В.П. Пчелинцева и я сказал, что мог бы обратиться к моему брату, находившемуся в Марокко (порт Кенитра), о высылке мне иностранной золотой валюты, но удерживало меня нежелание его обременять. Брат мой Сергей Анатольевич Гофман [1] был последний раз в Саратове у брата моего Юрия Анатольевича Гофмана в имении при селе Литовка, в это время и я был там. Брат Сергей тогда был командиром подводной лодки. Прогостил он не более двух недель. После чего в продолжение нескольких лет об нем никто из родственников не имел никаких известий. Лишь через несколько лет после этого мать наша, которая жила со мной, получила от него письмо из порта Кенитра (Марокко). В этом письме он описывал свою жизнь за эти годы. Как я уже выше упомянул, он был командиром подводной лодки. Лодка имела своей базой порт Балаклава, где он на берегу снимал дачу, в которой и жил при стоянке лодки, выходя на дежурство к Босфору сторожить немецкие крейсера «Гебен» и «Бреслау».

Однажды во время его пребывания в Балаклаве на дачу к нему прибыл автомобиль с вооруженными матросами из Севастополя. В то время прошло выборное начало, и он был выбранным командиром. На автомобиле он был доставлен в Севастополь в тюрьму, где по прошествии трех дней ему был объявлен расстрел. Вечером в момент ожидания конца он услышал свою фамилию, на которую тотчас отозвался, желая скорейшего конца. К своему удивлению, он видит своего матроса, который от имени команды лодки потребовал освобождения его. Все нарочито привело его к решению бежать за границу. В письме своем он не описывал всех подробностей побега, а лишь перечислял страны, в которых побывал, с кратким указанием: лоцман, минер, электротехник, шофер, гидротехник и затем обосновался в Марокко (порт Кенитра), где был в качестве гидротехника при стройке порта Кенитра, здесь он, как впоследствии описывал уже мне в письме, женился на француженке. Она умирает от родов, оставив ему дочь. Две карточки этой девочки он прислал мне. В последнем письме он писал, что дочка умерла, причем в смерти ее винил ненавистную тещу, которая вместе с двумя дочерьми от первого брака жены, осталась ему в наследство. Писал, что жизнь его стала очень тяжелой: тоска о потерянных близких, тоска о родине и ненавистный дом, куда он лишь дает деньги, а сам почти не является. Это последнее письмо, точно года не помню, но приблизительно три года назад, после чего переписки с ним не имел.

Был у меня еще разговор с иностранцем, посетившим прошлым летом семью Бах в Разбойщине на даче. Это был инженер-немец, работавший на Комбайне. Я рассказывал со слов Бах, как хорошо иностранцы <…>ются в закрытом распределителе для иностранцев. Он привез Баху в подарок: хорошие конфеты, копченые языки, один из которых они подарили моей маме. Не так давно мне жена Баха М.Е. говорила, что тот инженер уехал на родину и там умер. Лично я этого немца не видел.

 

В. Гофман




[1] Гофман Сергей Анатольевич (1891-1968), старший лейтенант (1919), офицер Черноморского флота – Георгиевский кавалер Первой Мировой войны. В 1915 г. командовал подводной лодкой «Морж».



Л.д. 102.

 

Протокол

Дополнительного допроса

Щеглова Ивана Никитаевича

 

16/III-33

 

Примерно в 1929-30 году точно не помню я Щеглов И.Н. действительно встречал в канцелярии техникума Яковлева имя отчество я его не знаю, сколько раз я встречался с Яковлевым сейчас припомнить не могу. С ним Яковлевым я разговоров не вел, но о нем от моего знакомого Сапожникова Алексея Алексеевича слышал, что он Яковлев выслан из Москвы за что не знаю. Одновременно в этой беседе мне Сапожников сообщил, что Яковлев имеет какое-то близкое и чуть ли не родственное отношение к артисту Шаляпину ныне находящемуся за границей.

На политические темы с Яковлевым и Сапожников<ым> я не говорил. Помню в 1931 году перед моим арестом СарГПУ я как-то встретился на улице с неким Огородовым имя отчество не знаю, где он сейчас находится и чем занимается я также не знаю. Этот Огородов в беседе со мной указывал о необходимости перемене власти, в частности он сказал «Когда это все кончится» – я ему в этой беседе поддержки не оказывал и отнесся к нему отрицательно т.к. знал о том что он комсомолец и работает в профкоме. Больше с Огородовым я не встречался.

О нахождении в Саратове Яковлева и полученные мною о нем сведения от Санникова я сообщил Гофману Виталию Анатольевичу и кому другим лицам я говорил о Яковлеве я сейчас не помню.

Подробности разговоров у меня с Гофманом о Яковлеве я сейчас не помню.

Показания записаны с моих слов верно и мною прочитаны в чем и расписуюсь И. Щеглов

Л.д. 111.

 

Показания Степановой, Н.С. от 2/III 1933 г.

 

Познакомилась я с т. Бердичевским, С.И. (за точность имени и отчества не ручаюсь) в 1932 г. во время моей службы в КрайКУ. т. Бердичевский в это время работал в Крайпрогоре, который находился в одном здании с КрайКУ. Первые встречи с ним происходили на собраниях (помню заседание, на котором докладывались контрольные цифры на 1932, а также маленькое совещание по вопросу о подготовке диаграмм и др. показательного материала по жилищно-коммунальному хозяйству для Пленума Крайкома). Позднее я к нему обращалась по указанию т. Воскресенского, Ф.Ф., Заведующего Плановым Сектором КрайКУ, для получения материала по экономическому описанию городов, который был нам нужен для проработки первой памятки <пометки?> к.у<ц?>. 2й пятилетки по жилищно-коммунальному хозяйству. Другого общения с ним в этот период не было. С отъездом Крайпрогора в Сталинград, если не ошибаюсь, в начале марта 1932 г., т. Бердичевский временно уехал из Саратова, возвратившись через некоторое время в Саратов, продолжал оставаться на службе в Крайпрогоре. В середине марта в Сталинград выехало и КрайКУ, оставив в Саратове Представительство в составе нескольких лиц. В Представительстве была оставлена и я, в качестве экономиста. По возвращении своем из Сталинграда т. Бердичевский заходил в Представительство для получения корреспонденции из Сталинграда, для встречи с т.т. командированными из Сталинграда или для встречи с представителями из Покровска, где он вел работу по планировке города. Изредка он пользовался каким-либо из столов, чтоб поработать или написать что-либо, но это было очень редко. По большей части он заглядывал мимолетно для наведения той или иной справки, которая ему давалась или мной, или кем-либо из других имеющихся в это время сотрудников. Вскоре я захворала воспалением легких и вернувшись после довольно продолжительного отсутствия, перешла на службу в Крайкоммунстрой, оставаясь в той же комнате, где помещалось и представительство. По просьбе т. Бердичевского, ввиду отсутствия у него помещения, т. Прошин, директор Крайкоммунстроя, одновременно возглавлявший Представительство КрайКУ, разрешил т. Бердичевскому пользоваться одним из свободных столов, находящихся в Представительстве, что он изредка и делал. С ликвидацией 1го июня Представительства и с переездом нашего учреждения из помещения на Театральной площади на ул. Республики, т. Бердичевский прекратил свои посещения Крайкоммунстроя, на что я а затем я уехала в отпуск на 1 м-ц на дачу. По возвращении с дачи я видела его один раз осенью, когда он заходил узнать, вернулся ли из командировки в Сталинград т. Прошин, и несколько раз (5-6) зимой, когда возник разговор вопрос об открытии в Саратове Саратовского Отделения Крайпрогора. Отделение это было открыто в конце декабря или начале января месяца 1933 г. С открытием Отделения т. Бердичевский перестал заходить в Крайкоммунстрой, т.к. наше проектное бюро уже перешло в помещение Саратовского Отделения Крайпрогора и вопрос был улажен.

Последний раз я видела т. Бердичевского незадолго до ареста. Этот последний разговор я помню. Войдя в комнату и поздоровавшись, т. Бердичевский сказал: «Жизнь хороша», настроение у него было веселое, оживленное. Обратившись ко мне и видя, что я не особенно разделяю его настроение. Он спросил почему. Я объяснила усталостью, перегрузкой по работе и пожаловалась на медлительность своих сотрудников. Кроме того, сказала, что меня угнетает задержка зарплаты. На это последнее он сообщил, что задолженность по зарплате по-видимому скоро будет ликвидирована, т.к. в банке уже получено распоряжение о выдаче зарплаты педагогам. Потом он прибавил, что несмотря на то, что я не получаю зарплату, вид у меня неплохой. После чего, сославшись на отсутствие времени, побежал куда-то по делам.

Остальные разговоры, которые мной велись с ним, были также разговоры краткого веселого характера (справки, вопроса, обмена приветствиями и вопросы о самочувствии и здоровье), содержание которых затрудняюсь воспроизвести точно. Помню разговор о том, что я хочу бросить место Заведыв. Сектором, на которое и прошу его, если будут в Крайпрогор обращаться экономисты, прислать мне. Он нашел, что я это делаю напрасно, но когда я сослалась на то, что я совсем не вижу своего ребенка, он сказал, что это правильно. Вскоре он прислал т. Островского, который оказался неподходящим.

Как-то раз спрашивал меня о том, что из себя представляют Саратовские дачи, собираясь заехать прогуляться. Но так и не собрался.

Интересовался о том, как идет заключение договоров. Сообщил о заказах, которые они имеют. Делился впечатлениями о Сталинграде по приезде оттуда весною 1932 г.

Все разговоры были веселого характера, на ходу. Разговоров более продолжительного характера не было.

 

2/III 33 г.

Н. Степанова

 

Прошлое т. Бердичевского мне подробно неизвестно. Из отдельных, отрывочных разговоров его помню его упоминание о съезде в Стокгольме. Знаю также, что он владеет английским языком, который преподает на курсах иностранных языках в Саратове. Говорил он как-то, что этот язык почти его родной, что он учился в Англии (где точно не помню). Говорят, что он административно-высланный, кажется из Москвы (за точность не ручаюсь). Я предполагала, что он меньшевик, но определенных сведений по этому поводу не имею, ни от него, ни от кого-нибудь другого.

 

2/III 33 г.

Н. Степанова

 

Допросил Уп ДТО подпись

Л.д. 117–126.

 

Дополнительные показания Скворцова, Александра Васильевича

от 1го марта 1933 года.

 

В первой части моего допроса я не был искренен и правдив, т.к. благодаря ложной чести боялся подвести своих товарищей по аресту. Эта ложная честь была у меня еще привита, видимо, с детства, т.к. я, будучи ребенком и школьником, считал, выдать своего товарища игр или школьника, преступным. Эта ложная честь прививалась мне и в школе, где я учился, там в школе за малейшую ябеду и ничтожнейший проступок в этом направлении ученики жестоко наказывали провинившегося, иногда не останавливаясь даже и перед побоями в раздевальне, где они накрывали провинившегося пальто и били.

Естественно, эта «ложная честь» не могла выветриться с годами, а так и осталась у меня и до настоящего времени. Но, попав в ГПУ, я постепенно осознал, что эта «ложная честь» здесь, в ГПУ, не может иметь места. И сознавая первые свои ошибки в части допроса, я встал на другую точку зрения и стал говорить правду. Описал с полной искренностью свою жизнь с самого детства и с 1917 по 1926 г. Признал себя антисоветским элементом и рассказал и о своих товарищах и знакомых, и о их политических убеждениях так, как я понимал их. Но должен и здесь оговориться, что активного участия против Советской Власти я не предпринимал и не считал возможным принять в этом участия.

Я виноват и глубоко виноват перед Советской Властью в своих антисоветских и контрреволюционных разговорах, критике распоряжений правительства и даже антисоветских анекдотах, также виноват и за свои ложные показания в первой части допроса. Но не считаю себя окончательно потерянным человеком и в других условиях и другом окружении мог бы еще принести пользу Советской Власти, встав на честный путь советского труженика, поэтому я прошу Советскую Власть не о полном моем освобождении, о чем, конечно, не может быть и речи, а лишь о снисхождении и возможности забыть прошлую жизнь и воспитать в себе человека, достойного жить в Советской Республике и трудиться. Я верю, что Советская Власть отнесется ко мне, как <к> человеку, который осознал свои ошибки, и который хочет еще быть полезным членом Союза.

1926 год и 1927 г. я был исключительно занят семейными делами. В 1926 году я женился и провел все лето на даче в Монастырке, где нас никто не посещал, за исключением родственников жены. Осень и зима 1926 г. и начало зимы 1927 у меня прошли в заботах и хлопотах, как беременности жены, так и рождения ребенка. Затем очень много сил и нервов стоили домашние неприятности между моей матерью и женой, которые, нужно сказать откровенно, не были ликвидированы и по день ареста. Если они затихали моментами, то и вспыхивали с новой силой. В 1927 г. весной мне пришлось отправить жену с ребенком в с. Пески Тамбовского или Воронежского округа, точно не знаю, чтобы хоть несколько разрядить домашнюю обстановку и дать покой как жене и ребенку, так и моей старухе матери. Летом во время отпуска я сам поехал в с. Пески и там провел отпуск и привез жену и ребенка домой. Первое время в семье наступило как будто затишье, но, как оказалось затем, на очень короткое время. За это время если я и бывал у Гофмана, Виталия Анатольевича на квартире (с Гофман Виталием Анатольевичем я познакомился в конце 1925 г. через посредство моего товарища по Саратовскому Художественному Техникуму – Иванова Николая Ивановича), то эти посещения были исключительно вызваны или необходимыми для меня книгами, которые я брал у Гофмана из его личной библиотеки, или же поделиться с ним моими домашними несчастьями и неприятностями. Во время этих посещений я встречал у него один или два раза Иванова, Николая Ивановича, художника Борисова Николая Михайловича, Корнеевых Павла и Сергея и один раз Баха Генрих Ивановича, несколько раз Щеглова Ивана Никитьевича. Разговоров на политическую тему я за этот период времени не помню. Правда, сам Гофман часто мне рассказывал о своей привольной и сытой жизни, о своих путешествиях по морям и океанам, о своих мечтах, разрушенных Революцией. Во всех этих разговорах сквозило недовольство и раздражение. Гофман был недоволен условиями жизни настоящего времени: одна комната, где все, и спальня, и столовая, и кухня, и мастерская, своей работой и т.д. Но нужно сказать, что это не всегда бывало так. Помню один случай, когда он пришел к нам, его спросила моя жена о том, как он живет. Он самодовольно ответил: «О, прекрасно. Я достаточно хорошо теперь зарабатываю». Мы же в это время жили довольно стесненно. Жена, имея ребенка грудного, не могла служить, т.к. часто прихварывала, а я получал небольшое жалованье 66 руб.

Весна Зима 1928 г. мне также принесла массу домашних неприятностей и дошло дело до того, что жена переселилась к своей матери на квартиру вместе с ребенком. Весной 1928 г. я с женой и ребенком переселился на дачу в Монастырку. Где меня с женой почти никто не посещал, за исключением художника Борисова, Николая Михайловича, который обычно живет по летам в Монастырке, и Рабиновича Льва Ильича, который также в это лето жил в Монастырке. Политических разговоров с этими людьми я не вел, да и они, эти разговоры, и не имели актуального значения в нашей жизни в то время. В Октябре м-це того же года я с женой и ребенком переселился в новое помещение там же в Монастырке, найдя комнату. Где и прожил до Марта 1929 г. За это время меня один раз только навестил Гофман, Виталий Анатольевич и мать жены. Больше никто у нас не был. Политических разговоров я за эту зиму не помню.

Оставив в городе на своей старой квартире мать свою, я мог быть спокойным за квартиру только на время лета, когда мы жили на даче. Но после того, как мы решили с женой остаться в Монастырке, необходимо было подумать о квартире. Совсем бросать ее было опасно, т.к. мы могли рано или поздно вернуться в город. И я решил сдать на время большую комнату, а в маленькой поместить свою мать. Мне Гофман, Виталий Анатолиевич, предложил, как квартирантов, семью своего брата Юрия Анатолиевича. Я знал и раньше познакомился с ним, т.е. с Юрием Анатолиевичем, что это был быв. помещик, быв. Земский Начальник, но также знал, что он работает на Советской службе. Нужно сказать, что ни я, ни моя жена не хотели передавать квартиру Юрию Анатол<иевичу> Гофману, т.к. боялись осложнений, но Гофман, Виталий Анатол<иевич> начал убеждать нас, что из этого ничего дурного не выйдет, что брат его работает на Советской службе и что он имеет об этом соответствующие документы. В конце концов, мы согласились и сдали квартиру брату Гофмана на условиях оплаты квартирной платы за сданную комнату и отопление в половинном размере. Но за это на нас донесли и нам пришлось предстать перед судом. Суд квартиру у нас не отобрал, а только постановил выселить семью Гофмана Юрия Анат., но я это сделал до суда и сам переехал в город вместе с женой и сыном. Весной этого года я если и был у Гофмана Вит. Анат., то, думаю, не больше одного-двух раз, т.к. по своей службе был очень занят. У нас в Татарском Педагогическом Техникуме была введена система преподавания конвейером, и я занимался с 9 ч. утра и до 9 ч. вечера и даже не мог ходить домой обедать, а обедал в ближайшей столовой. За это время я также не помню каких-либо политических разговоров, носящих контрреволюционный характер. Правда, я опустил здесь сказать, что как меня, так и мою жену, точно также и Гофмана волновали вопросы внутрипартийных событий. Бывая в то время у Гофман и встречая там Гаврилова Владимира, и мы, т.е. я, Гофман и Владимир Гаврилов часто, прочитав газеты, обсуждали, чем может кончиться эти разногласия внутри партии. Гаврилов Владимир прямо заявлял, что, видимо, эти разногласия доведут до политического краха всю страну. И говорил, что на этих разногласиях закончится существование Советской власти. Я не могу сказать про себя, что я думал так же, как он, так как не мог сам разобраться во всей этой сложной истории. Но один факт на меня произвел сильное впечатление это выдержка из речи Троцкого о завещании тов. Ленина о его взглядах на тов. Сталина. В 1927 году, когда моя жена жила в с. Песках, я раза два ездил в Разбойщино к Гофману Виталию Анат., который там жил на даче. Там я видел и бывал у художников Сапожникова, Алексея Алексеевича и Уткина Петра Савича. Там же видел Щеглова, Ивана Никитьевича, который жил в Разбойщино и заходил к Сапожникову. У Гофмана, Виталия Анатолиевича я никого не видел за время своего посещения, но один раз, только точно не помню, в этом ли году это было или в следующем. Гофман, когда мы с ним гуляли или шли на станцию, оставив меня на дороге, подошел к какому-то человеку в плаще и кепке и, кажется, очках, что-то с ним говорил. После, когда мы продолжали путь, Гофман мне сказал, что это преподаватель, его знакомый, который сидел в ГПУ и только что освобожден. Я его спросил, за что, но теперь не помню ответа Гофмана, и сказал ли он мне или нет. Позднее я его видел на трамвае, когда я ехал с 10й остановки. Один раз я, моя жена и моя мать были у Гофмана, Виталия Анатолиевича на даче, но в каком это было году, точно не помню, думаю, что в 1926 году, так как у нас не было еще ребенка, т.к. я не помню, чтобы мы ездили с сыном.

В 1929 году мы лето жили опять в Монастырке, но уже все вместе, т.е. я, моя жена, моя мать и сынишка. За это лето я не нас посещали свояченица Наталия Степановна сестра моей жены с дочкой и Борисов Николай Михайлович. Политических разговоров я за это время также не помню. В Июне м-це 1929 г., имея железнодорожный бесплатный билет как преподаватель Увекской ж.д. школы, я поехал в Бахчисарай посмотреть этот старый город, а также там порисовать. Из Бахчисарая, который в 2х часах езды от Севастополя, я ездил в Севастополь, где прожил трое суток, осматривая достопримечательности этого города, и один день провел в Балаклаве. Затем опять вернулся в Бахчисарай, где прожил еще 7 суток и вернулся в Саратов. Знакомых у меня как в Севастополе, так и Бахчисарае никого не было. Конец лета я прожил в Монастырке на даче и осенью все вернулись в город.

В зиму этого года мы жили все вместе в городе, т.е. я, моя мать, моя жена и ребенок. За эту зиму у меня бывал Гофман Виталий Анатолиевич, часто в присутствии жены бывали разговоры о политике и главным образом они вертелись о 5-ти летнем плане. Все мы трое сходились на том, что план не реален, что мы не можем его не только перевыполнить, но даже хотя бы выполнить. Мы считали, что перегнать капиталистические страны с их наисовершеннейшей техникой мы не можем с тем отсталым оборудование<м> в техническом отношении страны и вообще низким культурным уровнем страны. Что эти темпы непомерно высоки для нашей страны и что такой широкий размах приведет к кризису. В один из таких разговоров жена моя, когда стали расти громадные требования на рабочие руки, главным образом на специалистов узкой специальности и когда начали открываться всевозможные технические учебные заведения, заявила: «Вот поверьте мне, что придет момент, когда наступит в стране ужасная безработица и будет совершенно немыслимо найти работу». Мы с ней также в этом вопросе были согласны.

Эти разговоры также были и на квартире Гофмана, но присутствовали, кроме Гофмана, еще кто-либо, я сейчас не помню. Но вообще иногда при наших разговорах о пятилетнем плане и вообще об индустриализации присутствовали Щеглов, Иван Никитович и Владимир Гаврилов, но оба в разное время. Затем также говорили и о том, что когда уже были построены Сталинградский Тракторный завод, что затратили колоссальные средства, а продукции не видно. В это время на тракторном были прорывы.

Затем, когда был поднят вопрос о сплошной коллективизации, опять среди нас поднялись разговоры, что это безумие проводить сплошную коллективизацию. Было бы гораздо лучше, если бы провести на ряде районов или отдельных колхозов эти опыты, не разрушая индивидуального хозяйства. Также затрагивался вопрос о чрезмерно жестоком методе раскулачивания. Говорили, что какие же в деревне теперь есть кулаки, это не кулаки, а просто работящие умные крестьяне (Гофман). Что странно разрушать такие хозяйства, когда еще не видно, что получится из колхозов. Эти разговоры велись не один раз и к ним возвращались по нескольку раз, в зависимости от того, что приводило к ним.

