Проект реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации
Федор Максимович Корнеев
Биография
Родился в Саратове в семье купца Максима Михайловича Корнеева.
Когда будущему художнику было 14 лет, он оставил учебу в Александро-Мариинском реальном училище и вскоре поступил в рисовальную школу свободного художника И.Ф. Ананьева, только что открытую в Саратове. Это было в 1884 году. В городе эта школа была первым специальным учебным заведением, где учили рисовать.
Федор Корнеев учился у Ананьева вместе с Виктором Мусатовым. Сохранился рисунок Мусатова «Подготовка в Академию», на котором в классе изображены двое юношей и преподаватель, а внизу надписи «Корнеев» и «Мусатов». Атмосфера в школе была творческой, к тому же молодые люди посещали неофициальный рисовальный кружок Василия Васильевича Коновалова, энергичного, преданного искусству, талантливого художника, преподававшего рисование в реальном училище. Он оказал большое влияние на многих саратовских юных живописцев, впоследствии прославившихся на весь мир, например на Павла Кузнецова. И на Корнеева тоже.
В 1886 году Федор — студент-вольнослушатель Петербургской Академии художеств, брал уроки в частной академии Филиппо Коларосси в Париже. Художник жил и работал в Саратове, занимался педагогической деятельностью в школе Саратовского общества любителей изящных искусств, Боголюбовском рисовальном училище, собственной школе-студии. Дружеские отношения связывали Корнеева с В.Э. Борисовым-Мусатовым, известным меценатом и общественным деятелем А.Д. Нессельроде.
Дело
Л.д. 1.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(О принятии дела к производству)
4 декабря 1929 г. Уполномоченный Секретного Отдела П.П. ОГПУ НВК Чувилин рассмотрев материал на гр. Корнеева, Феодора Максимовича
НАШЕЛ: Означенн. граждан. изобличается в том, что он сознательно саботировал распоряжения сов. органов и вел контр-революц. агитацию, т.е. в преступл. предусмотренных ст.ст. 58-10 и 58-14,
а потому руководствуясь ст.ст. 110 У.П.К.
ПОСТАНОВИЛ:
По означенному делу повести предварительное следствие, каковое принять к своему производству, уведомив Крайпрокурора.
Уполномоченный СО А. Чувилин
Согласен: Начальник Секр. Отдела Рыбалко
Утверждаю: вр П.П. ОГПУ НВК Маслов
Л.д. 3.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(О мере пресечения)
По делу №_____
4 декабря 1929 г. Уполномоченный Секретного Отдела П.П. ОГПУ НВК Чувилин рассмотрев материал на гр. Корнеева Ф.М., Лаптева А.М., Лаптеву О.А., Лаптеву Е.Я., Покровского С.К., Саенко В.К. и Брауна А.П.
Обвиняем. – заподозрен в том, что Корнеев Ф.М. злостно саботировал распоряжение Сов. органов и вел к.р. агитацию, остальные же расхищали арестованное органами ОГПУ имущество и способствовали Корнееву в совершении им указанных преступлений т.е. Корнеев – в преступл. предусм. ст.ст. 58-10 и 58-14, остальные в преступл. предусмотр. ст.ст. 162-2 и 58-14 (в порядке ст. 17 УК).
И принимая во внимание, что пребывание на свободе упомянутых лиц, даст им возможность скрыться от следствия и суда руководствуясь ст.ст. 158 и 144 У.П.К.
ПОСТАНОВИЛ:
Гр. Корнееву Ф.М., Лаптеву А.М., Лаптевой О.А., Лаптевой Е.Я., Покровскому С.К., Саенко В.К. и Брауну А.П.
Избрать меру пресечения содержание под стражей в Саратовском изоляторе спецназначен. по 1 категории о чем объявить под расписку с уведомлением Крайпрокурора.
Уполномоченный А. Чувилин
Согласен: Начальник Секр. Отдела Рыбалко
Утверждаю: вр П.П. ОГПУ НВК Маслов
Постановление объявлено ____________________ 19___ г.
Л.д. 9-10.
В ПП ОГПУ Н/В Края
Согласно распоряжения Гороно осенью 1929 г. было произведено обследование художественной профшколы. При первом же посещении комиссией Завшколой Корнеев встретил членов комиссии резко враждебным образом говоря, что он предварительно должен согласовать вопрос с вышестоящими органами, что он считает комиссию неправомочной и что он вообще допустить комиссию к работе не может.