Лето 1930 г. мы жили на даче на 9й остановке. За лето у меня были следующие лица: Добросердова, Мария Ивановна, приятельница моей матери из Астрахани, приехавшая лечиться в Саратов, прожила у нас больше месяца. Гофман, Виталий Анатолиевич несколько раз, т.к. мы совместно взяли работу (рисунки для учебника Немгиза), Стельмахович, Глеб Исаакович примерно два раза. Художники Сапожников, Алексей Алексеевич и Миловидов Борис Васильевич также по работе в ОГИЗе. Астраханцы: Дина с дочкой фамилию не знаю и муж ее сестры Свешников, последний был только у нас на даче один раз. Раз или два приезжали сестры жены. Все это лето о политике совсем не говорили. Я был загружен с утра до вечера работой, жена на службе, приезжала поздно. Гофман если и работал у меня, то работа была напряженная, так что говорить было некогда, да и не о чем, да к тому же все так уставали, что всякую свободную минуту старались использовать как отдых. Жизнь лично у меня была сытная, недостатка я ни в чем не чувствовал и вообще в такие моменты забываешь о политике или, вернее, она не заставляет думать о себе.

Зима 1930 г. Мои посещения к Гофману и его ко мне не были особенно часты. Так я захворал хронической болезнью рожистым воспалением лица. Гофман также был болен раньше этой же болезнью и естественно боялся рецидива. У меня болезнь повторялась очень часто. Были моменты, что не проходило месяца от одного случая до другого, как я захварывал. За зиму, кроме врачей, у меня никто не бывал.

Но тут с зимы 1930 г. стала впервые задерживаться зарплата, что, конечно, отразилось и на наших политических взглядах. Но все эти разговоры были чисто семейного характера в отсутствие посторонних. Выражая недовольство и растущими ценами, и отсутствием зарплаты. Но в мае месяце 1931 г. задолженность по зарплате была ликвидирована, и мы снова более легко вздохнули.

Лето 1931 г. я на даче не жил, т.к. условия работы в Покровске мешали этому и на даче жила только жена и ребенок. Я же приезжал только в выходные дни. как у нас на дачу никто не приезжал, так и я ни к кому не ездил. В мае я начал изучать Эсперанто (международный язык), вступил в члены Союза Советских Эсперантистов и примерно с июля месяца начал переписку с заграницей. Переписывался до момента ареста исключительно с иностранными эсперантистами, адреса которых находил в эсперантских газетах. Лично я не знаком ни с одним из своих корреспондентов. Контрреволюционной переписки как сам не вел, так и не получал из-за границы. Переписка носила, главным образом, характер обмена литературы советской на иностранную. Меня интересовали книги и журналы по вопросам искусства и самого языка эсперанто, моих же корреспондентов – советская литература преимущественно о пятилетнем плане индустриализации и сельскому хозяйству, точно также и вопросы культурные. В связи с эсперанто я познакомился с двумя эсперантистами Севастьяновым Александром и Лысенко Александром Михайловичем. Оба эти эсперантиста мне помогали на первых порах в изучении языка. Севастьянов приходил ко мне раза два или три и один раз из них зашел даже с женой, но обычно бывал недолго. Лысенко бывал более часто, но также обычно не сидел долго. О политике я с ними не говорил, но могу сказать, что Севастьянов не особенно настроен советски. Лысенко же я считаю вообще ненормальным человеком. Человеком, который вечно занят поисками новой службы.

Осенью этого года заходил ко мне Гофман, Виталий Анатолиевич раз или два. Но о чем мы в это время говорили, я не помню. Думаю, что о политике мало, т.к. мы еще продолжали с ним работать вместе для Немгиза. Но наши отношения в связи с работой значительно охладели, и мы стали все более и более редко бывать друг у друга. У Гофмана были тяжелые моменты за это время с работой. Он то устраивался на работу, то его сокращали, он опять вновь вынужден был искать работу, и так продолжалось чуть не весь учебный год. В один из приходов к нам Гофман жаловался, что он уже начал голодать и что его нервы не выдержат всего этого. Он страшно возмущался школьной работой, а главное дисциплиной в самой школе. Он говорил, что он еле сдерживается, чтобы не схватить какого-нибудь хулигана и не выкинуть вон из класса. Он также говорил, что учитель теперь бесправное существо. Даже если он во всех отношениях прав, то ему все равно не поверят, а поверят школьнику. Я в некоторых моментах его поддерживал, т.к. сам на себе испытывал школьную дисциплину, в особенности на Увеке и татарской школе 7-летке в 5ой группе.

Здесь вопрос коснулся вообще образования. Жена страшно возмущалась тем, что теперешние школьники, окончившие 7-летки, 9-летки, не смогут грамотно писать, грамотно излагать свои мысли. Я совершенно не понимаю современного метода преподавания. Школьники давно ничего не учат и пользуются, в лучшем случае, беседами лишь учителя. Но общеполитических вопросов, которые бы возникали у нас за эту осень, я не помню. Но в связи с дороговизной, задержкой зарплаты естественно вновь выражалось недовольство политикой т. Сталина и часто Гофман называл т. Сталина «чистильщиком сапог», принимая во внимание национальность тов. Сталина. Я лично никогда не разделял грубых выходок как Гофмана, так и Щеглова, но недовольство я также выражал, говоря: «Что, разве сам тов. Сталин не видит, что творится в стране, ведь мы на краю уже голода. А будущее совершенно неизвестно и темно».

При посещении тов. Гофман я встретил там Гаврилова, и опять разговор коснулся о все повышающихся ценах на предметы первой необходимости, о новых гигантах индустрии и вообще об общем положении в стране. Гаврилов говорил, что тов. Сталин, видимо, не остановится ни перед чем и будет вести свою политику до конца. Единственное спасение, по мнению Гаврилова, это в войне и интервенции. Если только будет война, то интервенция обеспечена, так как главный контингент войск – крестьяне настроены далеко не советски, и если им дать оружие, то неизвестно, куда оно повернется. Я сказал, что Советское Правительство примет все меры к тому, чтобы сохранить мирные отношения с соседями, т.к. всякая война несет с собой не только победы, но и поражения, а поражения могут быть не только извне, но и внутри. Но Гаврилов очень твердо отстаивал свою точку зрения об интервенции и говорил, что война вопрос самого недалекого будущего.

В этом же году я познакомился со Львовым Александром Ивановичем на квартире Гофмана Львова, куда меня привел Гофман. Там, т.е. у Львова мы застали, помимо Львова и его жены, его какую-то девушку и военного родственника Львова. Фамилию я ни той, ни другого не знаю и позже никогда не видел, только слышал, что военного Львов называл племянником. Во время первого посещения мы всецело были заняты фотографиями, которые любезно показывал нам Александр Иванович Львов. Посидев с час или немного более, я ушел от Львова. Так произошло мое первое знакомство со Львовым. Во время следующих посещений Львов часто рассказывал мне сногсшибательные вещи вроде следующих, причем очень живо и с присущей ему жестикуляцией: «Вы слышали, Крупская стреляла в Сталина» или «Вы слышали, что Ворошилов поссорился с Сталиным и готовит против него войска» или «Мне говорил приехавший из Москвы приятель, что он сам видел на вокзале, что прибыло масса санитарных поездов, переполненных ранеными, преимущественно посредством газов. У раненых абсолютно нигде нет волос. Все волосы выжжены. И конечно мой приятель видел только частичку, а говорят поезда прибываю<т> каждый день, и Москва забита ранеными». Этих сенсаций было очень много, но я помню только эти. Обычно, когда бы я ни пришел к нему, у него уже была сенсация для меня, если и не всесоюзного значения, то, по крайней мере, на худой конец, местного.

С Пчелинцевым я также познакомился в этом году, но точно не помню, не то у Гофмана на квартире, не то на улице, но знакомство прошло с помощью Гофмана. В первый год нашего знакомства я видел Пчелинцева у Гофман только один раз. Какие разговоры были, я не помню, но особенно ничего не сохранилось в памяти, так как я был недолго и скоро ушел.

Зимой 1931 г. я заходил к Львову несколько раз, но главным образом по вопросам фотографии.

Начало зимы 1932 г. я если и бывал, то только у Львова, к Гофману, кажется, не заходил. Во время предыдущих посещений Гофмана я у него встречал двух или трех преподавателей товарищей по службе Гофмана, но их позже никогда не видел и фамилии их если и расслышал при знакомстве, в памяти не сохранились. Видел один или два раза родственника жены Гофман, который приехал в Саратов не то в командировку, не то по личным делам, но фамилии его не знаю и откуда он приехал, также не знаю. Знал также брата жены Гофман Александра, но за последнее время его не видел, куда он девался, не знаю. Знаю, что он одно время служил учился в водном техникуме и одновременно работал как электромонтер. Еще видел не то бухгалтера, не то счетовода с опытной станции. Также в самом начале моего знакомства с Гофман его посещал почтовый служащий с сестрой, но также фамилии их не знал. За последний год Гофман стал ужасно нервным человеком, он часто стучал кулаком по столу. даже иногда, как говорила жена Гофмана, бился головой о стену и проклинал все и всех. Я один раз видел его в таком состоянии, когда он был прямо в исступлении и говорил, что так он больше не может жить, что он дошел уже до точки. Я его старался успокоить, говорил ему, что он только вредит себе, что он таким состоянием ничего не сделает не поможет, а нужно терпеливо переносить то, что ему не нравится, но Гофман еще больше стал горячиться и говорить, что он бросится на какую-нибудь сволочь, тут он подразумевал коммуниста, и перегрызет ему горло, а потом пусть и его убьют. Я постарался уйти, так как мне было это в высшей степени неприятно. Вообще Гофман часто и позднее выражал свое мнение, что он совершенно не может выносить коммунистов. Такого же мнения был и Щеглов.

Весной 1932 г. моя жена с своей сослуживицей сняли дачу на 9й остановке и переехали на дачу. Я бывал только по выходным дням жены или приезжал накануне выходного дня. Проводил с сынишкой день и вечером уезжал домой. Так продолжалось месяц или даже более, нон сослуживица жены, муж которой был сослан куда-то в Сибирь, должна была уехать к нему и должна была устраивать свои дела, поэтому она не могла оставаться на даче и мне, и моей маме пришлось переехать на дачу. Где мы и прожили до 20 или 22 Сентября. За это время к нам приезжал один раз Львов, Александр Иванович, который кое-что снимал на даче, а также снял меня всю нашу семью. Мы со Львовым ходили фотографировать в Разбойщино.

Был раза два или три Гофман. Один раз он приходил с дочкой и два раза один, но из этих двух раз один раз он ходил на пруды рисовать и только после рисования зашел ко мне. Еще раз приезжали две свояченицы с девочкой моей племянницей, провели день и уехали. Больше у меня на даче никого не было.

Летом несколько раз я заходил к Кедрову, Сергею Федоровичу, который мне делал увеличительный аппарат и позднее я у него купил одноламповый приемник. У него я слышал о двух фамилиях, с которыми он был в приятельских отношениях, это: Кошелев радист из ГПУ и Ордешвили, но ни того, ни другого в лицо я не знал. Еще раз видел там какого-то старика ровесника Кедрова, кажется его товарища с дочерью, но фамилии их не знал. И один раз, придя к Кедрову, застал там Львова Алек. Ив. Политических разговоров ни я, ни Львов там не вели.

Этим же летом мы с Львовом и его женой были один раз на пляже, там фотографировались и купались. И один раз со Львовом, его женой и их знакомыми двумя девицами и молодым человеком, кажется Сережей ездили в Вакуровский парк, также снимать.

Осенью по переезде с дачи мне пришлось много работать. Примерно в Октябре у меня раза три бывал преподаватель из Покровска, по поручению Немгиза, для которого я делал иллюстрации для его книги «Сорные травы Немреспублики», кажется книга называлась так. Кроме него, приезжал еще один раз русский немец также из Покровска Маховер, тоже по поручению Немгиза для разъяснения его рисунков для книги по физике и два или три раза преподаватель Гольпегер, также по поручению Немгиза, для которого я делал физики и геометрию, т.е. вернее рисунки для этих книг. Гольпегер немец из Чехословакии, но живет несколько лет в России и преподает в СХИ в Покровске. Партийный он или нет, я не знаю. Осенью я был один раз у Пчелинцева с усилителем, но сам Пчелинцев был болен, а консультацию я получил от сына Пчелинцева. Вскоре они были оба, т.е. Пчелинцев и сын его у меня и смотрели мой аппарат по радио, были недолго и взяли вольтометр, который у меня был Кедрова. Затем Пчелинцев заходил ко мне в то время, когда у меня был Стиркс, они разговаривали о своих военных должностях, Стиркс предлагал ему поступить на военную службу, говоря, что материальные условия жизни у военных гораздо лучше. Но Пчелинцев ответил, что он не может перейти на военную службу по состоянию своего здоровья. После мы все трое вышли и пошли по Обуховскому переулку по направлению в город, перед своей квартирой Пчелинцев с нами простился, а я с Стиркс пошел к нему домой.

Осенью у меня был Гофман. Мы говорили об общем положении в стране и, в частности, у нас в Саратове, о всю растущих ценах на продукты питания и о том, что будет дальше и когда наступит улучшение и смягчит ли свою политику тов. Сталин, но Гофман назвал тов. Сталина «твердолобым» и «чистильщиком сапог» и сказал, что он скорей погубит всех и заморит с голоду, чем изменит своей политике. Также жаловался, что он испытывает голод и иногда по целым дням ничего не ест. Но нужно сказать, что мы все не видели просвета в нашей жизни и не знали, когда наступит просветление. Мы считали, что политика тов. Сталина должна все-таки изменить свою решительную линию и пойти на снижение. Моя жена говорила, что тов. Сталин все-таки взял не совсем правильную линию слишком высоких темпов и теперь бы если бы имел только же решительности, сколько ее было у тов. Ленина, сделать или второй НЭП, или каким-либо иным путем выправить падающую кривую продовольствия трудящихся. На что Гофман заявил, что он, Сталин, никогда этого не сделает.

Пчелинцев за последнее время был у меня два раза один. Первый раз он пришел и жаловался на то, что его, наверное, сократят и где он будет искать работу, он не знает. Также говорил, что его хотят направить на работу на участок, но он совсем не хочет идти на участок. Что он хотел бы уехать из Саратова и особенно ему хотелось бы поехать в Ставрополь-Кавказский, где он летом был и где ему очень нравится и жизнь там гораздо дешевле. Мы с женой также выразили желание уехать из Саратова куда-нибудь, где жизнь будет дешевле, и где можно будет лучше питаться. Моя жена еще прибавила, что ей ея служба не нравится и она с удовольствием уехала куда-нибудь. Я тоже поддержал ее. Тогда Пчелинцев сказал, что он написал в Ставрополь и скоро придет ответ, точно также написал и в Москву. Я сказал, что Москва меня нисколько не интересует. Я желал бы поехать в небольшой городок или даже большое село. В этот же раз жена рассказала нам о сумасшедшем помдиректоре Стройтреста, который сошел с ума на почве недоверия к тов. Сталину. Он кричал, что тов. Сталина нужно убрать, а вместо тов. Сталина он встанет сам и повернет жизнь по-иному, конечно в лучшую сторону. Он просил не волноваться, т.к. он скоро едет в Москву и все сделает.

Следующий раз Пчелинцев пришел к нам по приглашению жены и его приглашение я передал сам, зайдя к нему, но его не застал дома и передал его сыну, чтобы сам Пчелинцев Вик. Петр. зашел к нам. В этот день вечером или вечером на другой день Пчелинцев пришел к нам. Я его провел в комнату моей матери, где сидела жена и работала. Там у них был разговор по службе, жена моя предлагала ему место или ее самой, или арестованного сотрудника Афанасьева. Они долго очень говорили, но меня этот разговор мало интересовал. После мы его оставили выпить с нами чая и во время чая у нас зашел разговор о белых офицерах и офицерстве. Я высказал свой отрицательный взгляд на офицерство во время гражданской войны, что офицерство в это время занималось пьянством и развратом, а также грабило крестьян. Что офицерство не имело тыла, т.к. крестьянство, обиженное ими, конечно не могло сочувствовать их идее и не верили им. Пчелинцев сказал «Что все-таки офицерство сделало свое дело». Затем моя жена рассказала, что она слышала от своего быв. сослуживца Бердичевского о том, что будто бы в Саратове существует контрреволюционная организация партийцев-коммунистов. На что Пчелинцев ответил следующей фразой «Что знаете я готово выступить в какую-либо организацию». «В какую-либо организацию» нужно понимать контрреволюционную организацию.

31 Декабря 1932 г. и 13 Января 1933 г. я и Пчелинцев два раза встречали новый год у Львова. Первый раз по складчине по 10 руб. на брата и второй раз по приглашению Львова, но потом оказалось, что нужно внести по 4 руб. 31 Декабря 1932 г. у нас был разговор по поводу тяжелой жизни и отсутствия продовольствия по приемлемым ценам, а также и задержки зарплаты, также говорили, когда и чем кончатся эти тяжелые времена. Я между прочим высказал свою мысль, что теперь даже трудно рассчитывать на объявление второго НЭП’а, хотя, думаю, что тов. Сталин на это не пойдет. Да к тому же есть ли еще коммерсанты, которые могли бы снова начать работу, да и поверили ли они. Ведь в начале Революции было, видимо, очень много припрят<ан>о товаров бывшими людьми, а теперь их нет. Можно только рассчитывать на кооперацию при условии отказа от экспорта, а весь товар, если он действительно шел на экспорт, выбросить на внутренний рынок, тогда еще можно спасти положение в стране и поставить снабжение на должную высоту. Затем вопрос перешел на то, что рабочие голодные и плохо работают. Львов сказал, что на транспорте та же самая история. За последнее время участились крушения поездов. Я его поддержал и сказал, что слышал недавно о предупрежденном крушении у классного вагона сломалась ось и только благодаря быстрым действиям проводника на тормоз поезд остановили и все обошлось благополучно. Львов рассказал еще несколько случаев, но я их не помню.

В Январе я не помню, были ли какие разговоры, так как я был недолго и торопился домой, потому что у меня была срочная работа. И мы действительно с Пчелинцевым скоро ушли домой.

Подтверждаю, что как-то, зайдя к Львову в то время, когда он что<-то> чертил, я спросил, что он чертит, он мне сказал, что он чертит графики движения поездов, но так как меня этот вопрос не интересовал, да к тому же я его не понимаю, я не стал даже рассматривать, хотя Львов и хотел мне показать, какая это большая работа, правда он не объяснял мне, что значат эти графики, а говорил только о количестве работы и ее стоимости. Другой раз, поступив на работу в моботдел РУжд, он мне сам сказал, хотя я его и не просил, что он чертит там графики на случай мобилизации. Сам же я их не видел и также ими не интересовался.

Остается описать еще один случай, когда я был у Гофман через день или два после того, как он сломал себе руку. Я пришел к нему один, узнав от своей жены, которая видела жену Гофмана, и которая сказала ей, что Гофман Виталий Анатольевич сломал руку. Я вечером пошел узнать, в чем дело. Придя к Гофману, я его застал одного сидящего его за столом за книгой. Я его расспросил о его поломе, и он мне рассказал следующее: что он вечером шел с товарной станции из школы, руки у него были в карманах туго засунуты в варежки, так как руки его обморожены и очень чувствуют холод. Проходя по какому-то тротуару или дорожке, он упал, не успев вынуть руки из карманов, и почувствовал ужасную боль в руке. Проходящие его подняли, но он еще долгое время сидел на земле и не мог от боли двинуться.

Через некоторое время он двинулся он поднялся и пошел, по дороге встретил знакомую учительницу и зашел к ней домой, где посидел еще некоторое время, и наконец пошел домой. На трамвай он боялся садиться из-за того, что ему могли причинить боль. После он сказал, что, придя домой, он застал двух человек у себя, один из них был врач, который определил у него перелом. Потом он рассказывал, как пришел врач Гаврилов и с помощью Щеглова Ив. Ник. тянули ему руку и боль была так велика, что он потерял даже сознание. Теперь у него рука не болит, если ее держать вполне спокойно.

Затем он начал говорить о том, что ему ужасно везет, ребенок все время болен, теперь он сам заболел и что дома нет ни крошки хлеба, и что он целый день сидит на чае и с небольшим количеством хлеб сахара. Предложил мне чая, я выпил стакан. В это время пришел Щеглов, Ив. Ник. Разговор опять коснулся этого несчастного хлеба. Гофман сказал, что вот они сдали немного золота и серебра, что-то на 8 руб., но никак не могут получить муки из торгсина. Я им рассказал, что как раз сегодня получил муку после целого дня ожиданий, но нужно сказать правду нелегальным путем, т.е. просто пролез в магазин уже поздно вечером и кое-как дождался муки, и еле дотащил ее домой, хотя ее и было меньше двух пудов.

Потом разговор перешел на свободную продажу хлеба, которую все ждут, но которую почему-то так долго не объявляют. В общем, Гофман выразил негодование по поводу такого положения с хлебом и продуктами питания. Я его поддержал и сказал, что нужно ли было строить такие гиганты и не проще на затраченные деньги просто за границей купить с/х машины и сразу отдать их в эксплуатацию. Вообще, я как-то не понимаю политики тов. Сталина.

В это время Щеглов говорит, а что могло случиться, если бы Сталин умер или его убили. Я шутя замечаю, что его убить нельзя, так как он носит стальную броню (это, конечно, была шутка, так как я не знал, что тов. Сталин носит броню или нет), тогда Щеглов вполне серьезно замечает ну бомбой. Я так же шутя замечаю, что и этот способ не подходящий, так как тов. Сталин ездит в трех или четырех автомобилях сразу, да на придачу еще несколько мотоциклеток (я опять точно не знал, а сказал в шутку), тогда Щеглов говорит, ну наконец несколько бомб, а я дополняю и на придачу еще пушку. И тут же говорю, дело совсем не в этом, а в том, кто мог бы заменить тов. Сталина. Если мы возьмем вчерашних вождей Троцкого, Бухарина и др., то Троцкому я лично не доверяю, он ведь левого направления. А вот если бы был жив тов. Ленин, которого я считаю гениальным человеком мира, интересно было бы знать, так ли он повел или поступил иначе. Гофман был со мной вполне согласен, но Щеглов начал горячиться и доказывать, что т. Ленин не был совсем гениальным человеком. Он говорит, ну в чем его гениальность, возьмите хотя бы его фразу «Каждая кухарка должна уметь управлять государством». Ведь в этой фразе нет никакой логики, ведь это каждому ученику известно, тут он еще что-то добавил о этой фразе. И вдруг начал кричать, все они никуда не годятся. Тут я его попросил тише и в это время спросил Гофмана, что можно ли так говорить в квартире. Гофман заявил: «О, конечно». Ну, тут уж Щеглов совсем разошелся и стал кричать, что всех их нужно перевешать и перестрелять; возможно, что он говорил еще тут, мы с Гофманом отошли к столу и не стали даже на него смотреть. Когда он кончил, он снял шапку, бросил ее на стол и сказал: «Ну, наговорил, что страшно стало». Я тотчас стал прощаться, Щеглов тоже, но я поспешил домой.

Теперь остается несколько слов о контрреволюционных организациях и шпионаже. Я лично ни с какими контрреволюционными организациями связан не был. Сам организаторской работой не занимался. Единственно, что я знаю об контрреволюционных организациях, так это со слов жены. Как-то придя со службы домой, она во время обеда, обычно передавая все новости дня, сказала, что быв. сотрудник Крайну, с которым она работала, сообщил ей, что в Саратове будто бы существует контрреволюционная организация партийцев-коммунистов и что эта организация связана с лицами, попавшими под взыскание за хлебную работу, как по Нижне-Чирскому району, так и другим местам. Она назвала мне несколько фамилий, но у меня в памяти остался Моисеев и Козлов, но о пос

Л.д. 127.

 

С переходом на службу в Обплан в 1924 г. после окончания техникума я снова попадаю в среду если и не антисоветскую, то свободомыслящую. Здесь разговоры о политике чередовались с разговорами о деле. Но нужно отдать справедливость, они не носили грубого антисоветского характера. Но можно было, подходя к столу того или другого работника, услышать или новый анекдот, или какое-нибудь сногсшибательное сообщение. Выделить из общей массы кого-либо, как вполне антисоветского человека, я не могу. Как-то Это был круг людей, подобравшихся вполне один к другому. Все были старые знакомые, знали один другого хорошо еще и до службы в Обплане. За исключением меня и еще двух-трех работников, которые были в этом кругу люди новые. Естественно, их все-таки несколько сторонились. Но в общем обстановка была для меня не улучшающая. Единственно, что меня удаляло от этого общества, это мое ухаживание за теперешней моей женой и благодаря этому я редко вступал в разговоры с посторонними, а болтали между собой в свободное время, т.к. сидели один против другого. Это ухаживание спасало меня и от каких-либо близких знакомств с обплановскими работниками. В период конец 24 г. и примерно до сентября-октября 1925 г. новых знакомств у меня не было, за исключением семьи жены. Но в семье жены мы все или просто веселились, или удалялись в комнату моей жены, где и сидели, болтая о всевозможных вещах, но политика роли в наших разговорах не играла. После знакомства с Гофман и другими лицами, которых я встречал у Гофман, и там серьезных разговоров о политике первые годы не было. Но разговоры о прошлой жизни велись, недовольство выражалось теперешними условиями жизни. Но эти разговоры чередовались с разговорами по искусству. Позднее в связи с политическими событиями, будирующими вообще все общество, наши разговоры уже шли по определенному руслу. Читались газеты, говорили за и против того или иного момента, выставляли свои предположения, но ни я, ни Гофман, ни Щеглов или Гаврилов, которые в разное время, за исключением Гофмана, присутствовали при этих разговорах, не могли решить, что, в конце концов, может получиться. Верили даже и в то, что благодаря этих неурядиц партия разлетится и советская власть перестанет существовать.

Это разговоры велись не только у Гофмана, но и у нас на квартире, в которых, помимо меня и Гофман, принимала участие и жена моя.

Написано собственноручно Ал. Скворцов

 

Допросил Упол. ДТО подпись

Л.д. 128.

 

Дополнительные показания Скворцова А.В.

 

Взамен выдвигаемых как мною, так и другими лицами, как-то Гофман, Пчелинцев и др. методов борьбы с Советской Властью, моя жена Скворцова-Степанова Нина Степановна выдвигала с своей стороны другой метод, метод безкровный. Она говорила, что в силу того, что расчет, сделанный Правительством в начале 1932 год<а> на 1933 год по контрольным цифрам, как видно из последних распоряжений и утвержденных смет, был срезан до минимума, что видно хотя бы из близкого ей дела строительного. Напр<имер>, по их Тресту вместо того, чтобы расширять строительство, как предполагалось в 1932 г., на 1933 г. оставили только средства на то, чтобы закончить объекты строительства, начатые, но не оконченные в 1932 году. На новые же объекты денег совершенно не отпустили.

Также говорила о том, что напр<имер>, по Комбайну вместо необходимых 6.000.000 руб. отпущено 100.000 руб. и т.д. И конечно, что такое снижение темпов безусловно прошло не только по строительству коммунальных сооружений, но и промышленный и вообще сметный бюджет урезан до минимума. Из этих, возможно переданных мною не полно, предпосылок она делает вывод, что Правительство в настоящем составе зашло в тупик и что у него, возможно, нет выхода исправить общую конъюнктуру общее положение и опять выправиться. Такое положение Правительства может быть покажет его несостоятельность перед всеми трудящимися, и оно должно будет сложить свои полномочия и предоставить власть и управление другому составу Советского Правительства, более умеренному в своих темпах и даже может быть и несогласному с мероприятиями первого Правительства.

Написано собственноручно Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 129.

 

Дополнительные показания Скворцова А. В.

 

Категорически отрицая все время перед Политическим Управлением свою вину в принадлежности к какой-либо организации, я должен признать и просить извинения за свою резкость в отказе от предъявляе<мо>го обвинения. Сегодня я совершенно случайно неожиданно напал на мысль, что мог совершенно неожиданно попасть в квартиру, где собирается некая организация и о которой я не мог иметь даже представления, но политическое Управление, зная, что я посещаю эту квартиру, квалифицировало и меня как члена этой организации.

По моему мнению, я могу, конечно, приблизительно наметить три квартиры, в которых могли бы иметь место эти организации.

Первая квартира, по моему мнению, могла бы быть Гофмана из следующих соображений: громадный круг знакомств у Гофмана, открытость квартиры, т.е. в любой момент можно придти и быть радушно принятым даже малознакомым людям. Но участие самого Гофмана вряд ли возможно.

Вторая квартира. Квартира Кедрова Угол Гимназической и М. Сергиевской дом №3, где в одной из комнат живут один или два молодых партийца. Один из них живет служит на Комбайне. Иногда, приходя к Кедровым, я замечал, что там, т.е. в комнате, занимаем<ой> партийцами, бывали и выпивки, и кроме того, слышал от Кедровых о не особенно <…> твердопартийных взглядах живущих там партийцев.

Третья квартира. Наместниковы, Б. Казачья дом 24.

Эта последняя квартира очень сомнительна в отношении устройства контрреволюционной организации, но могу сказать, что Наместников имеет некоторое знакомство среди партийцев, которые бывают у него дома.

Об этих квартирах я пишу предположительно, т.к. еще сам не могу точно представить себе, где я мог бы попасть в организацию квартиру, где была бы организация.

Написано собственноручно Ал. Скворцов.

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 130.

 

Дополнительные показания арестованного Скворцова, Александра Васильевича

от 21 Марта 1933 г.

 

Инженера Виноградова, служившего в Правлении РУжд, я знаю только как тестя художника Сапожникова. Лично с ним знаком не был, а видел его один раз на даче в Разбойщине у Сапожникова. От Сапожникова Алексея Алексеевича я слышал, что его тесть инженер Виноградов был арестован и выслан в Ташкент, где он где-то служил и даже присылал посылки, но позднее мне Сапожников сообщил, что Виноградов в Ташкенте умер.

Что же касается соседа по даче в Монастырке, могу сказать следующее: что сзади моей дачи из двух комнат, которую мы снимали в 1928 г., жила семья двое стариков муж и жена, их сын с женой, дочкой и сыном. Дочка была больна и лежала в гипсовой кроватке. Дача их была совершенно изолирована от нашей. Дача соседей выходила на двор, имела отдельную террасу, а также отдельный вход. Наша же дача имела вход с Аптечной улицы и также была совершенно изолирована, как от соседей, так и от хозяев. Со своими соседями я знаком не был и никакого общения с ними не имел. Кто по профессии был сын соседа, сказать не могу, был ли он инженер или экономист, или какой другой профессии, сказать не могу. Жена моя Скворцова, Нина Степановна в шутку его называла «девяносто», кажется это прозвище ему было дано еще в юности на школьной скамье. Фамилию соседей теперь не помню.

О разговоре у Львова Александра Ивановича о Васильеве я в данный момент ничего не помню, за исключением того, что я уже давал в своих показаниях ранее, т.е. говорили о том, что Васильев предлагал Львову место свое в «Динамо», т.к. он хочет уехать из Саратова опять в Ашхабад, но Львов говорил нам, что он это место занять не может, т.к. на службе в магазине нужно быть очень расторопным, а он по своему складу характера человек медлительный. Позднее я говорил с Васильевым об этом месте, и Васильев мне сказал, что он предлагает не свое место, а место его помощника-продавца с окладом 70 р. в месяц и только позднее примерно в мае м-це, когда он сам уедет в Ашхабад, он может передать и свое место. Что же касается разговора о приглашении Васильева на встречу нового года, то я помню разговор на улице у дома Львова, между мною, Львовым и Пчелинцевым. Львов предлагал пригласить на встречу нового года еще Гофман и Васильева, но я предложил, что если Гофман не может быть из-за болезни своей дочери, то лучше давайте встретим новый год втроем, как мы решили, и сложимся по 7 р. 50 к. Пчелинцев же добавил, что он против Васильева, т.к. он агент ГПУ. Дальнейшего разговора об этом я не помню, но после восстановления в памяти деталей разговора, как на улице, так и у Львова, я дополню в следующем своем показании.

Что касается разговоров с женой Кедрова – Кедровой Зинаидой Митрофановной, то могу сказать, что мне лично с ней почти не приходилось говорить, т.к. обычно если она и вступала в разговор, то в присутствии своего мужа. Помню разговор, где Кедрова говорила о своей работе о составлении 5-летних планов и что ей очень тяжело приходится работать, часто до поздней ночи, что подтверждал и ее муж. Но что это были за планы, я ее не спрашивал, да и она сама не рассказывала о них. Позднее она говорила, что ей снова приходится всю работу переделывать заново, т.к. первые планы были составлены неверно.

Кедрова Зинаида Митрофановна, знаю, что служит в Правлении РУжд, но в каком отделе, не знаю, кажется, что она говорила, что занимает должность старшего техника, но может быть и ошибаюсь.

Сын Кедрова – Борис инженер, но где он работает, т.е. в каком учреждении, не знаю, знаю, что он преподает математику в каком-то из учебных заведений, но точно также не знаю, в каком именно.

Фамилию: Волков, Сергей Александрович не знаю и с ним не знаком. Ал. Скворцов. – Виделся ли я с гр. Волковым вообще, указать не могу, т.к. возможно я его и видел, но фамилии и имя и отчества не знал. Ал. Скворцов.

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 131.

 

Дополнительные показания арестованного Скворцова, Александра Васильевича

от 10 Марта 1933 г.

 

Месяца два, три тому назад, моя жена Нина Степановна Скворцова-Степанова, придя после службы домой, рассказала, что видела Проскурякова, Александра Ивановича, служащего Промбанка, который общался с женой. Зайти к нам и что он также рассказывал, что будто бы приехал представитель из Хабаровска по набору счетных работников, которым представитель якобы дает подъемные и очень приличные оклады. Я сказал жене, что не поехать ли нам в Хабаровск, но она ответила, что в Сибири в климатическом отношении жить трудно несибирякам, а также тоска по своим местам, привычной природе часто заставляет бежать из Сибири.

Спустя несколько дней после этого разговора я жене в шутку сказал, что видел Александра Ивановича Проскурякова и что он вместе с женой уезжает в Хабаровск, но жена мне не поверила.

Кажется, что даже в этот вечер после моего разговора с женой к нам пришли Проскуряков с женой, и жена моя его спросила, что правда они уезжают в Хабаровск, но они оба засмеялись и ответили, что не собираются. Тут Проскуряков снова повторил и мне, что приехал Представителем из Хабаровска по найму счетных работников.

Разговоры между Проскуряковым и моей женой обычно происходили часто служебного характера, т.к. оба примерно несут обязанности, близкие в этом отношении и одинаково интересные для обоих. Обычно я в этих разговорах участия не предпринимал принимал. А болтал с женой Проскурякова и моей мамой о всяких пустяках. Политические разговоры если и были, то они не носили контрреволюц<ионного> характера, а обычно вытекали из прочитанного в газетах и обычно эти разговоры опять-таки протекали между женой моей и Проскуряковым, так что я даже и не слышал их, т.е. что они говорили.

О том, что приехал представитель из Хабаровска по найму счетных работников, я говорил также и Пчелинцеву Виктору Петровичу. Он Пчелинцев последнее время говорил, что у них проходит сокращение и что его вероятно сократят и что в Саратове будет трудно найти место. Вот я ему и предложил поехать в Хабаровск, но он к моему предложению отнесся отрицательно. Ал. Скворцов

Я Скворцов Александр Васильевич подтверждаю, что у нас в доме был разговор о приезде представителя из Хабаровска по найму работников счетной части, а не из Харбина и подтверждаю, что и жена моя Скворцова-Степанова Нина Степановна не могла ничего говорить о Харбине, т.к. она прекрасно знает, что представитель приезжал из Хабаровска. Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 132.

 

Дополнительные показания арестованного Скворцова, Александра Васильевича

от 10 Марта 1933 года.

 

Я, Скворцов получил адрес Георгия Кругликова[1], имигрировавшего во Францию в начале революции, от его сестры, которая была проездом из Астрахани. Я написал Георгию Кругликову одно письмо в 1926 г. с просьбой прислать некоторые инструменты для гравюры, но ответа на свое письмо от него не получил и больше ему не писал.

Адрес другого моего знакомого по Ремонтному Кирилла Ольховского я получил от его сестры, которая мне его прислала из Ремонтного, но я ему Кириллу Ольховскому писем не писал и вообще никакого общения также не имел. Он Ольховский живет в Марокко, но чем занимается, точно сказать не могу. Сестра писала, что охотой, но является ли охота его профессией или только развлечением, я также не знаю.

Относительно брата Гофмана, Виталия Анатольевича, могу сказать только то, что рассказывал мне Гофман. Брат его офицер подводник во время самого начала революции эмигрировал за границу. Живет не то в Каире, не то в Марокко. Кажется, начальником какого-то порта. Был женат на француженке, но она, т.е. его жена умерла, оставив ему ребенка. Гофман говорил, что раньше, т.е. несколько лет тому назад, переписывался с ним, но потом переписку прекратил. Ал. Скворцов

 

Относительно своего псевдонима «А. Вот» могу сказать, что в первые годы своего занятия искусством я на своих работах подписывал этот псевдоним. Псевдоним был зарегистрирован в Союзе Рабис. В эти годы была мода ставить у художников псевдонимы на своих работах, хотя нужно сказать, что некоторые художники и до настоящего времени сохранили свои псевдонимы.

Позднее я псевдоним употреблять не стал, а ставил на работах свою настоящую фамилию. Псевдоним «А. Вот» был у меня поставлен на портсигаре. Ставил ли я его еще где, в настоящее время не помню. Но могу сказать, что псевдоним я употреблял не больше года. Ал. Скворцов Употреблял его в 1924-1925 году в остальные годы в частности 1930, 31 и 32 и 33 году его нигде ни <в> каких документах не употреблял и не писал. Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись




[1] Кругликов Георгий Иванович (24 марта 1891, Астрахань – 10 янв. 1972, Париж). Российский эмигрант во Франции. В 1947 – 1965 гг. – скорняк. Масон, ложа «Друзья Любомудрия» (Париж, 1955). Похоронен 15 янв. 1972 г. на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. Русская мысль. – Париж, 1972, 20 янв., №2878.



Л.д. 133.

 

Дополнительные показания арестованного Скворцова, Александра Васильевича

от 01 Марта 1933 года.

 

Из способов культурной связи с заграницей, когда я сам Скворцов не посылал, а по предложению из Москвы от Федора Федоровича Федорова, Б. Афанасьевский переулок 22, 5 посылал ему для выставки в Лос-Анжелесе, Америка (Всемирная выставка книжного знака. Обычно эта выставка открывается ежегодно в Мае месяце) свои графические работы, состоящие из книжных знаков. Он Федоров собирал работы от разных художников и уже сам непосредственно отсылал их в Лос-Анжелос. В подтверждение моих слов имеются 3 три каталога и письма-открытки от Федорова.

Каталоги имеются за годы 1929, 1930 и 1931 в эти годы я и посылал Федорову свои работы. За годы же 1932 и 1933 я работ на эти выставки не посылал, т.к. за эти годы по книжному знаку не работал.

В показании моем от 10 Марта 1933 г., когда я писал о русском эмигранте Кирилле Ольховском, то я забыл указать, что он первое время, как мне писала его сестра из Ремонтного и судя по адресу, который она мне прислала, служил во Французских иностранных войсках в Марокко. Кроме одного письма, которое я получил от сестры Евдокии – Ольховского из Ремонтного я больше писем не писал ей и вообще переписки с ней не вел. Кириллу Ольховскому я вообще ни разу не писал и также связи с ним не имел.

С иностранцами, живущими в России, я знаком по месту моей службы в Немгосиздате, где Шалек, Штегер, Фандре являются сотрудниками-коммунистами Немгосиздата. Гольпегер является автором учебников по физике, математике и который бывал у меня несколько раз по распоряжению Немгиза для разъяснений и указаний в отношении исполнения рисунков. Гольпегер служит как преподаватель в СХИ в Энгельсе. У меня на квартире, за исключением Гоьпегера, никого и никогда из иностранцев не бывало. Вообще, за исключением энгельсских работников, я ни с кем из иностранцев не знаком. Насколько я мог судить по внешности, я встречал одного из иностранцев в Фотомагазине, где он, хорошо сравнительно говоря по-русски, просил продавца Ивана Ивановича найти ему аппарат форм. 10 х 15. Я ввязался в разговор, т.к. стоял тут же и спросил, почему он ищет такого сравнительно крупного формата аппарат. Он мне сказал, что он имеет «лейку», но работа на этом аппарате связана с большими неудобствами при его кочующей жизни. Я спросил, какова его профессия, и он мне ответил, что он работает в цирке в качестве жонглера на лошади. После его ухода из магазина я спросил продавца Ивана Ивановича, кто он по национальности, продавец ответил, а «черт его знает, говорит француз». Я его еще один раз видел в магазине «Динамо» с большой собакой ищейкой, где он также просил продавца т. Васильева об аппарате форм. 10 х 15.

Больше я его не видел. Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись

Л.д. 134.

 

Показания В.А. Гофмана от 20 февраля 1933 г.

 

При одной из последних встреч у меня на квартире со Щегловым и Скворцовым, Скворцов говорил: «было покушение на Сталина со стороны Зиновьева, был приготовлен отравленный бокал вина, который должен был выпить Сталин, но бокал этот взяла Аллилуева и таким образом погибла.

Сталина в нашей компании ругали как-то: <…>, сволочь. Скворцовым был рассказан анекдот: Молотов берет <горчишницу?> и ручку и кладет на соседний стол; на замечание зачем он это делает, ответил: «Это моя <горчишница?> и ручка, что хочу, то с ней и делаю!» Пришел Арчинекидзе и бросил газеты на пол. Ему говорят: зачем Вы тов. Арчинекидзе бросили новые газеты?» Он ответил: «Газеты мои куда хочу, туда их и бросаю!» Тогда говорят Сталину: «Какие у Вас помощники: один ставит на соседний стол горчишницу и ручку, другой бросает газеты на пол». Сталин ответил: «Мои ослы куда хочу, туда их и сажаю!»

Я лично говорил, что Калинин полное ничтожество. Остальные контр-революционные наши разговоры запротоколированы в предыдущих показаниях (2) моих (1). Должен сказать, что все эти разговоры носили совершенно случайный разговор характер: при наших встречах, никакой контр-революционной у нас ни цели, ни организации не было. Разговоры эти носили совершенно праздный (2) характер (3) обывательский (1). Возобновляю свои показания: Щеглов говорил: «Ленин сказал, что всякая кухарка может управлять государством, вот мы теперь и видим результат этого». Не помню кто-то говорил будто бы Сталин ездит по Москве в бронированном автомобиле. Это было сказано якобы по сведениям из Москвы. Кто привез сведения эти из Москвы я не знаю. Скворцов несколько раз высказывал надежды, что Бухарин заменит Сталина. Щеглов говорил, что Ленин не гений, а самый обычный человек и своей фразой: «Учись! Учись! и Учись!» ничего нового не сказал. Это лишь повторение фразы «Ученье – свет, неученье – тьма».

Написано собственноручно В. Гофман

Л.д. 135.

 

Добавочные показания В.А. Гофмана

8-III-1933 г.

 

Признаю своей виной перед Советской Властью, что на моей квартире происходили контр-революционные разговоры, явно придавая конспиративный характер моей квартире. При этом должен добавить, что преднамеренного плана у меня никакого не было. Никогда плана организации никто у меня на квартире не обсуждал. Никакой заботы о вербовке членов я не имел.

Собственноручно написал В. Гофман

Добавляю, что моя квартира носила явочный характер для контр. революционеров: Скворцов А.В., Щеглов И.Н., Пчелинцев В.П., Львов А.И., Гаврилов К.А.

В. Гофман

 

Допросил Уп ДТО подпись

 

Об окончании следствия мне объявлено В. Гофман

<?>/V-33 г.

Л.д. 136.

 

27 Февраля 1933 г.

 

Протокол.

Дополнительного допроса Скворцова Александра Васильевича.

 

Я Скворцов целиком и полностью подтверждаю показания Гофмана Виталия Анатольевича от 17 Февраля 1933 года как в части антисоветских и контрреволюционных разговоров, а равно и об интервенции, сторонником которой я также являлся, причем за последнее время мои взгляды на интервенцию изменились под влиянием разговоров с моей женой Ниной Степановной, которая на интервенцию смотрела отрицательно.