Только после решительного предложения, что комиссия имея на руках соответствующие документы, должна приступить к работе и приступит, Корнеев принужден был представить документы и показать помещение. Представленные документы находились в беспорядке, личных дел учащихся сделано не было, документы находились в беспорядке причем как оказалось все же Корнеев все документы не представил и не показал комиссии все помещения школы, скрыв несколько комнат. Последнее обстоятельство и прием оказанный Корнеевым определенно указывает на то, что он все же старался сорвать работу комиссии.
В отношении приема Корнеевым комиссии могут показать: учащийся Техн. комсомолец Дубровин и преподаватель Техникума Белоусов.
Из обследования школы выяснилось, что организация школы отсутствовала, программ, учебных планов, расписания не было, преподавание протекало также как в любой рисовальной школе прошлого, политическая установка совершенно отсутствовала вообщем как <…> школа советского лица не имела. Управление школой сосредоточил Корнеев в своих руках, и в случае если учащиеся начинали возражать, он принимал решительные меры, вплоть до исключения. Так по словам члена комиссии Фрост (представитель 2РК ВЛКСМ) были исключены из школы – Танхилевич, Гомельский и Луконкин.
Учащиеся проводили в школе 4 года (срок достаточный, чтобы окончить Техникум) выходили почти без всякой подготовки, а попадая в Техникум были принуждены переучиваться, так как они не имели знаний.
Такое положение дает основание к тому, что Корнеев не выполняя соответствующих директив отделов Нар. образования и НКПроса проводил определенную вредительскую работу вводя в заблуждение, как учащихся, так и органы НКПроса.
Необходимо кроме того указать и еще на следующий факт, что после первого посещения комиссии, Корнеев начал настраивать учащихся против комиссии, было даже сделано заседание <пропуск в рукописи>, протокол которого прилагаю. Видя же, что комиссия все же продолжает работу, он по моему впечатлению настроил учащихся обратиться с жалобой в КрайОНО, в силу чего было созвано общее собрание учащихся, по распоряжению инспектора КрайОНО т. Сергеева.
На собрании было заметно, что учащиеся настроены против обследования и выводов комиссии, сам же Корнеев начал с того, что заявил, что комиссия не компетентна, пристрастна и т.д. Вообщем старался очернить комиссию, чтобы создать у учащихся впечатление, что школа работает нормально, что ее надо <сохранить?>, что надо посылать телеграмму в Москву, что помещение под музей отдавать не следует и в заключение начал спрашивать оставить его на работе в школе. Главная его мысль была что сохранить школу и помещение, которое он занимал, а занимал он лично 7 комнат.
Как вывод в заключение можно добавить, что Корнеев будучи весьма плохим художником, но домовладельцем и б. торговцем (имел до революции магазин худ. принадлежн.) сумел прикрыться вывеской, что он основатель худ. школы, что он якобы делает какое-то полезное дело и т.д. На самом же деле просто сумел примазаться, чтобы сохранить за собой его б. дом, сохранить имущество от конфискации и спрятать свое настоящее лицо торговца и богача. Под вывеской же школы, он организовал мастерскую в которой не было духа советской школы, в которой преподавание шло по старым методам давно забытым и брошенным.
В результате после 4х лет срока обучения учащийся выходил без достаточных знаний и без своего места в производстве, воспитывая в учащихся совершенно неправильные понятия об искусстве; выпущенные же учащиеся идя в школу и на производство, продолжали уже дело калечения детей в школах и отрыв искусства от масс в производстве.
Будучи совершенно против соввласти, Корнеев, конечно, кроме вреда ничего не мог принести.
А. Подольский<?> 10.I 30
Л.д. 11-18.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
1 ноября 1929 года. Я, Уполном. секретн. отдела П.П. ОГПУ по Н.-В. краю Чувилин допрашивал в качестве заподозренного по делу №___ гражданина Корнеева, Феодора Максимовича 60 лет,
происходит г. Саратов
проживает по М. Казачей ул. дом. №5
род занятий Зав. школой Губпрофобра – Художник. Педагог.
партийность Безпартийный
Предупрежденный об ответственности за ложные показания, по существу дела могу показать
Родился в 1869 г. феврале в г. Саратове, в семье Сарат. цехового-мастерового. Отец имел сапожную мастерскую с применением наемного труда (сколько наемных рабочих имел я сказать не могу). Затем эта мастерская закрылась, т.к. отец выстроил домовладение под номера от которых имел средства к существованию. Отец умер в 1902 г., а мать в 1925 г.