Находясь арестованным в камере и чувствуя по ходу следствия, что дело принимает серьезный характер, я написал зашифрованную записку свояченице Лидии Степановне Степановой: «Лида, я Вас очень прошу осмотреть Жоржика, так как боюсь серьезных осложнений после гриппа, т.к. мальчик последнее время жаловался на ногу. Очень прошу съездить Я и Нюся в Упр. Р.У.ж.д. передачу не принимают». Действительный смысл этой записки следующий:

«Лида, я прошу Вас повидать Жоржа Апокова[1], т.к. боюсь серьезных осложнений. Очень прошу съездить в Москву и поговорить с ним о нашем положении в связи с арестом».

Апокова Жоржа я лично очень мало знаю, но его хорошо знает моя жена, с ее слов я знаю, что он является крупным партийным работником и старым большевиком.

Ал. Скворцов

 

Допросил Уп. ДТО подпись




[1] Георгий Ипполитович Оппоков (1888 – 1938). Родился в Саратове в дворянской семье. Член РСДРП с 1903 г. Партийный псевдоним – Жорж. В 1933 г. – заместитель председателя Госплана СССР, затем член бюро Комиссии советского контроля при СНК СССР. Арестован в июне 1937 г., по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстрелян 30 декабря 1938 г.



Л.д. 137-138.

 

Показания от 28/II 1933 г.

 

Мое отношение к советской власти в момент ее первого появления в пределах Киева (и Украины вообще) было колеблющееся, что видно из записей в моем дневнике, где я высказываю опасения, что слишком много производится разрушений, что это может привести к восстановлению власти капиталистов и помещиков. Вместе с тем эти опасения не мешали мне приветствовать революцию в целом и надеяться, что благодаря революции жизнь обновится. Это мое убеждение выражено в моем стихотворении «Революция», которое имеется в моем дневнике. В момент интервенции поляков я всецело перешла на сторону большевистской власти, с нетерпением ожидая прихода е в Киев с тем, чтоб немедленно после ее прихода, даже не оканчивая образования, ехать обратно в Саратов, чтоб больше не попасть на территорию, занятую другой властью.

Тотчас по приезде в Саратов я поступила в Институт Народного Хозяйства с целью продолжить и окончить свое образование. Работе в Институте я уделяла много времени, т.к. мне хотелось скорее кончить Университет и приходилось одновременно служить, чтоб зарабатывать деньги. По окончании Университета я поступила на службу в Областную Плановую Комиссию и позднее в Сельско-Хоз. банк. Материально я была в это время обеспечена хорошо. Жизнь я подразумевая хозяйственную жизнь государства принимала то направление, о котором я боялась мечтать думала раньше. Начиналось, после разрушительного периода гражданской войны, создание хозяйственной жизни, в котором я, как экономист, могла принимать участие. Работала я чрезвычайно много, особенно в сельско-хозяйственном банке, уходя домой только для обеда. Через короткое время я была премирована месячным окладом, оклад моей зарплате был повышен, я была назначена Завед. самостоятельным отделом. Этим, я думаю, достаточно характеризуется мое отношение к мероприятиям советской власти. Единственно, что мне в то время не нравилось в моей работе, это, как мне думалось, до известной степени свойственная большевистской власти любовь к постоянным переменам и нервное искание новшества. Эта нервность в работе подчас утомляла и раздражала и мне казалось, что она идет в ущерб созидательной работе. Слишком частые реорганизации, когда еще не выявлено то хорошее, что можно получить при проведении того или иного мероприятия, казались мне вредными для работы. В целом работа в банке для меня была чрезвычайно интересна. К сожалению, ввиду семейных обстоятельств (рождение сына) я совершенно отошла от работы и даже <…>. Не имея домашней работницы я вынуждена была всецело отдаться домашнему хозяйству и ребенку, кот. поглощал все мое время. Так продолжалось в течение с 1927–1929 год. В это время мне не приходилось читать не только книг, но даже и газет. Службу я возобновила в 1929 году в Крайхлебживсоюзе и там снова приобщилась к общественной жизни, хотя ребенок все еще продолжал отнимать у меня много времени. Благодаря тому, что приходилось работать в с.-х. кооперации я больше сталкивалась с вопросами с.-х. политики и тех мероприятий, которые проводились советской властью в этой области. В отношении коллективизации с.-хозяйства мое мировоззрение складывалось следующим образом. Переход к крупным формам с.-хозяйства считала неизбежным и необходимым. Вместе с тем мне казалось, что переход этот проводится слишком быстрыми темпами, что вместо убеждения, постепенного, но твердого <…> крестьянства в выгодах коллективного хозяйства, часто наблюдается некоторое насилие, <…>венность и поспешность в проведении этого перехода. Это я считала может повлечь нехорошие последствия: слишком быстрый количественный рост колхозов за счет качественного укрепления сначала хотя бы и малочисленных колхозов, что мне казалось было бы выгоднее и дало бы в результате лучшие последствия.

В вопросе индустриализации, который в то время обсуждался и дебатировался, я стояла на точке зрения необходимости создания своей промышленности, отдавая себе ясный отчет в том, что иначе советское государство существовать не может, иначе нам никогда не стать на ноги и не окрепнуть, как независимому, самостоятельному государству. Причем я считала, что темп здесь взять придется быстрее, т.к. иначе опасность интервенции, противницей которой я всегда была, может возрасти.

Мне в это время хотелось бросить работу в Крайхлебживсоюзе, где я работала статистиком и перейти на более живую и свойственную мне работу экономиста, что мне удалось осуществить только в 1931 году, когда я перешла на службу в КрайКУ. Здесь впервые я начала работу в области планирования, под руководством Воскресенского Ф.Ф. Вначале я очень увлеклась этой работой. О том, как я работала можно судить по тому, что все руководители КрайКУ, в частности т. Варгин, исполнявший в то время обязанности начальника, очень настаивал на моем приезд переезде в г. Сталинград, о чем говорил даже на общем собрании сотрудников, посвященном вопросу переезда в Сталинград. В этот момент я несколько разочаровалась в той работе, которую мне приходилось там вести. Мне казалось, что некоторый бюрократизм в этой работе, отдаленность намеченных плановых наметок по коммунальному строительству от осуществляемых в жизни приводит к планированию отвлеченному – плану как форме. Хотелось работать в такой области, где планы были бы более реальны, где осуществление наметки их не отрывалось бы от осуществления. Оставшись экономистом в Представительстве КрайКУ и одновременно присматривалась к работе Коммунстроя, осуществлявшую непосредственно строительство, строящего свои планы на основе реальных заключенных договоров, я решила перейти на службу в эту организацию, что и осуществила в апреле 1932 года. В этой организации я работала до последнего времени.

Работа была значительно живее и интереснее, чем работа в КрайКУ. – Непосредственное соприкосновение с самим строительством, наблюдение за осуществлением планов строительства на каждой отдельной стройке казалось мне интереснее. В отношении мероприятий Советской власти в области коммунального строительства мне казалось ошибочным некоторое отставание коммунального строительства от промышленного. Я считала, что это отставание может поставить непреодолимое препятствие для самого промышленного строительстве, т.к. бурный рост городов, вызываемый этим приток населения, заставал города неподготовленными к этому. Я пришла к убеждению, что эта диспропорция ненормальна. И до сих пор придерживаюсь того мнения, что вопросам коммунального строительства нужно бы уделить больше внимания, может быть даже ценой некоторой задержки промышленного строительства. Трудности переживаемые коммунальным строительством я объясняю в значительной мере этим обстоятельством.

Переживая трудности этого текущего года – рост цен на продукты, свертывание строительства, задержку в выдаче зарплаты и тяжелое материальное положение (в частности и моей семьи) заставляли меня часто задумываться над причинами этого. Окончательного, зрелого, сформировавшегося мнения я в настоящее время по этому вопросу не имею. Предполагаю, что одной из основных причин является та, что мы еще учимся вести плановое хозяйство, что в построении планов могли быть допущены ошибки. Так, например, слишком много точек было намечено к строительству без обеспечения этих строек строительным материалом, что повело к их консервации. По-видимому, план завоза и производства стройматериалов отстал от плана строительства. Недостаток рабочих также может являться результатом того, что план строительства взят высоко сравнительно с планом снабжения и обеспечения рабочими руками. Вывод отсюда тот, что в области планирования нужно еще много работать и учиться. Другие причины по-видимому кроются в тех трудностях, которые кроются в реорганизации сельского хозяйства, принявшего коллективную форму, но недостаточно хозяйственно окрепшего. Эта последняя причина может поставить преграду на пути тем быстрым темпам, которые взяты индустриализацией. Чувствовалось, что этот год должен ознаменоваться некоторым изменением планов строительства. Принятый Сов. властью курс на освоение достигнутого – считаю вполне своевременным и необходимым. Директивы в отношении коммунального строительства на окончание переходящего строительства и небольшая программа нового строительства – также правильны.

Все переживаемые нами трудности считаю временными. Хозяйственная жизнь государства должна войти в более спокойное русло. Считаю ли я возможным перемену власти в настоящее время? Не считаю и не нахожу нужным. Хочется только видеть в процессе созидательной, хозяйственной жизни меньше нервности и поспешности.

Обсуждались ли все перечисленные вопросы мной среди моих близких и знакомых? Серьезного, вдумчивого обсуждения их в кругу лиц, с которыми я соприкасаюсь не было. Дальше разговора за чашкой чая при чтении газет дело не простиралось. Объясняется это тем, что в кругу знакомых мужа, как и в его лице, я не нахожу ни достаточной подготовки для этого, ни особенного интереса (я понимаю углубленного).

<…>стовали ли мы на трудности и материальные затруднения? Да, не раз.

Последнее время часто приходилось вплотную голодать по нескольку дней, причем голодать приходилось и ребенку. Это нервировало и раздражало, мешало работать, создавались усталость и иногда апатия.

Некоторые вопросы материального порядка (топливо, одежда, продукты) часто заслоняли собой <…> в последнее время все остальные вопросы.

В своей семье я больше встречала интереса к политическим вопросам. Моя мать до сих пор следит за газетами. Однако, в последнее время и там вопросы материального порядка (как и где достать продукты) стали основными вопросами разговора.

Привожу краткую характеристику знакомых посещавших наш дом.

Львов, А.И. – человек мало развитой, главный интерес его определяется фотографией, в кот. он большой знаток. Отсюда интерес моего мужа к этому человеку. Я лично с ним редко беседовала, т.к. старческих бесед недолюбливаю, фотографией не интересуюсь.

Гофман, В.А. – прямой и честный человек. Отрицательной его чертой является некоторая доля проявляемого им порой юдофобства. Человек чрезвычайно преданный искусству. Любимое занятие его, как он выражается «мазать», что он может делать целыми днями даже при наличии голодного состояния. Последнее значительно угнетало его последнее время и вредно отразилось на его общем облике. Разговор о вкусных блюдах стал превалирующим. В области педагогической работы его угнетало во многих школах отсутствие дисциплины. В тех учебных заведениях (техникумах), где этого не было работал с удовольствием. Я лично, <проща>ющая ему юдофобство, относилась к нему неплохо. Мне нравилось в нем прямота и простота, с которой он держал себя, бывая у нас. Его никогда не надо было занимать, как гостя – он садился за книги и погружался в них, если мужа не было.

Пчелинцев, В.И. – кажется мне человеком недалеким и трусливым. Знаю его мало. При таком коротком знакомстве – трудно судить о человеке. Разговор последнего времени у нас с ним шел в области переселения из Саратова на юг, где жизнь по его словам дешевле и <…>. Кроме того, он постоянно боялся сокращения по службе, о чем тоже немало говорил. Показания его о том, что я говорила ему о том, что знаю подпольную организацию – ложны, и по-видимому вызваны его чрезмерной трусливостью, когда человек говорит не отдавая себе отчета.

Щеглов, И.Н. – последний раз видела его в 1927 году. Видела его всего раз 5 – не больше.

Что касается Гаврилова, то с последним совсем не знакома. Слыхала о нем только от мужа. Знаю его брата топографа, но только «шапочно».

Представляли ли эти лица, причисляя к ним меня и моего мужа, какую-либо организацию?

Конечно, нет. Эта организация даже теоретически невероятна. Слишком разнятся люди ее составляющие. Что касается меня, то я во время их посещений обычно была занята ребенком и мало уделяла им внимания. Разговор о радио, о фотографии меня не интересовал. Из всех лиц, посещавших наш дом, интереснее других мне казался Севастьянов, А.К., характеристику которого я не дала, т.к. знакомство это было очень кратковременным.

По последнему вопросу о том, знаю ли я какие-либо организации, ведущие контр-революционную работу, отвечаю отрицательно. Никаких организаций я не знаю и по этому вопросу это мое окончательное и последнее показание.

 

28/II 33 г. Н. Степанова

Л.д. 139-140.

 

Протокол

Дополнительного допроса

Скворцова Ал-дра Васильевича

от 22/IV-33 г.

 

Допросил Уполномоченный IV отд.

ДТО ОГПУ РУжд подпись Ф.К.

 

По существу обнаруженного у меня на квартире фотоснимок лиц проживающих в разных странах заграницей показываю:

1) Снимок Эрнст-Шундлик – проживает в Германии точно город и адрес местожительства не помню. Безработный, занимается починкой пишущих машинок. Переписывался с ним в 1932 году по языку «Эсперанто». Определенного характера и направления нашей взаимной письменной связи не было. Начинали только с ним знакомиться.

2) Снимок Фрица Килнара – проживает Лихтенстейг Швейцария – по профессии зубной врач – С последним я имел переписку только в 1932 году. – Политические вопросы в нашей переписке не затрагив. Посылал ли я ему какия либо виды города – зданий и т.п. я не помню.

3) Виле Винтер – г. Бие-Лофэльд Германия. – ул. Голэн Стрит 34. – веду с ним переписку с 9 Июля 1931 г. Первое письмо о налаживании письменной связи, вношу поправку не письменной связи, а переписки. – с его стороны. – По происхождению рабочий гравер – переписка носила характер обмена журналами фотоснимками и открытками. Из числа направленных мною ему в Германию фотоснимок были Вакуровский парк, 9я Дачная остановка, свою фотографию и улица по Обуховскому переулку с обозначением места расположения моей квартиры.

3) Еи-хи-имура по национальности Японец, проживает в Японии г. Токио, – работник типографии какого-то журнала. Кто из нас инициатор завязывания письменной связи – я сейчас не помню. Переписку с ним вести начал в 1932 году – Характер переписки: Обмен художественными открытками. – Из видов г. Саратова я ему ничего не посылал за исключением фотоснимка моей личности. Политическия и экономическия вопросы в нашей переписке не затрагивались.

4) Альфред Реслер – из Германии адреса не помню <…> <…> яко-бы рабочий, коммунист – где работает и его профессию не знаю. Письменную связь я начал с ним в 1932 году. О характере переписки ничего не могу сказать – т.к. я с ним мало переписывался.

5) Вильям Плямпил – Америка Те-хас г. Сан-Антонио улицу не помню. – по профессии служащий, но где работает и в качестве кого не знаю. Инициатор завязывания письменной связи с ним я. Характер переписки только обмен фото и художественными открытками. Политические и экономическия вопросы в переписке не затрагивались. – Переписку начал с 1932 года.

5) Франциско Уседо – Испанец гор. Яку-Коронадо 5 но точно не помню – насколько я понял из переписки он учащийся, безбожник – происхождения его не знаю. Кто инициатор завязывания письменной связи я не помню. Характер переписки – он интересовался политическими вопросами какими сейчас не помню. В своих ответах я на вопросы не отвечал. Он Франциско-Уседо не гравер, но я в своей переписке к нему интересовался вопросы классической гравюры. Никаких открыток я ему не посылал.

6) Франс Литэреи – но точно фамилию не помню. Белгия адрес не помню – гравер по металлу сын ювелира – инициатор завязывания с ним письменной связи. Я – переписку начал в 1932 году. В переписке он интересовался имеется ли в СССР частные мастерские в частности ювелирные вношу поправку только интересовался ювелирными мастерскими. – Я на это письмо ему не ответил и прекратил переписку – О том что я говорил о нем как о Бельгийском миллионере я показать ничего не могу ибо этом никогда никому не говорил.

7) Артур Данели Урагвай – г. Монтэвиделло ул. Доминго Арамбуру 1714 – по профессии скульптор. Инициатор связи письменной я, начал переписку с 28/VIII-1931 г. Переписывались только по вопросам искусства. Вопросы политического и экономического порядка не затрагивалось. – Какие его политические мировоззрения не знаю.

8) Энгольм Стеллян. – Швеция Мибергет Шлейдобакен по профессии народный учитель и эсперантеный писатель. Инициатива завязывания письменной связи принадлежит ему. Характер переписки: обмен Советской литературой и Лингвистической. я ему помогал в изучении русского языка. Фотоснимок я ему не посылал и вопросы политического и экономического порядка мы не затрагивали – Переписку веду с Августа 1931 г.

9) Яхим Симсон – проживает в Латвии г. Пернов. – точно адреса не помню по профессии фотограф. – Письменную связь я <…> с ним в конце 1932 года – характер переписки вопросы фотографии, посылал ли я ему фотооткрытки и какия именно я не помню – Политическия и Экономическия вопросы в нашей переписке не затрагивались.

10) Фелик-Мартин – Испания кто он по профессии не знаю. Характер переписки вопросы фотографии

Фотоснимки я ему действительно высылал но какия именно и сколько я не помню.

В Предъявленном мне изъятым при обыске у меня на квартире алфавите адресов лиц с коими я имел письменную связь с заграницей при посредстве языка «Эсперанто»

Из таких адресов у меня – связь была не налажена с рядом лиц – уточняю свою формулировку так: Из многих перечисленных в алфавите адресов я переписки совершенно не вел и некоторыми только писал по одному разу. и ответа от них не получал.

Направление моей переписки шло в разные страны: Франция, Англия, Германия, Чехо Словакия, Испания, Япония, Бельгия, Польша, Латвия и другия.

Виновным себя в использовании эсперантисткого права в контр-революционных целях – переписке с заграницей особым зашифрованным порядком, переписка и пересылка через специальных лиц сведений, фотоснимок – но вопросов являющихся шпионским характером не признаю.

В своих письмах как мной полученных так и отправляемых почтой заграницу Вопросы – политического, а также и экономического состояния я не затрагивал.

Действительно в одной из открыток я сообщил заграницу в Германию, кому именно не помню сведения о широте расстояния реки Волги и что эта река пересекается островом. Вношу поправку, что связи с заграницей я не имел, а вел э<…>ю переписку.

Протокол записан с моих слов верно и мною лично прочитан в чем и расписуюсь.

Ал. Скворцов

 

Допросил: Уполномоч. IV отд. ДТО подпись


Л.д. 141-143.

 

Протокол

дополнительного допроса

Скворцова Александра Васильевича

26/IV– 33 г.

 

Я Скворцов связи с иностранными артистами вообще и, в частности, цирковыми, как лично сам, так и при посредстве третьих лиц, не имел никогда.

Действительно я не отрицаю факта шедшего между мной и одним иностранным артистом – переговоров – фамилию которого я не знаю. Встреча с указанным иностранцем у меня состоялась в магазине «Фото – радио спорт» в г. Саратове на ул. Республики зимой 1933 года, точно числа не помню.

По чьей инициативе начались у нас разговоры, я сказать не могу. Характер наших переговоров сводился к вопросу о фотоаппаратах, одновременно указанный иностранец мне в своих разговорах сообщал о получаемом им жаловании в русской и иностранной валюте при <этом> он жаловался на то, что теперь в условиях Советской действительности стали получать валюты менее, чем это получали в предыдущие годы. Я припоминаю, что в это же время он в нашей беседе – приводил сравнение жизни, насколько мне помнится, рабочих за границей и в СССР – и указывал, что в материальном отношении рабочие за границей находятся в лучших условиях, чем в СССР. Разговор этот происходил в присутствии продавца этого магазина Фамилие, кажется, Грисман Иван Иванович. С Грисманом я знаком только как с продавцом, т.к. покупал у него фото-принадлежности.

Действительно кому я сообщал об этой встрече, сказать не могу.

Факт моих переговоров о зашифровке писем при посылке за границу отрицаю.

 

Вопрос: Были ли Вы осведомлены о пребывании и месте нахождении двух иностранных артистов или артисток-немцев и были ли у Вас какие-либо переговоры об этих немцах и о лицах у каких они остановились.

Ответ: Был ли я осведомлен об этих немецких иностранных артистов или артистках и вел ли я о них и о месте их нахождения не помню вношу добавление «разговор» –

 

Вопрос: Имели ли Вы знакомых иностранцев как сами лично так и через других лиц на Сар Заводе Комбайнов – Встречались ли когда-либо с этими иностранцами если да то характер переговоров и цель знакомства

Ответ: Знакомых на Заводе Комбайнов иностранцев у меня не было. При этом уточняю, что я слышал от фотографа Союзфото Свечникова Владимира отчества и местожительства его не знаю, – который рассказывал мне, что у его заведывающая фамилия не знаю бывает часто у ино иностранцы устраивают вечеринки. – Кто эти иностранцы я не знаю, но как будто бы они эти иностранцы с Завода Комбайнов. – Я лично с ними не встречался и разговоров не вел.

 

Я Скворцов А.В. действительно ходил по городу Саратову и фотографировал имеющимся у меня аппаратом без всякой цели. Подбор объектов к фотосъемке я производил так, что меня интересовало я и снимал. Фотоснимки мои разрушаемых в городе церквей как-то Новый собор, церковь Михаил Архангела, других же церквей не помню, чтобы я снимал. Произведенные фотоснимки разрушаемых церквей – я действительно проявил и отпечатал в каком количестве я их отпечатал не помню т.к. не считал и не учитывал.

Обнаруженные у меня в значительном количестве фотокарточки при обыске на квартире – преимущественно фотоснимки действительно отражали – улицы районов города и здания города. – и два снимка в каком количестве размноженных мною я не помню представляют собой виды полуразрушенных деревянных зданий.

Фотография крушения с трамваем действительно заснимал я – при этом цель моей снимки: снять как происшествие.

Засъемка стоящей очереди у Крытого рынка произведена мной – при этом цели я не преследовал. Других очередей я не заснимал.