От моей матери в наследство мне осталось 6 тыс. руб. От продажи ее дома, рядом находящегося по М-Казачей №7, причем, дом был продан за 26 тыс.
С юных моих лет меня тянуло к искусству. Я этого и добивался, но отец был против. Но тем не менее я настоял на своем. Первые мои шаги по художеству начались в литографии Шат (Сытник) в 1883-4 г., работал в качестве ученика-подмастерья получая 3-5 руб. в м-ц; Затем учился в воскресной школе у Ананьева г. Саратов где подготовился к поступлению в Академию Художеств г Петербурга. В Академию Художеств я поступил в 1886 г. проучившись в течении 6 лет и окончив Академию Художеств получил право преподавания в средних учебных заведениях по специальности. В бытность в Академии Художеств я занимался частной практикой, имел заработок от частных уроков и в то же время получал от своих родителей в м-ц 10 р. поддержки. На последнем курсе Ак. Худ. я участвовал на выставках в 1891 г. в г. Петербурге где выставлял картину из быта волжских рабочих «Расчет рабочих на Волге», картина имела революционный характер.
По окончанию Акад. Худ. вскоре я уехал на педагогическую работу на занятия по художеству в именье графа Несельроде в с. Царевщина, Вольского уезда Сар. губ., где находился с зимы 1891-2 г. пробыв у указанного графа в течении 4 лет, получил от него командировку и средства для самоусовершенствования за границей, где и учился в Академии Художеств у проф. Колярьен г. Париже в течении нескольких зимних учебных м-цев. По возвращению из заграничной научной командировки я работал снова у графа Несельроде на продолжении около 3х лет, т.е. до 1898 г.
На средства Носельрода я поехал в заграницу потому, что он был либерального толка, поддерживал развитие худ. культуры, а в 1900-1 г. он был председателем Сарат. об-ва любителей изящных искусств. После закрытия этого общества где Носельрод был руководитель он был выслан заграницу Местн. Властью. Причем, означенное об-во закрывалось два раза, очевидно в 1900 г. был закрыт первый раз.
При этом об-ве существовала, в период с 1890 – по 1900 гг., школа о-в любителей изящных искусств где в разное время я был ассистентом у Коновалова и Бараки, а с 1901 года заведывал этой школой в течении одного учебного года.
После этого я поступил преподавателем художеств в Боголюбовское рисовальное училище г. Сар., где проработал около 18 лет, т.е. до ее закрытия в 1918 г.
Боголюбовская рисовальная школа имела в своем составе около 275 чел. учеников, т.к. она была самая доступная для присутствия по своим взносам – плат. 1-50 к. за полугодие, были стипендиаты и безплатные ученики. По своему политическому направлению была самая либеральная школа г. Саратова. В этой школе я был одним из преподавателей и система выработанная мною а также методы преподавания были осмотрены Бенуа приезжавшего для ревизии школы-музея. Параллельно с этим моим педагогическим трудом в 1906 г. я открыл студию школу при своей личной художественной мастерской. В сост. этой студии привлекались свободные любители искусств, но которые не могли по тем или другим причинам посещать занятия Боголюбовскую школу. Мастерская моя как худучилище была организована в 1902 г., которую начал расширять в студию-школу в виду того, что развивался и рос спрос любителей искусств. Различие моей школы от Боголюбовской заключалось в том, что моя школа в системе своих занятий была более приемлемой для свободно развивающихся любителей. В ней по стилю демократического регламента занятий вводились мною прикладные искусства – по дереву, металлу и ткани, что в Боголюбовской школе не имелось.
Для означенной школы Мной в 1902 году было выстроено здание-гостиница художников с рабочей мастерской. Стоимость этого здания обошлось десять тысяч руб., куда вошли и оставшиеся после смерти матери 6 тыс. руб. Программа была расширена, уточнена и углублена. Например, было введено изучение орнаментации, стиля, творчества по заданию момента и требованию жизни, введено изучение перспективы, проводились работы по изучению техники материала и все проводимые дисциплины были разделены на четыре курса.
Начиная с 1925-26 г. по предложению Глафпрофобра (отдела рабочего образования) были запрошены программы и учебный план школы и работы учащихся. Учебная программа была просмотрена Глафпрофбором, предложено им было ввести черчение, наброски живой натуры на первом курсе и отменены были занятия пластической анатомии как отдельный предмет, что и было школой выполнено. Методы работы Глафпрофобром были признаны целесообразными и все <постоянные?> работы учащихся (работы всех курсов и всех дисциплин) одобрены. По этому по этой программе занятия продолжались до настоящего времени. Причем, начиная с 1924 г. была введена новая дисциплина обществоведения, которая проводилась наравне с др. дисциплинами. С 1922 г. школа работала по местной программе составляемой мною и утвержденной Сар. Губоно, но с 1925 г. она уже руководствовалась программой Глафпрофобра.