Обнаруженные у меня на квартире 3 фотокарточки работников ПП ОГПУ НВК – в момент отправления и проводов вело-эстафеты в Днепрострой – попали ко мне от Кедрина Сергея Федоровича ныне умершего, который мне их дал вношу поправку дал не карточки, а вырезки из кинематографической пленки для увеличения имеющимся у меня увеличительным аппаратом – после чего размножил их в 3х 4х экземплярах, но точно не помню и передал их Кедрову, который эти пленки – получил от Кошелева работающего Радиотехником СарГПУ – Увеличенные и перепечатанные фотоснимки работников ГПУ я как уже сказал передал Кедрову – вместе с кинопленкой у меня же остались 3 карточки в увеличительном размере. – О цели хранения этих 3 карточек – я сказать ничего не могу и они у меня остались как брак. Вношу добавление, что хранение таких карточек я не считал преступлением.

Снимок в Затоне около г. Саратова (смотрел на карточке мою запись) я размножил в 5-6 экземплярах и отправил за границу в разные страны как открытки.

Виновным себя в использовании производимых фотоснимок относящихся только к явной дискредитации соввласти, в своей связи с заграницей в контр-революционных целях и целях шпионажа не признаю и моего разговора о том, что меня интересуют очереди, разрушение, обираловки и крушения на транспорте я не помню –

Но при этом подтверждаю факт моего разговора со Львовым А.И. который происходил на тему об одном или двух крушениях на Ряз. Ур. жел. дороге и кроме мне до этого было известно еще об одном случае крушения на Астраханской ветке. – Разговор и обмен сведениями о крушениях на транспорте – в частности на Р. Ур. ж.д. происходил просто беспричинно и какое-либо преследование в этом контр-революционных целей я отрицаю.

Я не отрицаю факта, что я мог говорить о приобретении фотоаппарата через лиц выезжающих временно за границу, но о <персональных?> лицах я не говорил т.к. не знал кто выезжает. Случая выяснения лиц выезжающих за границу, а также и дачи кому-либо определенного задания по установлению лиц выезжающих из СССР за границу не помню. Не помню также и случая, чтобы я выяснял как лично сам так и через других лиц – о выезжающих за границу с Миллеровской жел. дор. (Саратов)

Я не утверждаю факта, что я осенью 1932 года интересовался в своем разговоре с Пчелинцевым вопросом почему по радио не слышно страны Англию и Америку. Он мне объяснил, что эти страны работают большей частью на коротких волнах. – Добавляю, что коротковолновым приемником и его устройством я интересовался повторяю только о приемниках, но не о передатчиках. Я отрицаю, что я подготавливал постановку коротковолнового радиоприемника. Случая же переговоров об устройстве этого приемника в квартире Пчелинцева в целях нелегальной связи и получения информации из-за границы я не помню. Вношу поправку и такую формулировку: Случая разговора о постановке коротковолнового радиоприемника в к.р. целях – я отрицаю. Я не отрицаю, что в своем разговоре кому-либо говорил (кому именно не помню) о случае ареста двух эсперантистов в Москве – но о ком именно я говорил я не помню и показаний на этот счет дать не могу.

Показания записаны с моих слов верно и мною лично прочитаны в чем и расписуюсь.

А.Скворцов

 

Допросил Уполном. III отд. ДТО ОГПУ подпись

Л.д. 143-об.

 

Протокол

Дополнительного допроса

Скворцова Ал. В.

 

Предъявленная мне обнаруженная у меня в квартире рукопись, заключающая в себе сведения о взрыве в Ленинграде здания во время заседания партактива – где убито 30 чел.; о взрыве и поджоге несколько заводов около Ленинграда; о покушении на Бухарина в большом театре; о покушении на взрыв большого театра во время заседания; о нескольких покушениях на Чубарь; о убийстве начальника ГПУ БССР и его 2х сотрудников вед<…> польского шпиона; о нескольких покушениях на нач. Ленинградского ГПУ; о покушениях на Рыкова и Сталина и других более мелких покушениях, взрывах и поджогах: – Эта рукопись действительно принадлежит мне и написана мною как письмо моей жене. Где и из каких источников мною были добыты перечисленные выше сведения, я не помню. Но припоминаю, что некоторые сведения я получил из советских газет. Этими сведениями я интересовался, как политическими новостями, с такой же целью и сообщил жене, когда она жила в деревне Пески. Эти сведения мне собирать никто не поручал – и я это делал по своей инициативе.

В своей переписке с заграницей я этих сведений никому не сообщал – и другой какой-либо к.р. цели не преследовал. Записано с моих слов верно мне прочитано в чем и расписуюсь Ал. Скворцов

Об окончании следствия мне объявлено Ал. Скворцов 1/V 33

Л.д. 159.

 

2 экз.                                                                                                                                                  Сов. Секретно.

 

НАЧАЛЬНИКУ ОПС ПП ОГПУ НВК

гор. АСТРАХАНЬ.

 

Нами снята заслуживающая внимания к.р группировка в числе коих арестован некий СКВОРЦОВ Александр Васильевич, подозреваемый нами кроме того и в шпионаже, почему ДТООГПУ просит в срочном порядке тщательно проверить и сообщить о всех имеющихся у Вас материалах на СКВОРЦОВА за период его пребывания в Астрахани.

По данным следствия о нем мы располагаем следующими сведениями:

СКВОРЦОВ Александр Васильевич родился 21/VIII-1894 года в с. Никольском, Астраханской губернии Енотаевского уезда – отец его Василий Иванович СКВОРЦОВ судебный пристав – работал в г. Астрахани при съезде мировых судей и по показаниям умер в 1895-6 годах в с. Никольском.

СКВОРЦОВ А.В. с 1911-16 года работал в Казначействе г. Астрахани, Царевском и затем в с. Ремонтном Астраханской губ., в последнем Казначействе работал до 1918 года, с 1918 года вновь приезжает в г. Астрахань.

Будучи в Астрахани СКВОРЦОВ вращался и дружил с некими видными Астраханскими богачами б/КРУГЛИКОВЫМИ – один из них Филадельф Иванович в 1928 году в Москве проходил по делу меньшевиков и был расстрелян, второй брат бежал неизвестно когда за границу и проживает в Париже.

С Декабря 1918 года до 1921 года учился и работал <в> Астраханских художественных мастерских. С 1921 по 1922 год работал Зав. Секцией по охране памятников в г. Астрахани и с 1922 до 1923 года Зав. художественным отделом Астраханского Губполитпросвета. В Астрахани вместе в художественных мастерских того периода имел связь с художником КОТОВЫМ Петр<ом> Ивановичем.

При проверке указанных сведений, желательно выявить действительность его пребывания, службу в Астрахани, все его связи с бывшими и белоэмигрантами, роль СКВОРЦОВА в периоды белогвардейских восстаний в г. Астрахани.

 

(см. на обороте)

 

В се собранные материалы просьба без задержки выслать ДТООГПУ гор. САРАТОВ.

 

НАЧАЛЬНИК ДТООГПУ Р.У.ж.д.

                (ИВАНОВ Н.)

 

За НАЧАЛЬНИКА III-го ОТДЕЛЕНИЯ

                (АЛЕКСЕЕВ)

Л.д. 171.

 

Справка

 

Со стороны здоровья у гр. Скворцова А.В. имеется: катар верхушек легких, невроз сердца, малокровие с упадком питания и расстройством кровообращения (отек ног); к тяжелой физической работе не способен.

 

Врач Лаштанов

19 3/V 33.

 

8-АА.

 

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

по обвинению граждан: СКВОРЦОВА Александра Васильевича в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-6, 58-10, 58-11 УК РСФСР; ГОФМАН Виталия Анатольевича, ГАВРИЛОВА Константина Алексеевича, ПОПОВА Андрея Степановича, СТЕПАНОВОЙ-СКВОРЦОВОЙ Нины Степановны – в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-10 и 58-11 УК РСФСР; ЩЕГЛОВА Ивана Никитовича – по 58 п. 8, 58-10, 58-11 УК РСФСР и ЛЬВОВА Александра Ивановича – 58-10 и 121 УК РСФСР.

 

Дело № 6

ДТООГПУ РУжд, г. Саратов.

 

В процессе наблюдения среди группы работников Дирекции РУжд устанавливались подозрительные связи, на квартирах устраивались строго конспирируемые сборища, на которых обсуждались и дебатировались вопросы антисоветского и контр-революционного характера, с элементами активных повстанческих настроений и террора, направленных против представителей Советской власти и руководителей ВКПб.

Форсированными мероприятиями, по сведениям, поступающим в ДТООГПУ РУжд об указанной к.-р. деятельности, была вскрыта и ликвидирована к.-р. группировка в количестве 7 человек, состоящая исключительно из бывших людей; дворянства, купечества, царских прислужников, крупных домовладельцев и владельцев дачных участков.

Эта к.-р. группировка ставила себе основную цель – объединения всех враждебных сил и, в первую очередь, недовольных Соввластью для активной борьбы за свержение Соввласти через вооруженное восстание внутри страны и интервенцию извне.

По делу арестованы и привлечены в качестве обвиняемых 7 человек.

По существу персонального состава и практической к.-р. деятельности предварительным следствием установлено:

Активными участниками к.-р. группировки являлись: СКВОРЦОВ Александр Васильевич – сын судебного пристава, имеющий обширные связи с заграницей вообще и в частности с белыми эмигрантами, художник (л.д. 11, 132, 133 и 139).

ГОФМАН Виталий Анатольевич – из дворян, по убеждениям анархист, в прошлом пом. капитана дальнего плавания, в 1908 году получил вознаграждение в сумме 10000 рублей, учился в Германии, в 1930 году арестовывался ППОГПУ Саратов по ст. 58-11 УК, преподаватель жел.-дор. школы в Саратове (л.д. 41, 41а, 161).

ЩЕГЛОВ Иван Никитович – художник, в прошлом владелец дачных участков, при Соввласти судим за сокрытие имущества, осужден на один год принудработ, участник забастовки служащих Правления РУжд против Соввласти, арестовывался органами ОГПУ за антисоветскую агитацию (л.д. 5, 5а, 66).

ЛЬВОВ Александр Иванович – бывший техник Моботдела Дирекции РУжд, из дворян, при Соввласти судим за присвоение имущества (л.д. 25).

ПОПОВ Андрей Степанович – чертежник отдела Тяги Дирекции РУжд, крупный домовладелец, родственники раскулачены (л.д. 25, 25а, 83).

ГАВРИЛОВ Константин Алексеевич – из купцов, отец имел мануфактурный магазин в Саратове, врач жел.-дор. больницы (л.д. 46).

СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА Нина Степановна – из семьи банковского чиновника, была на территории белых, в старой армии работала в русском земстве, родители состояли в партии «Народной воли», эс-эровских взглядов (л.д. 48, 48а).

С первых же дней Октябрьской Революции СКВОРЦОВ А.В., СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА Н.С., ПОПОВ А.С., ГОФМАН В.А., ЩЕГЛОВ И.Н. встали на путь непримиримой враждебности к Соввласти. Эта враждебность определялась, главным образом, из ненависти к Соввласти, отнявшей у них привилегированное положение и богатство (л.д. 41а, 48а, 66а, 69, 118).

По существу своих политических взглядов на Советскую власть обвиняемые показали:

 

СКВОРЦОВ:

«Мое отношение к Советской власти уже не изменялось к лучшему, а наоборот – год от года все ухудшалось и становилось все более и более резко отрицательное» (л.д. 69).

«ГОФМАН часто мне рассказывал о своей привольной и сытой жизни, о своих путешествиях по морям и океанам, о своих мечтах, разрушенных революцией. Во всех этих разговорах сквозило недовольство и раздражение» (л.д. 118).

 

Обвиняемый ГОФМАН, подтверждая показания СКВОРЦОВА о своих начальных и последующих взглядах на Советскую власть, прямо заявляет:

 

«Вообще, как я указал выше, по своим убеждениям противник всякой власти, в том числе и Советской власти» (л.д. 54а).

 

Обвиняемая СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА по политическим убеждениям разделяла программу Партии социалистов-революционеров, по этому поводу показывает:

 

«Я мыслила, что крестьянство – основной класс, который, возможно, сумеет сделать такую Россию, о которой я мечтала, я симпатизировала классу крестьянства» (л.д. 48а).

 

Приобщенные к настоящему следственному делу рукописи, обнаруженные при обысках и принадлежащие ПОПОВУ А.С., ГАВРИЛОВУ К.А. и СТЕПАНОВОЙ-СКВОРЦОВОЙ Н.С. заключают в себе явно к.-р. содержание: «О убитой большевиками свободы, о разорении буржуазии, о необходимости передачи власти партии крестьянства, о заплеванной и растерзанной России и политическое «КРЕДО» анархизма» (л.д. 29, 63, 64, 104).

Исходя из предпосылок идеологической враждебности к Соввласти и готовности к активной к.-р. борьбе, обвиняемый СКВОРЦОВ А.В. вошел в контр-революционную организацию, ставившую себе целью объединение всех враждебных сил внутри страны.

В эту к.-р. организацию СКВОРЦОВ был завербован в 1930 году находившимся в ссылке в Саратове неким ЯКОВЛЕВЫМ Леонидом Дмитриевичем (л.д. 72, 72а, 73).

По этому поводу обвиняемый СКВОРЦОВ показывает:

 

«В 1930 году я познакомился с высланным из Москвы – ЯКОВЛЕВЫМ Леонидом, отчества не знаю… Он стал говорить о том, что необходимо организовываться, создавать организации, в которые могли бы объединиться люди, одинаково мыслящие...» (л.д. 72, 73а).

 

В последующих встречах СКВОРЦОВ и ЯКОВЛЕВ разрабатывали методы вербовки и глубокой конспирации к.-р. организации, строя ее по принципу «цепочки», при этом СКВОРЦОВ получил от ЯКОВЛЕВА установку на дальнейшее расширение к.-р. организации, с конкретными заданиями объединения в нее недовольных Соввластью, с тем, чтобы подготавливать кадры для активной борьбы с Соввластью.

СКВОРЦОВ в своих показаниях об этом говорит:

 

«...Он, ЯКОВЛЕВ, опять начал говорить о том, что необходимо вступать в организацию, я ему ответил, что ведь существуют разные организации и разные преследуют цели. Он ответил, что это правильно, что теперешние организации преследуют одну цель – объединение недовольных, так как для другого чего-либо еще время не пришло. После этого он стал меня уговаривать, чтобы и я вошел в организацию. Я ему сказал: что-же я там должен делать, он мне ответил, что нужно разъяснять, во-первых, что в организации состоять теперь не страшно, во-вторых о том, что это необходимо, если человек хочет жить по-человечески и работать так, как ему хочется» (л.д. 73).

 

Член к.-р. организации ЯКОВЛЕВ Леонид Дмитриевич из гор. Саратова выехал в гор. Москву в 1931 году. Принятыми мерами ЯКОВЛЕВ неустановлен и ответа из ТООГПУ о результатах нашего запроса – не получено, почему ЯКОВЛЕВА допросить, а также и привлечь по настоящему делу – не представилось возможным (л.д. 153).

СКВОРЦОВ, будучи завербован в к.-р. организацию ЯКОВЛЕВЫМ и имея обширные связи, преимущественно, среди лиц, враждебно настроенных против Соввласти, – приступил к созданию к.-р. группировки, являясь ее вдохновителем и руководителем, вербуя и объединяя в таковую идейно-родственные им кадры.

Таким путем в к.-р. группировку вошли; ЛЬВОВ, ПОПОВ, ЩЕГЛОВ, ГОФМАН, ГАВРИЛОВ, СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА, которая оформилась в 1930 г. (л.д. 50, 56, 73а, 76, 84, 108).

Касаясь метода вербовки и практической подготовки лиц к объединению в к.-р. группировку, СКВОРЦОВ показывает:

 

«...Благодаря моих к.-р. разговоров, я сагитировал в отрицательном отношении Советской власти: ЛЬВОВА Александра Ивановича...».

«...Я узнал, каких взглядов в политическом отношении является ПОПОВ...».

«Разговаривая с ним (с ПЧЕЛИНЦЕВЫМ) о к.-р. организациях вообще, привил ему взгляд о необходимости вступления в какую-либо организацию...» «В этих организациях члены друг друга не знали, а знают одного или двух, максимум, лиц, в такие организации вступают и молодежь и старики, и, в подтверждение своих слов, я ему сказал... И я сам состоял в организации, в которой знал двух лиц и один из них дал мне небольшое задание» (л.д. 73а, 76).

 

Допрошенные по этому же вопросу обвиняемые: ЛЬВОВ, ЩЕГЛОВ и свидетель ПЧЕЛИНЦЕВ показали:

 

ЛЬВОВ: «СКВОРЦОВ стремился объединить лиц, недовольных существующим строем, проводить среди них систематическую к.-р. пропаганду, для того, чтобы на случай переворота иметь группу к.-р. настроенных людей, на которых можно опереться... В конце декабря м-ца 1932 г. СКВОРЦОВ спросил меня, что из себя представляет ПОПОВ, когда я охарактеризовал ПОПОВА, СКВОРЦОВ попросил меня познакомить его с ПОПОВЫМ под предлогом посмотреть у него фотоснимки и аппараты, я согласился и знакомство состоялось...» (л.д. 50а).

 

ЩЕГЛОВ: «СКВОРЦОВ с такой хитростью и энергией сумел проводить свои к.-р. взгляды, что мог действовать на других лиц, в том числе и на меня, старался привлекать на свою сторону недовольных. Таким путем создавал группу единомышленников для свержения Советской власти» (л.д. 66а).

 

Одновременно обвиняемый ЩЕГЛОВ И.Н. в своих показаниях указывает на свою непосредственную связь с членом к.-р. организации ЯКОВЛЕВЫМ:

 

«Я, ЩЕГЛОВ И.H., действительно встречал в канцелярии техникума ЯКОВЛЕВА, имя и отчество его я не знаю, сколько раз я встречался о ЯКОВЛЕВЫМ – припомнить не могу» (л.д. 102).

 

В порядке подготовки твердых членов к.-р. организации, обвиняемый СКВОРЦОВ требовал строгой конспирации и при арестах организацию не раскрывать. По этому поводу свидетель ПЧЕЛИНЦЕВ показал:

 

«...Он (СКВОРЦОВ) особенно злобно говорил о лицах, состоящих в организации, которые оказались малодушными и при своих арестах выдают к.-р. организацию, но все равно всю организацию не могут, а погибнет только всего несколько человек и, таким образом, организация вся не раскроется» (л.д. 146а).

 

Допрошенные по существу состава к.-р. группировки обвиняемые: СКВОРЦОВ, ГОФМАН показали:

 

СКВОРЦОВ: «В этих к.-р. разговорах принимали участие следующие: Я, СКВОРЦОВ, ГОФМАН Виталий Анатольевич, ЛЬВОВ Александр Иванович... ГАВРИЛОВ Константин и Владимир, ЩЕГЛОВ Иван Никитович и моя жена – Нина Степановна СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА. Наши к.-р. разговоры происходили на квартирах: моей, СКВОРЦОВА, ГОФМАН и ЛЬВОВА» (л.д. 68).

 

ГОФМАН: «Моя квартира представляла собой характер конспиративной квартиры для всяких и всех разговоров к.-р. порядка, она же – эта моя квартира носила или вернее служила местом явок лиц с явно к.-р. взглядами, как-то: СКВОРЦОВА Александра Васильевича, ЩЕГЛОВА Ивана Никитовича, ЛЬВОВА Александра Ивановича... ГАВРИЛОВА Константина Алексеевича. Обычно у меня, под предлогом просмотра книг моей собственной библиотеки по искусству, собирались в разное время по 2, 3 и 4 человека, в частности собирались и бывали неоднократно вое упомянутые мною выше лица... В моей квартире происходили открыто, без стеснения, всякие к.-р. разговоры, открыто обсуждались вопросы о путях и возможностях свержения Соввласти (л.д. 97).

 

Аналогичные показания о составе, целях к.-р. группировки и проводимых к.-р. сборищах, дают в своих показаниях и обвиняемые: ЛЬВОВ А.И., ЩЕГЛОВ И.Н., СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА Н.С. и ГАВРИЛОВ К.А. (л.д. 59, 61 и 108).

Обвиняемый ПОПОВ, примкнувший к к.-р. группировке зимой 1932 года, отрицает свое участие в проводимых сборищах, но не отрицает факт связи со СКВОРЦОВЫМ и ЛЬВОВЫМ и состоявшемся сборище у него на квартире (л.д. 84).

С оформлением к.-р. группировки, члены ее: СКВОРЦОВ, ГОФМАН, ЩЕГЛОВ, СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА, ГАВРИЛОВ, имея вполне оформленные и разработанные свои к.-р. политически установки, поставили перед собой задачу:

1. Активной борьбы с Советской властью, путем вооруженного восстания и интервенцией извне свергнуть Соввласть;

2. Проведения террористических актов против представителей Советского Правительства и руководителей ВКП(б);

3. Агитации и пропаганды против всех проводимых мероприятий Советской власти;

4. Дискредитации Советской власти в глазах рабочих масс за границей, путем пересылки специальных фотоснимков;

5. Передачи за кордон политических настроений рабслужащих;

6. Шпионажа в пользу иностранных государств (л.д. 50, 54, 66, 68а, 74, 84, 97а, 119, 103, 120, 122, 142а, 144а, 145, 145а, 146, 147).

О политических установках к.-р. группировки и практической к.-р. деятельности, обвиняемые в своих признаниях показывают:

 

СКВОРЦОВ: «...сходились на том, что план (5-ка) нереален, что мы не можем его не только перевыполнить, но даже, хотя бы, выполнить. Мы считали, что перегнать капиталистические страны с их наисовершеннейшей техникой мы не можем, с тем отсталым оборудованием в техническом отношении страны и вообще низким культурным уровнем страны. Что эти темпы непомерно высоки для нашей страны и что такой широкий размах приведет к кризису (л.д. 119а).

 

ГОФМАН: «Говоря о себе, как о большом знатоке русского крестьянина – показывает: «…Рассматривая вопрос коллективизации сельского хозяйства и как метод, принятый Советской властью – развертывание и организация колхозов – неудачный и я считаю, что в результате этого наше сельское хозяйство упало, из колхозов наблюдается бегство. Я отчетливо убежден, что в крестьянине крепко сидит натура собственника, и, по-моему, сейчас гораздо быстрее и лучше бы стало развиваться сельское хозяйство по путям индивидуального хоз-ва (л.д. 54).

 

Члены к.р. группировки: СКВОРЦОВ, ПОПОВ, ЛЬВОВ, ЩЕГЛОВ, ГОФМАН, СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА, ГАВРИЛОВ, твердо следуя своим к.р. политическим целям, систематически на своих сборищах, в бешенной злобе, критиковали проводимые мероприятия Соввластью, вели пропаганду враждебного обвинения Советского Правительства и ее руководителей, предвещая Соввласти несостоятельность перед трудящимися и доведение страны до кризиса, при этом особую ненависть все члены к.р. группировки направляли на вождя ВКП/Б/ тов. СТАЛИНА (л.д. 68, 68-а, 120, 69-121-а).

Подтверждая конкретные факты а/с и к.р. пропаганды и обсуждаемых вопросов на сборищах, обвиняемые: ГОФМАН, ЛЬВОВ, ПОПОВ, ЩЕГЛОВ показали:

 

ГОФМАН: «У меня на квартире обсуждались темы и разговоры велись в таком духе: «Политика Сталина ведет страну к нищете и разорению, этот взгляд разделял я ГОФМАН (л. д. 57-а)

ЛЬВОВ: «Видя плохое экономическое состояние страны, я стал верить в то, что при другом Правительстве жить будет действительно лучше... (л.д. 51).

ПОПОВ: «Начиная с 1930 г., я опять стал разделять к.р. взгляды в кругу своих знакомых: ЛЬВОВА А.И., СКВОРЦОВА А.В., моего брата ПОПОВА... Я неоднократно стал высказывать недовольства на экономическую политику Советской Власти, которые сводились к следующему: крестьян разорили, принуждают входить в колхозы, население голодает, хлеба нет... в общем я опять стал такого мнения, что за счет полуголодных живут отдельные лица» (л.д. 84).

ЩЕГЛОВ: «Я высказывал мысль, что со словами ЛЕНИНА – «каждая кухарка должна уметь управлять государством» – я не согласен, так как управлять государством могут только люди с государственными способностями... Не согласен я также со словами ЛЕНИНА: «Учиться, учиться и учиться» – так как в этой мысли не нахожу ничего нового, ранее эта мысль говорилась по-другому: «ученье свет, а неученье тьма» отсюда особой гениальности ума ЛЕНИНА – я не вижу» (л.д. № 66а)

 

Обвиняемые: СКВОРЦОВ А.В., СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА, ГАВРИЛОВ в своих показаниях признали, что a/с и к.р. пропаганда группировкой была направлена на обвинение Советской Власти и особенно тов. СТАЛИНА (л.д. 25а, 42-а, 50, 54, 61, 68-а, 107, 108, 121-а, 122, 134).

Активные члены к.р. группировки: ЩЕГЛОВ, СКВОРЦОВ, ГОФМАН разрабатывали и ставили в порядок дня вопрос подготовки террористических актов против тов. СТАЛИНА, членов Совправительства и вообще против коммунистов (л.д. 66-а, 122-а, 126).

Допрошенный по существу вопроса подготовки тер.акта, обвиняемый ЩЕГЛОВ показал:

 

«Мое возмущение дошло до того, что в группе своих единомышленников, я сказал: «не только СТАЛИНА нужно расстрелять, но и всех их нужно перевешать, под словом всех я понимал руководителей Советской Власти... (л.д. 66-а).

 

Обвиняемый СКВОРЦОВ, уточняя моменты выступлений с вопросами явного террористического порядка со стороны второго члена группировки ГОФМАН в своих показаниях добавил:

 

«ГОФМАН еще больше стал горячиться и говорить, что он бросится на какую-нибудь сволочь, тут он подразумевал коммуниста и перегрызет ему горло, а потом пусть и его убьют» (л.д. 120а)

 

«По вопросу руководства я СКВОРЦОВ – выражал мнение, что могло бы случиться, если тов. СТАЛИН умер или его убили я выражал в следующем виде, что СТАЛИНА могли бы заменить прежние вожди партии, как то: Троцкий, Бухарин и др. (л.д. 68-а)

 

Наряду с этим, одним из постоянных и центральных вопросов, почти при всех к.р. сборищах, руководитель группировки СКВОРЦОВ и остальные члены систематически и глубоко разрабатывали вопрос о путях и методах свержения Советской Власти, останавливаясь, главным образом, на необходимости вооруженного восстания внутри страны, одновременно чаяли на близость интервенции извне, обеспечивающей успех свержения Соввласти (л.д. 54, 69, 74-а, 95, 97, 97а, 98, 108, 121-а).

Обвиняемый ГОФМАН по этому поводу показал:

 

«ГАВРИЛОВ К.А. выказывался и держался мнения, что Советская власть может быть свергнута только путем интервенции... эту точку зрения поддерживал ЩЕГЛОВ и СКВОРЦОВ... я, ГОФМАН, среди кого – точно не помню, но среди большинства присутствующих и бывающих у меня на квартире, высказывал и стоял на точке зрения, что для свержения Соввласти нужно, возможно и осуществимо, путем внутреннего восстания в СССР, на почве экономических осложнений и плюс к тому – война ускоряет свержение Соввласти. Против этой моей точки зрения о свержении Соввласти возражений я со стороны присутствующих не встречал. ЩЕГЛОВ Иван Никитович и СКВОРЦОВ А.В. стояли на точке зрения и проповедываний наиболее активно прямое вооруженное восстание, как путь избавления от Советской власти» (л.д. 97а).

 

Обвиняемый СКВОРЦОВ, касаясь персональных лиц, участвующих при обсуждении вопроса о свержении Соввласти, дополняет показания ГОФМАНА следующим:

 

«При разговорах к.-р. характера, в которых принимали участие, в развое время, следующие лица: я, СКВОРЦОВ Александр Васильевич, моя жена СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА Нина Степановна, ГОФМАН Виталий Анатольевич, Владимир и Константин ГАВРИЛОВЫ, ЩЕГЛОВ Иван Никитович, ЛЬВОВ Александр Иванович, – выражались способы и методы, посредством которых можно было избавиться от Советской власти... восстание внутри страны, как метод, выдвигал я» (л.д. 74, 74а).

 

Члены к.-р. группировки: ЛЬВОВ, ЩЕГЛОВ, ПОПОВ, ГАВРИЛОВ и СТЕПАНОВА-СКВОРЦОВА выставляли и обсуждали новые варианты, в результате которых можно было бы избавиться им от Советской власти, в частности останавливались на вопросах, что «экономические» затруднения обеспечат кризис в стране, а отсюда крах и смена власти; внутри партийные разногласия и антипартийные группировки приведут к развалу Партии и краху Соввласти» (л.д. 56, 61, 118а, 127а).

Обвиняемый ЛЬВОВ, подтверждая свою причастность, а также и участие в разработке вопроса свержения Соввласти, – показывает:

 

«Скорее бы война, тогда легче будет свергнуть Соввласть, при другом правительстве не будет такого угнетения, как теперь, жизнь будет совершенно другая…» (л.д. 50).

 

Обсуждая методы свержения Соввласти вооруженным восстанием, участники группировки дебатировали вопрос о приемниках новой власти и каких форм политических должно быть новое правительство. На этот счет обвиняемый ЛЬВОВ показывает:

 

«Конкретно, какое правительство должно будет сменить существующий отрой, от СКВОРЦОВА я не слыхал, но упор он делал на такое правительство, при котором могли бы жить хорошо все классы, особенно крестьянство, которое более всех угнетаемо при Советской власти» (л.д. 50).

 

Свидетель ПЧЕЛИНЦЕВ об активной повстанческой настроенности группировки и, главным образом, ее руководителя СКВОРЦОВА, на допросе показал:

 

«Он, СКВОРЦОВ, далее в моем присутствии говорил, что теперь, как никогда, нужно стараться сбросить гнет большевиков, который висит над нами вот уже 15 лет и что в освобождении русского народа от советских бандитов учувствуют старики и даже женщины...» (л.д. 146).

 

СКВОРЦОВ А.В., владея языком эсперантом, свою международную связь с заграницей использовал в к.-р. целях и в практической своей к.-р. деятельности занимался шпионажем в пользу иностранных государств, собирая сведения о железнодорожном транспорте, которые сообщал ему член к.-р. группировки ЛЬВОВ. По этому поводу обвиняемый ЛЬВОВ показывает:

 

«Практическая моя помощь в к.-р. группе СКВОРЦОВА заключалась в том, что я передавал СКВОРЦОВУ сведения такого характера: о разоружении жел.-дор. транспорта, о недостаче подвижного состава, о недостаче строительных материалов по ремонту, о недостаче штата служащих в Дирекции и линии и их плохой трудоспособности и квалификации, об увеличении случаев крушений поездов, об уменьшении движений поездов и закрытии отдельных разъездов. Такими сведениями СКВОРЦОВ интересовался, когда же СКВОРЦОВ узнал, что я временно работаю в Моботделе Дирекции РУжд (осень 1932 г.), то спросил меня, что я там делаю, я ответил: «Чертил спешно графики движения воинских поездов...» (л.д. 51).

 

Обвиняемый СКВОРЦОВ, подтверждая показания ЛЬВОВА, пытается отрицать свою шпионскую деятельность (л.д. 140а, 124а 125), но свидетельскими показаниями гр. ПЧЕЛИНЦЕВА достаточно изобличается. Так в своих показаниях свидетель ПЧЕЛИНЦЕВ утверждает:

 

«Мне помнится случай, когда между нами шел разговор об этой (иностранной) переписке, он (СКВОРЦОВ) особенно восхвалял жизнь за границей, при этом старался всячески дискредитировать коммунистические партии не только в СССР, но и за границей и, как он тогда говорил, что он получил письмо от одного учителя из Америки, который ему в письме, и, как говорил мне СКВОРЦОВ – особо зашифрованным порядком, сообщил, что в Америке коммунистическую партию составляют: пять жидов, 10 хулиганов и 100 русских агитаторов-дармоедов и что рабочие за границей считают для себя позором говорить даже о коммунистической партии. Я припоминаю момент в этом разговоре, когда он, касаясь вопроса зашифрованной переписки с друзьями из заграницы сказал, что для этой цели у него есть условные знаки, которые никто не может расшифровать и кроме того, все письма, носящие характер секрета и к.р. содержания с целью, чтобы их не обнаружили в ССОР и не прочитали – он СКВОРЦОВ их посылает со специальными людьми, преимущественно через приезжающих иностранных артистов цирковых в СССР». (л.д. 144а)

 

Тот же свидетель прямо указывает, что СКВОРЦОВ свою шпионскую деятельность сосредотачивал на следующих моментах:

 

«В Феврале м-це СКВОРЦОВ, касаясь своей к.р. деятельности, указал, что его дело – освещать жизнь в городе, но главным образом его интересуют очереди громадные обираловка на вокзале с продуктами, я заснимаю разрушение нашей культуры и, кроме, особенно подчеркнул, что их интересуют катастрофы и крушения на транспорте» (л.д. 157).

 

Обвиняемый СКВОРЦОВ наряду с обширной связью с заграницей, а также белыми эмигрантами: КРУГЛЯКОВЫМ и ОЛЬХОВЫМ, завязывал знакомство с иностранцами, находящимися в СССР, был осведомлен о всех приезжающих иностранных артистах в Саратов и, кроме того, специально занимался выяснением лиц, выезжающих за границу из Советского Союза (л.д. 132, 141а, 143, 145а).

По моментам связей с заграницей и шпионажем, СКВОРЦОВ упорно не сознаваясь, пытается давать исключительно уклончивые показания:

 

«Я не отрицаю факта, шедшего между мною и одним иностранным артистом переговора, фамилии которого я не знаю. Встреча с указанным иностранным у меня состоялась в магазине «Фоторадиоспорт»… я припоминаю, что в это же время он и в нашей беседе приводил сравнение жизни, насколько мне помнится, рабочих заграницы и СССР и указывал, что в материальном отношении рабочие заграницы находятся лучше, чем в СССР... был ли я осведомлен об этих немецких иностранных артистах или артистках и вел ли я о них и о месте нахождения, разговора не помню... Моего разговора о том, что меня интересуют очереди, разрушения, обираловка и крушения на транспорте – я не помню, но при этом подтверждают факт моего разговора со ЛЬВОВЫМ А.И., который происходил на тему об одном из двух крушений на РУжд». (л.д. 141, 141а и 142а).

 

При обыске на квартире у СКВОРЦОВА обнаружены: его личная рукопись, содержащая в себе сведения о взрывах заводов, покушениях на вождей ВКП(б), об убийствах работников ГПУ, групповые фотоснимки работников ППОГПУ по НВК Саратов, фотокарточки разбираемых церквей в гор. Саратове, фотоснимки полуразрушенных и ветхих зданий, улиц, используемые им в целях дискредитации Соввласти.

По существу предъявленных вещественных доказательств обвиняемый СКВОРЦОВ показал:

 

«Я, СКВОРЦОВ А.В., действительно ходил по гор. Саратову и фотографировал имеющимся у меня аппаратом... подбор объектов к фотосъемке я производил так: что меня интересовало, то я и снимал... фотоснимки разрушаемых я проявил и отпечатал, в каком количестве я их отпечатал – я не помню... обнаруженные у меня в значительном количестве фотокарточки при обыске на квартире, преимущественно фотоснимки действительно отражали улицы, районы и здания гор. Саратова в ветхом состоянии... фотографию крушения с трамваем действительно заснимал я, при этом цель моей съемки – снять как происшествие... засъемка стоящей очереди у Крытого рынка произведена мною» (л.д. 142).

 

НА ОСНОВАНИИ ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО И ИМЕЮЩИХСЯ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ – ОБВИНЯЮТСЯ:

 

1. СКВОРЦОВ Александр Васильевич, 1894 г.р., происходит из села Никольского, Астраханского района НВК, сын судебного пристава, русский, гр. СССР, художник-график НемГИЗ’а, женат, адрес местожительства до ареста: Саратов, Обуховский переулок 9 кв. 1, имеет связь с бело-эмигрантами (л.д. 60, 132, 133).

В ТОМ, что состоя в к.р. организации, выполнял ее задания, являлся организатором и вдохновителем к.р. группировки, ставившей себе целью свержение Соввласти, завербовал в к.р. группировку: ЛЬВОВА, ЩЕГЛОВА и ПОПОВА, активно проводил систематическую к.р. пропаганду против всех проводимых мероприятий Соввласти, активный участник и организатор к.р. сборищ, на которых призывал к активной борьбе с Соввластью, распространял к.р. слухи, дискредитировал враждебно правительство Соввласти, международное эсперантское право использовал в к.р. целях, сообщал сведения и фотоснимки за границу с целью дискредитации Соввласти, через устанавливаемые связи с иностранцами, занимался шпионажем, собирал сведения о состоянии транспорта (л.д. 69, 72, 66, 70, 68а, 74а, 97а 119, 124, 125) т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-6, 58-10 и 58-11 УК РСФСР.

СОЗНАЛСЯ ЧАСТИЧНО.

 

2. ГОФМАН Виталий Анатольевич, <арестован> 11/II-33 г. из дворян, 1874 года рождения преподаватель жел. дор. школы ст. Саратов II, беспартийный, русский гр. СССР, образование высшее, учился в Германии в Мюнхене, женат, на иждивении жена и дочь 6 лет, адрес местожительства: Саратов Мало-Сергиевская 67 кв. 3, по убеждению анархист, в 1930 году арестовывался ПП ОГПУ по НВК, обвинялся по ст. 58-11 УК, до революции – пом. капитана дальнего плавания, брат – белый эмигрант, проживает во Франции, как офицер царской армии, во время революции бежал из-под расстрела (л.д. 41, 41-а, 100, 100-а, 151).

В ТОМ, что являясь непримиримым врагом Советской Власти, по своим убеждениям примкнул к к.р. группировке, свою квартиру, как конспиративную, предоставлял для к.р. явок и сборищ, активно участвовал в сборищах к.р. группировки и вел пропаганду против всех мероприятий Соввласти, дискредитировал Советскую Власть и ее Правительство на сборищах активно выступал за вооруженное восстание и свержение Советской власти, высказывал необходимость террористических актов против коммунистов (л.д. 54, 54-а, 57, 97, 97-а, 122) т.е. в преступлениях предусмотренных ст. ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР.

СОЗНАЛСЯ.

 

3. ЩЕГЛОВ Иван Никитович <арестован> 8/II-33 г. 1882 года рождения, из мещан гор. Пензы, русский, беспартийный, холост, гр-н СССР художник – преподаватель ветеринарного Рабфака, до ареста проживал гор. Саратов Советская ул. кв. 3, в 1929 году судим за укрывательство имущества, осужден на один год принудработ, в 1931 году арестовывался органами ОГПУ за а/с агитацию, участник к.р. саботажа Правления Р.У. ж.д. против Соввласти (л.д. 5, 24, 66, 161) в прошлом владелец дачных участков. Советская 43 кв 3.

В ТОМ, что являлся активным членом к.р. группировки, возглавляемой СКВОРЦОВЫМ, участвовал на проводимых к.р. сборищах, систематически вел антисоветскую и к.р. пропаганду против проводимых мероприятий Соввласти, на сборищах активно выступал за вооруженное восстание, с целью свержения Соввласти, питая непримиримую ненависть к членам правительства Соввласти, на к.р. сборищах говорил о необходимости методами террора бороться против Соввласти и ее вождей (л.д. 66, 68, 97, 97-а), т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР

СОЗНАЛСЯ.

 

4. ЛЬВОВ Александр Иванович, <арестован> 8/II-33 г. 1873 года, из дворян гор. Саратова, русский, беспартийный, бывший чертежник отдела движения Дирекции Р.У. ж.д., в настоящее время инвалид 3-й группы, женат, на иждивении жена, гр-н СССР, судим за присвоение имущества (л.д. 25).

В ТОМ, что будучи враждебно настроенным к Соввласти, примкнул к к.р. группировке, возглавляемой СКВОРЦОВЫМ, участвовал в к.р. сборищах и проводил а/с и к/p пропаганду против проводимых мероприятий Соввласти, участвовал в разработке вопроса свержения Советской Власти, передавал сведения о состоянии транспорта СКВОРЦОВУ, работая в Моботделе, разглашал сведения, не подлежащие оглашению (л.д. 50, 50а, 51, 59, 70), т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-10, 58-11 и 121 УК РСФСР.

СОЗНАЛСЯ.

 

5. ПОПОВ Андрей Степанович, <арестован> 11/II-33 г. 1883 г.р., из крестьян Рязанской губ., Спасского уезда, с. Тырковская слобода, русский, б/п, чертежник отдела Тяги Дирекции РУжд, гр. СССР, окончил Саратовское городское училище, женат, на иждивении жена, до ареста проживал: Чернышевская ул., дом № 41, крупный домовладелец, имеет три дома, родственники раскулачены (л.д. 25, 25а, 83). Черн<ышевская> 41. к 1             23.VI.47 гр.

В ТОМ, что являясь враждебно настроенным к Соввласти, примкнул к к.-р. группировке, возглавляемой СКВОРЦОВЫМ, участник к.-р. сборищ, систематически вел пропаганду против проводимых мероприятий и Соввласти, в своей пропаганде преследовал цель – свержение Советской власти (л.д. 70а, 84), – т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР.

СОЗНАЛСЯ.

 

6. ГАВРИЛОВ Константин Алексеевич, <арестован> 11/II-33 г. 1892 г.р., уроженец гор. Саратова, происходит из семьи купца, родители владели мануфактурным магазином, по соц. положению сам служащий, врач-акушер жел.-дор. больницы ст. Саратов-II, б/п, гр. СССР, русский, окончил медфак Саратовского университета, женат, жена работает преподавателем, имеет двух детей (л.д. 46).

В ТОМ, что будучи враждебно настроенным к Соввласти, примкнул к к.-р. группировке, возглавляемой СКВОРЦОВЫМ, участвовал в проводимых сборищах, инициатор пропаганды свержения Соввласти через интервенцию, автор политического «КРЕДО» – анархизма (л.д, 60, 68, 104, 108)» т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР.

СОЗНАЛСЯ.

 

7. СКВОРЦОВА-СТЕПАНОВА Нина Степановна, <арестована> 8/II-33 г. 1894 г.р. из семьи банковского чиновника гор. Саратова, русская, б/п, ст. экономист 1-го Госстройтреста, образование высшее, гр. СССР, замужем, имеет сына 6 лет, с 1917 по 1920 г. была на территории белых, по убеждениям разделяет эс-эровскую программу, родителе состояли в партии «Народной води» (л.д. 48, 48а). Обух пер 9. к. 1. Экономист.

В ТОМ, что будучи враждебно настроенной к Соввласти, принимала активное участие и систематически выступала на к.р. сборищах о пропагандой против проводимых мероприятий Соввласти, участвовала в разработке вопроса свержения Соввласти (л.д. 48а, 63, 128) т.е. в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 58-10, 58-11 УК РСФСР

СОЗНАЛАСЬ ЧАСТИЧНО.

 

Настоящее дело подлежит направлению на внесудебное рассмотрение Коллегии ОГПУ.

 

Уполномоченный 3-го Отделения

ДТООГПУ РУжд                                                                             (АЛЕКСЕЕВ)

СОГЛАСЕН: Начальник 3-го Отделения ДТООГПУ           (БРЮХАНОВ)

УТВЕРЖДАЮ: НАЧАЛЬНИК ДТООГПУ Р.У. ж.д.            (ИВАНОВ Н.)

Обвинительное заключение составлено 1 мая 1933 г.

 

СПРАВКА: 1. Вещественные доказательства, отобранные при обыске, фотоснимки, дневник, алфавит адресов закордонных связей прилагаются отдельным пакетом.

2. Обвиняемые: ЩЕГЛОВ И.Н., СКВОРЦОВ А.В., СКВОРЦОВА-СТЕПАНОВА Н.С., ЛЬВОВ А.И., – содержатся под стражей при Сардомзаке с 8-го Февраля 1933 года, ГАВРИЛОВ А.С., ПОПОВ А.С., ГОФМАН В.А. – содержатся под стражей при Сардомзаке с 11 Февраля 1933 года.