Состав учащихся – состав учащихся укомплектовывался в дореволюционное время – приема был доступен для каждого и неограниченном количестве, т.е. принималось столько, сколько помещалось
вмещало в здание школы помещение студии; После революции начиная 1918-1919 уч. года появились и командированные организации, что особенно заметно с 1919 г., как то – военно группы красных рабочих и служащих, в том числе учащиеся, а с 1925-26 гг. уже начали подбирать по классовому принципу в именно: давались преимущества рабочим и крестьянам, следуя при этом распоряжениям Губоно. Прием учащихся производился приемочной комиссией, председатели которой назначались (за последние два года) Губоно. Ранее же до 1923-24 уч. года комиссии не создавались и прием производился по спискам представленным Губоно.
Количество учеников в школе начиная с 1922 г. было от 50 чел. до 90 чел. в последний настоящий учебный год.
Состав педагогов – в дореволюционное время педагогов, кроме самого меня Корнеева не было, после революции когда школа реорганизовалась в студию школу в 1923 г. было 3 преподав. – по искусству, а в 1925 г. ввиду отсутствия средств остался один преподаватель по искусству, один по обществоведению (в этом числе и сам заведывающий). С 1926 г. был приглашен преподавал по черчению, поэтому из стало 3 чел., которые работали по сие время.
Оплата педагогов производится из расчета 3 р. 88 к. за один <неделимый?> час, а сам заведывающий школой получил 97 р. в м-ц.
Школа состояла на бюджете Саргубоно с 1919 г. по 1922 г., а после этого она существовала исключительно на взносы взымаемые с учащихся за право учения. Размер этого взноса от 3х р. 30 к. до 9 р. 90 к. считая в том числе 10% <комсодских?>. Причем от 10% до 16% из общего числа учащихся освобождались от платы к<а>к неимущие, в число таких безплатных входили командируемые воспитанники д/домов и др. лица.
Обслуживающий персонал школы – состоял из уборщика – 1, он же истопник школы, временный канцелярист работник делопроизводитель, причем, временами канцелярского работника не было – он увольнялся т.к. работа временная.
Администрация школы – один завед. школой, который работу вел безплатно при 39 часов недельной нагрузки.
Всю работу по счетоводству приходилось вести самому заведывающему, была заведена кассовая книга. Отчетность финансовая представлялась в Губоно за учебный <…> год, а также отчитывался перед учащимися на собраниях тоже за учебный год. Ревизионной комиссии за последнее время не было, так я не настаивал, а учащиеся не требовали этого.
Взаимоотношение администрации с организациями учащихся – Исполбюро и Культкомиссии – <…> в работе было, я всегда помогал в их работе. Подавление со стороны администратора ученической инициативы не было, наоборот, оказывалось содействие в деле организации кружков – изучения Ленина и революции с точки зрения художественной; в прошлом году по моей инициативе хотели организовать военный кружок, но ввиду <…> дней <…> и времени и отсут. руководителя кружок организован не был.
Опись имущества школы которое
приобреталось на средства школы, приобреталось имущество начиная с 1922 г. и кончая 1929 г., причем, записывалось на основе оправдательных документов и соответствующих статей расхода. В вышеозначенных инвентарных списках имеются оговорка, что все не внесенные в инвентарный список предметы находящиеся в помещениях школы принадлежат основат. школы Корнееву, находятся в данном помещении временно и должны быть возвращены по первому требованию их владельца.
Всего ревизий и обследований за время существования было – ревизия в 1927 г., вторая ревизия ревизором Горно в декабре м-це 1928 г. и наконец обследование состояния школы в октябре м-ц 1929 г.
Первый раз ревизию производил Курляндский финработник Губоно.
Вторую ревизию делал контролер Горно тов. Сайковский.
Третий раз финревизию делал Роткевич представитель Горсовета, нашедший состояние финчасти в полном порядке.
Приблизительно круг лиц из моих учеников принадлежащих моей школе. Один <Ноитеппер?> до войны 1914 г. уехал за границу избрав себе специальность историю искусств – <Бонович?> из общей массы учащ. я могу указать следующих лиц.