3. Арестованная по настоящему делу ПЛОТНИКОВА Зоя Константиновна за недостаточностью данных из-под стражи освобождена и дело в отношении ее прекращено.

 

Уполномоченный ДТООГПУ РУжд          (АЛЕКСЕЕВ)

 

С обв. заключением

о направлении дела в

Коллегию ОГПУ

Согласен

5/V-33 г. прокурор подпись

Л.д. 194.

 

Выписка из протокола

Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 28 мая 1933 г.

 

СЛУШАЛИ:

ПОСТАНОВИЛИ: доп. 2

37. Дело № 4964 по обв. гр. СКВОРЦОВА Александра Васильевича, ГОФМАНА Виталия Анатольевича и др. в числе 7-ми чел. по 58/10 ст. УК.

1. СКВОРЦОВА Александра Васильевича,

2. ГОФМАНА Виталия Анатольевича,

3. ЛЬВОВА Александра Ивановича,

4. ПОПОВА Андрея Степановича – выслать через ППОГПУ в Казахстан, сроком на ТРИ года, сч. срок: СКВОРЦОВУ и ЛЬВОВУ – с 7/II-33 г. ГОФМАНУ и ПОПОВУ с 11/II-33 г. Направить этапом.

5. ЩЕГЛОВА Ивана Никитьевича – заключить в исправтрудлагерь сроком на ТРИ года. Приговор считать УСЛОВНЫМ, из-под стражи его ОСВОБОДИТЬ.

6. СКВОРЦОВУ-СТЕПАНОВУ Нину Степановну – приговорить к принудработам, сроком на ОДИН год. Приговор считать УСЛОВНЫМ, из-под стражи ее ОСВОБОДИТЬ.

Дело в отношении гр:

7. ГАВРИЛОВА Константина Алексеевича – за смертью обвиняемого ПРЕКРАТИТЬ.

Дело сдать в архив.

 

 

Секретарь Коллегии ОГПУ подпись

 

Публикации

Выставка работ художника Щеглова Ивана Никитовича - Саратов : Саратовское кн. изд-во, 1962
Автор: Наталья Оболенская


ОБЛАСТНОЕ УПРАВЛЕНИЕ КУЛЬТУРЫ САРАТОВСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ СОЮЗА ХУДОЖНИКОВ РСФСР
Государственный художественный музей имени А. Н. Радищева

КАТАЛОГ

Саратовское книжное издательство
1962

 

Выставка работ художника Щеглова Ивана Никитовича

КАТАЛОГ

 

Редактор В. Панов
Обложка В. Куприянова
Художественный редактор П. Карчевский
Технический редактор А. Голкин
Корректор Е. Черняк
 
НГ11008. Подп. к печати 24.ХI-1962 г. Бумага 70 x 90 1 /32. Бум. л. 0, 437. Печ. л. 1, 02. Уч. -изд. л. 0,5. Тираж 300. Цена 5 коп.
 
Саратовское книжное издательство, Вольская, 81.
Саратов. Типография № 1 Облполиграфиздата. Заказ 3774.

 

В Государственном художественном музее им. А. Н. Радищева проведена выставка произведений старейшего саратовского художника Ивана Никитовича Щеглова (1882–1962).

И.Н. Щеглов родился в Пензе в семье рабочего Рязано-Вяземской железной дороги. После смерти отца мать художника с восьмилетним сыном переезжает на постоянное жительство в Саратов. С этим городом связана вся жизнь, вся творческая биография художника.

Мать И.Н. Щеглова, заметив у мальчика большую любовь к рисованию, с самого раннего детства всячески поощряла развитие его способности. Учительница школы, где учился И.Н. Щеглов, обратив внимание на дарование школьника, также советовала ему в дальнейшем серьезно заниматься рисованием. Но тяжелое материальное положение не позволило И.Н. Щеглову отдаться своему призванию в юности и своевременно получить необходимое художественное образование. Только после того как И.Н. Щеглов в 1903 г. устроился конторщиком в управлении Рязано-Уральской железной дороги, он смог поступить в саратовское Боголюбовское рисовальное училище, которое окончил в 1913 г.

В 1918 г. И.Н. Щеглов поступает в открывшийся тогда в Саратове Высший Художественный институт и заканчивает его в 1923 г. со званием художника станковой живописи.

Уже в Боголюбовском училище раз и навсегда определилось творческое лицо художника.

За все свое почти полувековое служение искусству И.Н. Щеглов никогда не отступал от однажды принятого реалистического направления. Среди преподавателей Боголюбовского училища главным руководителем И.Н. Щеглова был один из убежденных представителей русской реалистической школы известный художник В. В. Коновалов, сумевший развить в своем ученике стремление к глубоко правдивому отображению окружающей действительности. Яркое и последовательное утверждение реализма встретил И.Н. Щеглов в методе профессора саратовского Высшего Художественного института А. И. Савинова, в мастерской которого он занимался в 20-х годах.

Впервые произведения И.Н. Щеглова появились на выставках, когда он был еще учеником Боголюбовского училища. Как на первых, так и на всех последующих многочисленных выставках – столичных и периферийных, в которых художник принимает участие, – он выставляет картины и этюды, посвященные главным образом природе.

На выставке было представлено более 40 живописных работ и 27 рисунков. Как всегда, основное место в живописи у И.Н. Щеглова занимает пейзаж. Влюбленный в природу художник, кажется, не в состоянии пропустить ни одного случая, когда он имеет возможность запечатлеть на полотне тот или иной ее уголок, будь то сад, поле, лес, песчаный пляж или деревенский дворик. Как истый волжанин, И.Н. Щеглов не может обойти в своих произведениях Волгу. Свои волжские пейзажи он всегда строит в широком плане. Его работам чужда преднамеренность, надуманность, нарядность, но нельзя упрекнуть художника в излишней упрощенности композиции. Настойчиво ища правдивость в искусстве, И.Н. Щеглов хорошо умеет уловить и передать характерные черты родной саратовской природы. Это художник высокой искренности.

Произведения И.Н. Щеглова хранятся в ряде музеев страны, в том числе в Третьяковской галерее.

Творческая работа И.Н. Щеглова – только одна из сторон его плодотворной деятельности в области искусства. Художник прошел длинный и трудный путь педагога. Около 40 лет передавал он свой опыт и знания молодому поколению. С 1918 по 1926 г. И.Н. Щеглов работал в разных учебных заведениях, а с 1928 по 1956 г. был преподавателем Саратовского художественного училища. Его учениками были Б. Неменский, лауреат Ленинской премии, И. В. Севастьянов, заслуженный деятель искусств, ленинградский художник С. А. Бузулуков и многие другие, имена которых пользуются широкой известностью. И в том, что они так высоко держат знамя нашего искусства, доля заслуги принадлежит их старому учителю Ивану Никитовичу Щеглову.

Н. Оболенская

 

Живопись

 

Зимний пейзаж с лошадью. 1918 г. X., м. 35 х 44
Крестьянский двор с курами. 1926 г. X., м. 50 х 61,5 (Собственность Саратовского художественного музея ИМ. А. Н. Радищева)
Алексеевский затон. Огород. 1927 г. X., м. 64 х 72,5
Дворик в Разбойщине. 1929 г. X., м. 55 х 63, 5
Кузница. 1930 г. X., м. 110 х 118
Перевозка урожая. Разбойщина. 1936 г. X., м. 54 х 71
Берег Волги у Саратова. 1937 г. X., м. 60 х 92
Волга. Старый Казанский мост. 1943 г. X., м. 77 х 101 (Собственность Саратовского художественного музея им. А. Н. Радищева)
Натюрморт. Яблоки. 1945 г. X., м. 73 х 68, 8 (Собственность Саратовского художественного музея, им. А. Н. Радищева)
Мирный переулок. Саратов. 1949 г. X., м. 49 х 74
Выходной день на Волге. Саратов. 1949 г, и X., м. 84 х 120
Серый день. Крутец. 1950 г. X., м. 55 х 90
В освобожденном селе. Эскиз. 1950 г. X., м. 50 х 76
Дорога в деревню Крутец. Утро. Этюд. 1950 г. X., м. 36 х 45
«Кармен». Этюд. 1952 г. К., м. 50 х 35
Женская голова. Этюд. 1952 г. X., м. 50 х 35
Дорога в сад. 1953 г. X., м. 46 х 60
Натурщица. Этюд. 1955 г. X., м. 60 х 38
Окраина Саратова. Серый день. 1955 г. X., м. 60 х 70
Осень. Этюд. 1955 г. X., м. 21 х 17
Морозное утро. 1956 г. X., м. 54 х 54
Портрет водолива. 1956 г. X., м. 70 х 56
Морозный день. Советская улица. 1956 г. X., м. 73 х 69
Натюрморт. Цветы и фрукты. 1957 г. X., м, 78, 5 х 87
Огороды. Крутец. 1957 г. X., м. 60 х 100
Деревня Крутец. Утро. 1958 г. X., м. 60 х 100
Берег Волги. Этюд. 1958 г.? X., м. 60 х 52
Набережная Саратова. Этюд. 1958 г. X., м, 71 х 77
Портрет работницы. 1958 г. X., м. 59 х 45
Девушка в палисаднике. Этюд. 1958 г., Х., м. 56 х 46
Голова девочки. Этюд. 1958 г. X., м. 45 х 34
Детский сквер. Саратов. 1959 г. X., м. 65 х 92
Пески. Деревня Усовка. 1959 г. X., м. 51 х 102,5
Сумерки. Композиция. 1960 г. X., м. 72 х 100
Колхозный огород. 1960 г. X., м. 51 х 102,5
Юные натуралисты. 1960 г. X., м. 76 х 60
Новый Саратов. Детский сквер. 1960 г. X., м. 82,5 х 92
Родник. Деревня Крутец. 1960 г. X., м. 60 х 75 (Собственность Саратовского художественного музея им. А. Н. Радищева)
Малая Поливановка. 1960 г. X., м. 40 х 60
Портрет девушки. Этюд. 1960 г. X., м. 59 х 40
Кузница. Раскаточная машина. Бригада коммунистического труда. 1961 г. X., м. 100 х 111

 

Графика

 

Портрет старой большевички Т. И. Тарасовой. 1945 г, Б., кар. 43 х 31
Мужской портрет. 1949 г. Б., кар. 33 х 25
Балерина. 1949 г. Б., кар. 40 х 23
Балерина. 1949 г. Б., кар. 40 х 23
Портрет заслуженного врача М. П. Ильиной. 1959 г. Б., кар. 53 х 45
Портрет токаря завода тяжелого машиностроения К. И. Денисова. 1959 г. Б., кар. 41 х 30
Портрет натурщика. Б. г кар. 32 х 21
Женская голова. Б., кар. 35 х 23
Женская голова. Б., кар. 35 х 23
Женская голова. Этюд. Б. г кар. 32 х 25
Голова старика. Б. г кар. 32 х 22
Зарисовки зверей:
Лев. Б., кар. 23 х 42
Лев. Б., кар. 28 х 21
Барс. Б., кар. 28 х 21
Тигр. Б., кар. 28 х 21
Наброски фигур – 6. Б. г кар. 33 х 21
Альбомные наброски мужских голов – 7. Б., кар. 33 х 21

 

[Выставка работ художника Щеглова Ивана Никитовича] [Текст] : каталог / Обл. упр. культуры, Саратовское отд-ние Союза художников РСФСР, Гос. художественный музей имени А. Н. Радищева ; [ред. В. Панов]. - Саратов : Саратовское кн. изд-во, 1962. - 27, [1] с. : ил., портр.; 17 см.

Иван Никитич Щеглов. Сарат. гос. худож. музей им. А. Н. Радищева. - Саратов,  Приволж. кн. изд-во, 1972
Автор: Наталия Свищева

Саратовский государственный художественный музей им. А. Н. Радищева

 

Н. И. Свищева

 

Иван Никитич Щеглов

(1882–1962)

 

Приволжское книжное издательство

Саратов, 1972

 

Иван Никитич Щеглов родился в Пензе в семье рабочего-железнодорожника. После смерти отца мать с сыном переехали в Саратов, который навсегда стал для них родным городом.

Способность к рисованию проявилась у мальчика очень рано. Учителя школы настойчиво советовали ему получить специальное образование. Мать тоже поощряла увлечение сына и хотела, чтобы он стал художником, но семья жила почти нищенски, и только в 1903 году, получив должность конторщика на Рязано-Уральской железной дороге, Щеглов смог поступить в Саратовское Боголюбовское рисовальное училище, где занимался у В. В. Коновалова.

Нелегко было одновременно работать и учиться, но, несмотря на это, Щеглов успешно закончил в 1913 году училище и начал самостоятельный путь в искусстве. Однако высокая требовательность к себе заставила его возобновить «годы– ученичества». Ради совершенствования профессионального мастерства он в 1918 году поступил в открывшийся тогда в Саратове Высший Художественный институт, в мастерскую-профессора А. И. Савинова, и в 1923 году вышел оттуда со' званием художника станковой живописи. Вскоре Щеглов стал преподавателем Саратовского художественного училища. Он отдал педагогической деятельности более 40 лет, и, пожалуй, ни об одном из учителей бывшие студенты не вспоминают с такой любовью, благодарностью и уважением, как о Щеглове.

На выставках произведения Щеглова впервые стали появляться, когда он был еще студентом. Он участвовал почти во всех выставках саратовских художников, во многих республиканских и московских. Картины его приобретались Третьяковской галереей, музеями РСФСР и, конечно, Саратовским художественным. музеем имени Радищева.

За редким исключением, все творчество Щеглова посвящено природе.

 

Среди художников есть прирожденные пейзажисты. Таким был и Щеглов. Для объяснения этого можно попробовать привлечь некоторые факты его биографии, вроде того, что в детстве будущий художник целыми днями пропадал на Волге. Но кто из саратовских мальчишек всех поколений не пропадал на Волге? Этого мало, чтобы понять, почему любовь к природе сохранилась у него на всю жизнь… Можно было бы добавить, что уже в детстве Щеглов любил рисовать Волгу – и подернутую пеленой утреннего тумана, и сверкающую ослепительным серебром под полуденным солнцем; что уже в детстве он мог часами просиживать, разглядывая и воспроизводя на бумаге карандашом или красками один и тот же вид, открывающийся из окна комнатенки, в которой жил… Вероятно, они лишь подтверждают, что любовь к природе (как и способность сосредоточенно работать) была врожденной у Щеглова.

В 1931 году Щеглов сделал попытку решить задачу, до тех пор очень далекую от его творческих устремлений, и написал картину «В кузнице». Замысел, по его собственным словам, был таков: «В кузнечный цех завода из просторных широких окон вливается дневной свет, борющийся со светом пламени раскаленных печей; на этом фоне выделяются темными силуэтами фигуры кузнецов-молотобойцев». Нельзя сказать, что картина не удалась художнику, но он органически был неспособен воодушевиться замкнутым интерьером. Пространство кузницы широкое, открытое, решено как пейзажное. Его глаз больше всего увлекся светом, падающим из окон, глубиной воздуха за ними. Обратившись к мотиву, чуждому его творческой индивидуальности, Щеглов лучше осознал последнюю и больше уже не изменял своему внутреннему призванию.

Индивидуальность художника выявляется в сравнении с другими мастерами и в противопоставлении им.

Первый шаг в определении творческого облика Щеглова, естественно, ведет к учителям.

Василий Васильевич Коновалов, принадлежащий поколению поздних передвижников, был живописцем способным и серьезным, но обладал ограниченным пониманием реалистической формы. Пейзажное видение Щеглова, воспринявшего уроки своего первого учителя, формировалось на основе послелевитановской школы со всеми ее достоинствами и недостатками; с ее не всегда достигающим цели стремлением найти красоту в будничном, невзрачном мотиве; с ее простотой композиционных решений, оборачивавшейся иной раз бедностью; с ее приверженностью к правдоподобной передаче пространства, в жертву которой приносилась цветовая насыщенность. Наконец, с ее портретностью, лишенной глубокой и сложной поэзии левитановских образов.

Смысл разнообразных живописных исканий первых десятилетий XX века раскрыл молодому художнику А. И. Савинов. После его уроков понимание Щегловым правды в искусстве стало более широким и тонким.

Индивидуальность Щеглова выражается, прежде всего, в верности заветам реалистического русского пейзажа и в способности ставить искусство выше себя. Речь идет не о фанатическом отречении, хотя Щеглов работал безустанно, но о высокой требовательности к себе, об осознании собственных возможностей. Раскрытию этих возможностей мешала в основном провинциальная замкнутость, замедлявшая творческие поиски.

Пейзажное искусство Щеглова развивалось в пределах правдоподобного изображения объективно видимого мира. В его образах нет тайны, они обладают достоверностью зримого. Это всем открытый, всем знакомый мир, видимый так, как видит его большинство. Тот, кто обладает иным жизненным опытом, иными зрительными впечатлениями, поверит Щеглову на слово, потому что его слово обладает даром убеждения. Точно и тонко подобранные созвучия голубых и мягких оранжевых тонов в «Сарае» или «Перевозке урожая» убедительны даже для человека, не видевшего мотива, изображенного художником.

Щеглов не делает природу носительницей своих личных переживаний. Может быть, это кажется ему превышением прав. Он берет на себя единственное право, но зато с полной ответственностью, – воплощать те черты природы, те качества неба, деревьев или земли, которые выражают не сокровенное, а очевидное материальное бытие. Возможно, поэтому его природа статична, его мир находится обычно в неподвижности, а если в движении, то очень медленном, его образы исполнены равновесия и покоя.

Любимым художником Щеглова был великий деформатор Сезанн. Это кажется странным, ибо саратовский живописец никогда не дерзал преобразовывать видимое – неустанное же наблюдение природы и понимание ее внутренней жизни давало ему на это право.

Пейзажи Щеглова обычно не манят неведомым, не задают вопросов. Они говорят зрителю ровно столько, сколько он сам может сказать. Но ведь и видимое, так же как неведомое Левитана и вопросы Сезанна, надо уметь увидеть. Для одного в «Морозном дне» Щеглова существуют лишь красиво освещенные домики, искристый снег и прозрачные голубые тени. Другому этот пейзаж даст не представление о предметах, а ощущение ясного, чистого зимнего воздуха. Для третьего за этим ощущением потянется сложная цепь ассоциаций. Но каждому, понимает он это или нет, картины Щеглова открывают мир в его живописном единстве, в значении искусства.

 

Человек, не обладающий глазом художника, обычно видит все предметы отдельно. Его взгляд движется от одного к другому: вот дерево, рядом дом, за ним гладь реки, над ними небо и т. д., – и только в подсознании его эти части складываются в нечто единое. Художник видит все предметы связанными друг с другом в нерасчленимое целое. Увидеть их связанными – значит произвести отбор: одни качества и черты акцентировать, другие смягчить, а может, и вовсе отбросить.

В «Казанском взвозе» Щеглов сопоставляет близкое и конечное – дома и деревья – с далеким и бесконечным – река и небо – и одновременно воспринимает пейзажное пространство как единое цветовое целое, определяющееся цветом неба. Голубая свето-воздушная среда умеряет яркость земли, деревьев, домов. Зеленый, красный, охристый смягчаются, впитывая в себя рефлексы от неба и воды. Голубизна, разлитая в пейзаже, настолько заполняет его воздухом, что, кажется, в нем нет земли. Композиционно она занимает почти треть холста, но холодный тон ее охры создает впечатление не земли, а воздуха над ней.

Щеглов обычно стремится к утверждению той связи, которую в данном мотиве подсознательно установит глаз каждого. Если пишет Волгу, то взгляд его останавливается, прежде всего, на широкой водной глади и высоком небе, если вечерний пейзаж– выбирает пониженную цветовую тональность. Но перевод этих заметных каждому действительных качеств пейзажа на язык цвета, в материю 'масляной краски, в плоскость холста есть уже творчество живописца.

Простота щегловских пейзажей таит свою сложность. Природный мотив преобразуется таким образом, чтобы он выступил в картине как бы непреображенным. Щегловские композиции построены с таким расчетом, что живописная творческая организация видимого остается скрытой от зрителя.

Пейзажи Щеглова выдержаны обычно в гамме, взятой с точностью, фиксирующей определенное состояние природы, и с тонкостью, сообщающей движение этому состоянию. Ради установления колористического единства интенсивность цвета приглушена, основные цветовые пятна качественно сближены. Как будто скупая гамма таит в себе множество тонких и сложных модуляций. Для цвета, которым Щеглов пишет полосы уже почти погасшего заката, не найдешь единого и точного слова. Этот сложный тон составлен из неопределимого количества оттенков: желтого, коричневого, голубого, зеленого, синего, черного, дающих в совокупности впечатление охристо-серого сумеречного неба. Конечно, «можно было бы вместо сложения этих цветов воспользоваться сложением только серого и охристого. Но Щеглову свойственно простое строить на сложном, единое выводить из многообразного. Эта система дает художнику возможность воссоздать (а нам – чувствовать «в его картинах) живую трепетность природных форм, их изменчивость и богатство.

Стремясь придать цвету большую глубину, а его переходам большую тонкость, художник использует различные приемы нанесения красок, прихотливое взаимодействие которых образует бесконечно разнообразную игру цветовых отношений, передающую форму предметов, их положение в пространстве, свойства их поверхности и их внутренние особенности. Богатый оттенками зеленый цвет, переходящий то в светло-желтый, то в черно-синий, отливающий серым, голубым, изумрудным, положенный то выпуклыми короткими, то длинными гладкими мазками, дает представление об упругой темной листве, о наполненных влагой ломких стеблях камыша, о побуревшей жесткой траве.

Такая живопись требует тонкого и неустанного в изучении природы глаза. Любой неверный по цвету мазок будет заметен и внесет в картину фальшивый звук. Щеглов был художником глубокой искренности, не допускавшим в свое искусство и малейшей фальши. Он мог мучительно искать, чтобы найти удовлетворяющий общему решению цвет какой-нибудь незначительной детали. Мог скорее пересушить вещь, чем недоделать ее.

Как у подлинного пейзажиста, у Щеглова одним из главных (элементов поэтики является пространство. Речь идет не об иллюзии трехмерности и глубины, а о (Впечатлении пространства, которое живописец-колорист создает в расчете на ассоциативную память зрителя. В его пейзажах много неба и воздуха, и этим он заставляет видеть как бы больше, чем изображено.