1). Спирин – ж.д. маст. был рабочий он известен тем, что он написал картину вместе с Бродским. Заседание во Дворце тов. Урицкого III конгр. Коминтерна.
2) Перельман – б/зав. художест. отделом «Рабочей газеты» теперь секрет. «АХРР».
3) Загреков теперь проф. государ. худож. школы Берлина и его жена по прикладному искусству – Галлер.
4) «Сарат. Изв.» <…> почти исключительно моими учениками Дундуком. и ныне умершим Селеверстовым, а также сотрудники
5) Зав. Дворцовым музеем СССР б/мой уч. тов. <Ятманов?>.
6) Полосухин – руков. худож. кружком в Смольном
7) Проф. быв. инст. гр-нских инженеров сост. мой б/уч. <Лаптев?>
8) Кузнецов Павел, проф. «ВХУТЕМАС» г. Москвы мой б/ученик.
9) Карев – проф. и реорг. б/Императ. Академии худ. мой б/ученик
Знакомые мои в прошлом до революции были – потребители моей продукции в лице круга заказчиков работ. Наиболее интересные Кроме того одним из моих знакомых был жандармский полковник Мартынов г. Саратова, который также любил художества и жена его получала от меня уроки по художеству, причем, не только сами интересовались этим художеством, но и их дети. Знакомство заключалось в том, что ходили ко мне на дом и давал я его жене уроки. Полковник Мартынов в Саратове работал в охранном отделении в 1912-13 годах, а затем он был переведен в г. Москву в 1913 г., в годы войны 1913-14 несколько раз во время каникул мне пришлось побывать у полковника Мартынова на квартире в г. Москве, где он работал по линии охранки. У этого Мартынова была хорошая художественная библиотека, он интересовался художественной культурой. В бытность его в г. Саратове Мартынов у меня на квартире был не часто, причем сношения были на почве помощи его семье по линии художества и искусства. Последний раз я встретился с полковником Мартыновым в 1915 г. в Москве, а больше я его не видел. И в настоящее время не знаю где он находится.
Больше охарактеризовать знакомых до революционного времени которые бы ходили ко мне и были бы интересны не могу, хотя знакомство имел большое.
В годы революции я находился в г. Саратове, активного участия в революционном движении не принимал, работал в школе как педагог-художник, параллельно работал в своей школе-студии, а по закрытию Боголюбовской рисовальной училища, продолжал работать в этой последней студии. До конца 1918 г., когда был приглашен тов. Басалыго работать как художник в Военный Совет искусств г. Саратова откуда в 1919 г. был переведен в отдел искусств где заведывал Басалыго (в органы Наробраза). В этом отделе я заведывал <…> при провинциальном отделении управлении вышеуказанного отдела. На данном этапе существования моей школы она начала переживать моменты перелома в сторону приноравливания к запросам революционных требований и по предложению тов. Басалыго было введена система приема учеников по командировкам общественных организаций. Это было в 1918-19 учебн. году. В связи с этим в школе увеличился и состав слушателей, и вместе с тем обновился за счет нового приема.
Басалыго – был зав. отд. искусства который заведывал всеми театрами, кино и студиями гор. Саратова.
В бытность меня в работе в Красной Армии <…> в качестве зав. «Изо», при содействии военных работников при существующей студии школе было сформировано отделение для красноармейцев которое существовало в течение <полуторых?> лет, а затем в связи с переездом красноармейских частей оно было ликвидировано, т.к. эти части из которых набирались красноармейцы слушатели были не постоянны, а переезжали с одного места на другое.
Названия школы – с 1906 г. она называлась «Студия школа», с 1919 г. она стала называться «Центральной художест. студией Саргубоно», т.к. заведывающий этой школой б/ее владелец Корнеев по своей инициативе ее передал в ведение Губоно, причем Губоно заведывание школой возложил на ее основателя на Корнеева. С 1922 г. школа-студия была реорганизована в «Профтехническую художественную школу Губпрофобра», но смены заведывающего не было.
Таким образом заведывал я, Корнеев этой школой до революции начиная с 1906 г. по 1929 г. октябрь м-ц.
Программные вопросы – с 1919 г. в этой центр. худ. студии программой была общепринятая во всех других студиях, а именно: рисование и живопись с натуры, композиция, плакат (революционные) изучение цвета и истории искусства, задание на революционные темы.
С 1922 г. по реорганизации школы студии в профтехническую худшколу.
Состав педагогов был в 1920-21 гг.
1. Зав. и препод. Корнеев
2. Руков. по Изо – Степашкин (теперь в акад. худ. в Ленинграде).