В «Вечерней Волге» весь центр холста занимает баржа и брошенная на берегу палубная рубка, взятые крупным планом. Кажется, своими размерами они должны были бы подавить все окружающее. Но за ними виден противоположный берег реки, написанный так обобщенно по цвету и форме, что сразу ощущаешь его удаленность; и над ними небо такое бездонное, что заставляет домысливать какое-то широкое, мощное пространство, не вместившееся в границы картины, но внутренне принадлежащее ей.

В «Воскресном дне на Волге», наоборот, предметы поглощаются пространством. Художник не противопоставляет близкое далекому, а ищет связь между ними и находит ее в цвете. Огромное пространство воды увеличивает голубоватость атмосферы, над водой и берегом стоит туманное солнечное марево, выпившее все красочные соки предметов, набросившее на землю тусклый серый покров. Пространство «Воскресного дня» (развивается плавно, без пауз, кажется неподвижным, но живет.

Привязанный к обыденным предметам, мотивам, Щеглов кажется скорее прозаиком, нежели поэтом. Но обыденные дома, деревья, кусты, земля, та самая, на которой мы живем, по которой ходим, освещены простирающимся над всем миром глубоким и далеким небом. Цвет неба определяет цветовые качества самых непоэтичных, принадлежащих земле предметов. Отблеск невидимого заката серебрит воду; тень далекого облачка падает на. дорогу; серое, пасмурное небо придает суровый оттенок цвету травы и глинистому склону оврага, но где-то за пределами картины облачная пелена уже редеет, мягкий и нежный свет падает на деревья, разливается по высокой прибрежной траве.

Щеглов прожил 80 лет. За два года до смерти он написал небольшой пейзаж «Родник».

В «Роднике» все знакомо и все незнакомо. Поначалу и мотив – глубокая синева неба над припорошенной меловой пылью, над поросшей редким кустарником землей, – и живопись, с ее цветовой определенностью, дают зрителю привычное впечатление материальной убедительности и ощущение покоя. Но чем дольше 'всматриваешься в этот пейзаж, тем больше видишь и неподвижную прозрачность воздуха, и чистоту синего неба, и ясность цвета; и даже плотность красочной кладки кажется зыбкой и ненадежной. Щеглов уловил тот короткий миг жизни природы, когда, омытая утренней свежестью, она еще не успела поникнуть под беспощадным солнцем. А определенность цвета придала этому мигу завершенность. Странным сочетанием мгновенности и продленности рождено сложное настроение минутного, но полного, отрешенного от суеты, самозабвенного покоя, в котором таится напряжение краткости.

Этот пейзаж, написанный Щегловым в старости, сопоставим по глубине образа с левитановскими пейзажами.

Может быть, покажется, что Щеглов долго шел к этому взлету и мог достичь его раньше. Но он был художником, ценившим не себя в искусстве, а искусство в себе. Для него казалось немыслимым выражать в живописи себя, а не объективно видимый мир. Терпеливое служение природе освободило его, наконец, от необходимости покорно следовать за ней, и тогда создание субъективно-лирического образа пришло как бы само собой.


В кн.: Свищева, Н. И. Иван Никитич Щеглов. Сарат. гос. худож. музей им. А. Н. Радищева. - Саратов,  Приволж. кн. изд-во, 1972

Неброская России красота
Автор: Н. Самсонова


В художественном музее им. А.Н. Радищева заканчивает свою работу выставка, посвященная столетию со дня рождения талантливого саратовского живописца и рисовальщика И.Н. Щеглова. Выставка скромная: и по числу сохранившихся работ и по той неброскости, внешней неэффектности произведений, которая так характерна для этого художника. Но внимательное знакомство с картинами и рисунками И.Н. Щеглова открывает нам богатство души и щедрость таланта этого человека, помогает понять истоки и суть его творчества и то заметное влияние, которое оказало его искусство на развитие традиций саратовской пейзажной живописи.

Во многих городах страны, у нас в Саратове работают известные живописцы – ученики Щеглова, выпускники Саратовского художественного училища, в котором Иван Никитич преподавал почти тридцать лет.

«В 1936-37 годах, – вспоминает один из его учеников, саратовский художник А.Н. Чечнев, – я выезжал... на этюды в села Бабинки, Трубетчино и Щербаковку. Вечерами собирались все вместе, делились впечатлениями, показывали друг другу этюды. Иван Никитич Щеглов свои этюды прятал. Работу свою показывал только тогда, когда считал, что она завершена. Он был человеком легкоранимым, неприспособленным к быту, излишне застенчивым. Во время писания этюда подходить к нему было нельзя: нервничал, боясь, что у него плохо выходит. В наши споры об искусстве никогда не вступал, слушал молча. Природу любил самозабвенно, до слез…»

Своими воспоминаниями об учителе – человеке необычайно скромном, добром, разносторонне одаренном – поделится и участник нашей передачи заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии, главный художник Саратовского тюза Н.А. Архангельский.

Смотрите передачу о выставке произведений И.Н. Щеглова 25 мая в 18 часов 10 минут.

 

Н. Самсонова

Газета "Орбита", 23 мая 1982 г.

Иван Никитич Щеглов (1882-1962) [сост. каталога и авт. вступит. ст. - Л. В. Пашкова]. - Саратов, 1984
Автор: Людмила Пашкова


Министерство культуры РСФСР

Саратовский государственный художественный музей им. А. Н. Радищева

 

ИВАН НИКИТИЧ ЩЕГЛОВ

(1882–1962)

 

Живопись, рисунок

 

КАТАЛОГ

 

Саратов

1984

 

Время порой безжалостно к одним художникам, бесследно стирая из памяти их некогда блиставшие имена, и благосклонно к другим, значение творчества которых со временем не только не уменьшается, но, наоборот, возрастает. К последним принадлежит талантливый саратовский живописец и рисовальщик Иван Никитич Щеглов. Его имя никогда не относилось к числу громких имен, однако прошедшая за год до смерти художника персональная выставка показала значение Щеглова – живописца и педагога – для дальнейшего развития традиций саратовской пейзажной живописи. Прошло немногим более двух десятилетий, и новая выставка, организованная Саратовским государственным художественным музеем им. А. Н. Радищева к 100-летию со дня рождения И. Н. Щеглова, свидетельствует о том, что интерес к его творчеству не ослабевает, его искусство выдержало трудное испытание временем.

В Саратове Щеглов жил с 1890 года. С этим городом связана его молодость, годы учебы, пора творческой зрелости. Щеглов получил серьезное художественное образование. Первоначально – в Боголюбовском рисовальном училище, где преподавали в то время В.В. Коновалов, Ф.М. Корнеев, П.Н. Боев. В 1918 году взамен упраздненного училища были созданы Свободные художественные мастерские, вскоре преобразованные в институт, где и продолжил свое образование Щеглов. Учебные программы мастерской А.И. Савинова, у которого он занимался, предусматривали строгое изучение натуры, перспективы, анатомии. Очевидно, именно в эти годы сложился в основных чертах тот реалистический творческий метод, которому следовал художник на протяжении всей своей жизни.

Впервые произведения Щеглова, тогда еще ученика Боголюбовского рисовального училища, экспонировались на выставке 1906 года в Саратове. Это были, главным образом, этюды. «Зимний пейзаж с лошадью» свидетельствует о том, что уже в эти годы молодой живописец придавал особое значение натурной работе для совершенствования профессионального мастерства, для изучения и понимания природы. Серенький зимний день, деревенская изба, запряженная в сани лошадка – самый, казалось бы, обыденный и невзрачный мотив окрашивается свойственной художнику любовью к природе, к миру, удивлением перед его красочным многообразием.

Культурная жизнь Саратова в трудные послереволюционные годы была достаточно интенсивной: устраивалось множество разнообразных выставок, были организованы мастерские Пролеткульта, рабочие изостудии, создан филиал АХРР. Не в стороне от этой жизни и Щеглов: он участвует на выставках в Саратове и Москве, преподает в школах и вузах города, а с 1928 года – в художественном училище. Он пишет в эти годы небольшие картины-этюды, в основе которых лежат живые натурные наблюдения. Примером такого рода пейзажно-жанровых работ являются этюды «Крестьянский дворик» и «Лошадка» из собрания музея им. А.Н. Радищева. Художника привлекают уютные старые дворики, в которых размеренная повседневная жизнь человека неразрывно связана с окружающей его природой. Казалось бы, ушли в прошлое эти избы, крытые соломой, лошадки... Но обаяние пейзажа сохранено живописцем, который не «копирует», не «списывает» природу, а верно найденными цветовыми отношениями претворяет ее в правдивый и гармоничный художественный образ. Фрагментарность композиции словно подчеркивает непреднамеренность взгляда художника, но она же и некоторая повествовательность сюжета еще свидетельствует об определенной зависимости автора от конкретного мотива. Щеглов постепенно освобождается от нее. В его работах конца 30-х годов – «Вечер. Волга», «Утро. Огород», «После дождя» – стремление выявить главное в пейзаже, отсутствие случайных подробностей сочетается с умением художника глубоко осмысливать и эмоционально переживать увиденное.

Сильные стороны дарования И. Н. Щеглова к этому времени наиболее ярко выразились именно в его пейзажных работах. Однако он обращается и к индустриальной теме. Дважды – в 1930 и в 1961 гг. – он пишет «Кузнечный цех». Три десятилетия разделяют эти картины. Колористическое решение последней большой работы Щеглова («Кузнечный цех», 1961 г.) более сложно. Но для обеих картин характерно одно: стремление автора в тематической работе избежать повествовательности, воссоздав живописными средствами – несколько сумрачным, глуховатым цветом – особую рабочую атмосферу кузнечного цеха.

Активная творческая, выставочная и педагогическая деятельность И. Н. Щеглова продолжалась и в годы войны. В 1945 году 63-летний художник был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне в 1941 1945 гг.». Новое увлечение живописца – на этот раз – проблемой передачи пространства, световоздушной среды придаст творческим исканиям Щеглова иное направление. Наиболее значительные произведения 40-х годов городские пейзажи «Казанский взвоз», «Мирный переулок», «Выходной день на Волге». Приподнятое, оптимистическое настроение послевоенного времени особенно ощутимо в картине «Выходной день на Волге» (1949 г.). В этой работе Щеглов передаст то особое состояние летней волжской природы, когда все пред, меты, строения, фигурки людей словно растворяются в мареве жаркого солнечного дня. Воздух чуть размывает очертания предметов. Точка зрения, взятая немного сверху, позволила художнику дать широкую панораму Волги, старой набережной. Пространство передано, прежде всего, цветом и воспринимается динамичным, насыщенным, протяженным. Своеобразие колористического дара художника заключается в том, что, даже работая над пейзажем с натуры, он всегда ясно представлял себе целостное цветовое решение картины.

Светлое, взволнованное восприятие окружающего мира ощутимо и в натюрмортах тех лет. Натюрморт «Яблоки» привлекает своей искренностью, неяркой, но изысканной цветовой гаммой. Художник показывает самостоятельное существование мира вещей, окружающих человека. Осенний сухой букет в вазе, яблоки – эти простые привычные вещи воспринимаются как необыкновенные, одухотворенные.

Работа над натурным этюдом как самостоятельной формой живописного произведения, продолжавшаяся в течение всей жизни, для Щеглова – путь, ведущий к усилению образной выразительности в «чистом пейзаже». И этот путь закономерно приводит художника в конце 1950 – начале 1960-х годов к созданию работ, знаменующих вершину его творческой эволюции. Только настоящим знанием и пониманием природы дается то глубокое обобщение, та свобода живописного языка, которых достигает в произведениях «Родник» и «Серый день. Крутец». Пожалуй, никогда еще его пейзажи не были настолько целостными и завершенными. Никогда с такой ясностью не ощущалось, что каждый из них – не подготовительная работа к чему-то, а конечная цель, к которой стремился художник.

Сюжетные «привязки» к определенному времени, характерные для ряда предыдущих работ живописца, едва ли не полностью исчезают. Стремление к синтезу, к обобщению и вместе с тем к лаконичности художественных средств выражается и в намеренной простоте, «аскетичности» композиции, и в точно найденном соотношении цветов, и в фактуре живописи. Внутреннее богатство и содержательность природы раскрывается через внешне простые ее формы. Художник умеет увидеть общее в конкретном пейзажном мотиве. Устранение второстепенного, мешающего выявлению главного в пейзаже, достигается не конструктивностью, рациональной построенностью композиции, а интуитивным угадыванием, непосредственностью и избирательностью эмоционального восприятия природы художником. Многообразие форм окружающего мира приводит живописца не к детализации и описательности, а к умению в самой природе находить те верные и тонкие цветовые сочетания, которые характерны именно для этого ее состояния. Несомненно, изучение творчества П. Сезанна, интерес к искусству импрессионистов оказали существенное влияние на понимание Щегловым законов взаимоотношения цветов, влияния световоздушной среды на цвет. Живописная манера, всегда связанная с характером решения образа, менялась на протяжении творческой жизни художника. В ранних произведениях – тонкослойная, почти гладкая живопись («Уборка урожая»), позже – форма лепится насыщенным рельефным мазком.

Каждый период творческой эволюции И. Н. Щеглова по-своему плодотворен. Художник постоянно поступательно развивался, создав в конце жизни лучшее из своих произведений – пейзаж «Родник. Деревня Крутец». В этой работе за внешней, кажущейся простотой форм стоит синтез наблюдений и глубоких размышлений о природе. Художник словно впервые открывает в этом уголке природы самое сокровенное, неповторимое, присущее только ей: певучую мягкость линий, очерчивающих холмы и пригорки, поистине музыкальное созвучие красок. Не случайно, серьезное увлечение музыкой на протяжении всей жизни сопутствовало Щеглову. «Человек наедине с природой» – так можно было бы определить основу восприятия природы художником. В «Роднике» Щеглов языком живописи говорит о светлых и вечных началах жизни – красоте и гармонии окружающего мира.

Неотъемлемой частью творчества И. Н. Щеглова являются его рисунки. Впервые они упоминаются в каталоге выставки 1925 года в Саратове. Поскольку местонахождение многих рисунков неизвестно, остается лишь предполагать, что наряду с графическими работами, предваряющими и сопровождающими живопись, существовали и вполне самостоятельные станковые листы. Сохранившиеся рисунки (более 100) выполнены Щегловым преимущественно в два последних десятилетия его жизни: Эти листы неравноценны, но в большинстве из них очевидны хорошая техника, культура рисунка, основы которых были заложены, вероятно, еще в Боголюбовском училище. Почти все они выполнены карандашом, но приемы его использования весьма разнообразны: от мягкой равномерной тушёвки до быстрого «рваного» штриха.

Во многих рисунках обращает на себя внимание их, казалось бы, неожиданная для пейзажиста тематика. Живой интерес к людям, стремление к точной характеристике человека обусловили создание значительного числа графических портретов. В живописи к этому жанру Щеглов обращается крайне редко. Метод работы художника с натуры позволял ему фиксировать самые беглые свои впечатления. Наряду с пейзажными зарисовками встречаются остро схваченные бытовые сценки, наброски фигур и голов людей, изображения животных. Иногда в наброске, сделанном в небольшом альбоме, художник решает сложные задачи. В отдельных графических листах очевидно живописно-пространственное начало. В великолепных набросках деревьев немногими точными линиями художник не только воссоздает живые формы природы, но и передает воздух, пространство. Умение говорить немногосложно, кратко, но емко и о главном – важное качество графических работ Щеглова. Вот почему даже самые беглые наброски воспринимаются подчас как вполне законченные работы. В графике Щеглова лаконичность технических приемов органично сочетается с непосредственностью восприятия художника. Его рисунки правдивы, просты и выразительны, они свободны от традиционных схем и привычных стереотипов.

И.Н. Щеглов принадлежал к числу тех мастеров, которые своим творчеством и непосредственной педагогической деятельностью оказали влияние на формирование художников более молодого поколения. Облик Щеглова-педагога, который встает из документов, воспоминаний современников, полон человеческого обаяния. Среди его учеников немало известных художников, работающих в Саратове и других городах страны.

Природа для Щеглова – неиссякаемый источник вдохновения, поисков прекрасного. И в своих произведениях художник предпочитал говорить не о себе, своих эмоциях и ощущениях, а о том, что вызвало эти чувства. Он предстает как живописец «истин вековых» – красоты и гармонии окружающего мира. Той негромкой, внутренне одухотворенной красоты природы, которую дано увидеть не каждому, но лишь настоящему, искреннему художнику, каким был Иван Никитич Щеглов.

 

Составитель каталога и автор вступительной статьи – Л. В. Пашкова



История ареста художника Ивана Щеглова
Автор: Алексей Голицын

От редакции: Нынешняя публикация – еще одна страница к биографии Ивана Щеглова (1882–1962), одного из немногих «честных художников, не пятнающих себя конъюнктурой» – о нем на страницах «Волги» много и увлеченно рассказывал Вячеслав Лопатин, знакомый с ним лично и записавший истории – его и о нем. В частности, история с письмом в «Детгиз» подробно излагается здесь: Волга, 2008, №1.

Небольшой фрагмент из вышеупомянутой публикации:

«Рассказывает Щеглов о пребывании в лагере, где-то в Аткарском районе Саратовской области. Большое пространство огорожено глухим высоким деревянным забором. Внутри под летним солнышком, кучками и в одиночку сидят, ходят люди – минутка такая, когда его вызывают “без вещей”: примета плохая – на расстрел выводят “без вещей”.

А никогда не говорят – куда ведут, зачем везут?

Едут долго – машина без окон. Всю дорогу в дырочку смотрит. Узнает саратовский вокзал – в Саратов привезли.

Два конвоира с винтовками – выводят: коридоры, люди гражданские, некоторые в белых халатах.

Комната, очередь. Сажают на стул – один рядом, другой конвоир у двери: люди в его сторону боятся смотреть.

Иван Никитич тоже боится – радоваться: неужели не расстрел? Заводят в комнату. Один конвоир снаружи остался, другой у стола пакет передает.

Медсестра нагнулась, будто что-то поправляет, а сама шепчет – Иван Никитич, не бойтесь, жалуйтесь на здоровье – вас выпустят. –

“Выпустили” не сразу – три года и восемь месяцев “отсидел”.

Где были и что видели – забудьте! – такое напутствие.

Этот эпизод рассказал сначала Щеглов, позже та самая медсестра – оказалась женой художника Ткаченко Василия Кузьмича».

  ______________________

  

В апреле 1950 года в московское издательство «Детгиз» поступила почтовая открытка без подписи и обратного адреса.

 

Саратов 9/4 50

Сейчас прочел изданную Вами книжечку для детей «Муму». Это настоящее высокохудожественное произведение. У нас, в Союзе, нет таких писателей и не может быть, в силу того, что у нас свирепствует диктатура Сталина. У нас не писатели, а холуи. Да, так, к большому сожалению, так. Да здравствует холуйство!!!

 

 

Анонимное письмо подобного содержания не могло остаться без внимания компетентных органов, которые начали поиски автора крамольных строк. Розыск длился полгода, и 11 ноября отдел «Д» МГБ СССР на основании графической экспертизы подтвердил, что открытка написана саратовским художником Иваном Щегловым. По неизвестной причине преподаватель Саратовского художественного училища был арестован только 18 февраля 1951 года. В постановлении на арест было сказано, что «в открытом письме Щеглов излагает гнусную клевету на демократические принципы Советского государственного строя и пытается дискредитировать одного из руководителей ЦК ВКП(б) и Советского правительства».

В уголовном деле №828, заведенном УМГБ по Саратовской области, нет никаких данных о том, каким образом следствию удалось выйти на злоумышленника.  Предположу, что Иван Щеглов, получивший еще в 1933 году условный срок за антисоветскую деятельность, все это время находился под негласным надзором и числился в списках подозрительных лиц. Вероятно, художника подвело еще и то обстоятельство, что открытку он опустил в почтовый ящик, висевший на углу здания облисполкома по адресу: ул. Советская, 44, а сам проживал буквально напротив, в доме №43. Поэтому вычислить «клеветника» можно было и по почтовому штемпелю.

Экспертам-графологам для сравнения была представлена автобиография Ивана Щеглова, написанная 5 сентября 1946 года:

 

Я являюсь сын железнодорожного рабочего. Родился в г. Пензе 1882 года 13 апреля.

После смерти отца я семилетнего возраста был перевезен в Саратов и определен в приют для детей сирот – «Киновия», в котором получил первоначальное образование. В детском доме я пробыл до 12 лет.

В 1905 году я поступил в быв. Боголюбовское рисовальное училище и окончил его в 1918 году.

На выставках картин в Саратове я участвовал с 1908 года.

 

Допросы Ивана Щеглова длились более двух месяцев, все это время следователь пытался заставить художника признаться в том, что антисоветской агитацией он занимался на постоянной основе и групповым способом. Но ни коллеги по художественному училищу, ни соседи по дому не смогли дать порочащие Щеглова сведения. Даже руководство СХУ выдало педагогу характеристику, в которой единственным сомнительным пунктом было «снисходительное отношение педагога Щеглова к ученикам».

Тем не менее, 4 мая 1951 года Саратовский областной суд приговорил Ивана Щеглова к 10 годам лишения свободы с поражением в избирательных правах сроком на три года. Также суд постановил лишить Щеглова медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

Не помогло и признание Щеглова как художника, чьи картины закупали, среди прочих, и Радищевский музей, и Государственный фонд, и Третьяковская галерея.

На момент вынесения приговора Ивану Никитовичу Щеглову было 70 лет, и судья Анюшин, народные заседатели Антареев и Холина, а также прокурор Хилько не могли не сознавать, что из лагеря художник уже не выйдет.

Но Щеглову повезло. В 1953 году умер Сталин, политических заключенных стали понемногу выпускать, и 31 марта 1955 года постановлением Президиума Верховного суда РСФСР дело по обвинению Щеглова Ивана Никитовича было прекращено, а сам он досрочно освобожден.

Вернувшись в Саратов, Щеглов написал заявление в областной суд, где просил вернуть ему медаль за доблестный труд во время войны, чистый паспорт, комнату на улице Советской, пенсию за 3 года и 8 месяцев, проведенных в лагере, и главное – «восстановить на работу в Саратовское художественное училище в качестве педагога по специальным предметам, в котором я работал около 28 лет безупречно».


Опубликовано в журнале Волганомер 7, 2018