3. – “ – Райхман (в Москве по худ. работе)
4. История искусства Перельман
5. По черчению Абрамов преп. худ. техн.
6. Обществоведение – Касель зав. 4 или 2 <…>.
7.
Оборудованность школы. Помещение школы было достаточно на то количество которое имела школа, при наличии некоторого ремонта.
Учебными пособиями школа была обозначена удовлетворительно (гипс, разные предметы из домашнего обихода); библиотеки при школе не было совсем, и учащиеся книгами не пользовались и не нуждались в них.
По вопросу о станках литографии могу сказать следующее: ввиду того что автолитография в СССР приобретает особое значение и спрос на это дело возрос мне хотелось познакомить учащихся с этим видом работ и художества. Для этой цели мною были куплены два литографических станка в виде чугунно-железного лома. Станки я купил в конце октября прошлого года за 70 руб. в магазине случайных вещей Комитета помощи инвалидам и больным раненным красноармейцам.
Станки были <в> разобранном виде и имели поломанные неполные части, поэтому собрать один станок удалось, не в полном виде, за отсутствием некоторых частей, только в июле или в июне этого – 29 года. Причем Сарполиграфпром обещал дать эти недостающие части и два камня, каковые совсем с частями станков и др. принадлежностями для литографии не имелось при покупке их.
Ввиду усиленной работы по приему в начале учебного года и большой загруженности в работе станок не удалось привести в полный законченный вид. К тому времени, когда <…> известили что школа реорганизуется и переходит в ведение художественного техникума. После этого мной было заявлено ПП ОГПУ – НВК о вышеуказанной покупке частей станка и неполной сборке такового с просьбой зарегистрирования такового на имя школы Губпрофобра.
В ответ на это тов. Феодоров сотр. ПП ОГПУ заявил, что когда станок будет взят в художественный техникум и будет вполне закончен, тогда и следует его зарегистрировать, но на имя какого-либо ответственного лица, а не на имя школы. При этом сказал, что пусть станок берут и дело регистрации дело художественного техникума.
По имеющимся сведениям мне известно, что эти станки принадлежали 32 дивизии, которая по упразднению литографии продала как лом каким-то татарам, а последние очевидно в магазину случайных вещей помощи инвалидам, от которых купил я. Фамилия приказчика указанного магазина Агишев, причем, Агишев сперва просил за них 150 руб., а потом отдал за 70 руб., по слухам 32 дивизия тоже просила за них 150 руб. Это говорил мастер литограф при Крайисполкоме, фамилию которого я не знаю, причем, он хотел войти в комиссию по покупке этих станков с целью передачи одного станка для литографии Крайисполкома, а так к<а>к я его больше не видел, то это совместная покупка не состоялась.
На базар<е> я нашел случайно и когда нашел эти станки я хотел купить один, но т.к. не известили какие части к которому принадлежат, то пришлось купить обоих.
Со станками камней не было и по сбору станки мною в июне м-це я их тоже не имел. Поэтому станки в бытность их у меня не работали. Учащиеся ими очень интересовались, спрашивали когда они будут работать, но работать было на них нельзя из-за отсутствия камней.
В одно время я спрашивал в штабе 32 дивизии есть ли у них камни, на что мне ответили, что один камень они смогут продать, но цену, размер и качество не указали, а предложили зайти <в> другой раз. Мне зайти не пришлось, поэтому и не купил, кроме того, мне обещал дать безплатно, для указанных учебных целей школы, два камня Полиграфпром по представлению разрешения на это ПП ОГПУ НВК, но этих камней я точно не получу ввиду того, что школа переходит в худ-пром. техникум.
Станки мною были куплены для учебных целей школы, а деньги уплачены из моих средств, вследствие отсутствия средств у школы.
Для личной моей работы станки эти мне не нужны, литографию я не собирался открывать и не собираюсь.
Все записано с моих слов верно, мне зачитано.
К сему: Ф. Корнеев
Допросил Упол. СО IV А. Чувилин
Л.д. 19–22.
Приложение к протоколу от 1го ноября 1929 г. по допросу задержанного Корнеева, Ф.М., произведен. дополнит. допрос 26го ноября с/г.
Вопрос: Почему не был указан на первом допросе что был ресторан в Вашем доме?
Ответ: Был в передней части помещения в 1901 г., еще до занятия мною, но этот дом принадлежал моей матери.
Вопрос: Кто Ваша жена в прошлом была?
Ответ: Она была сирота ранее, была взята на испытание Очкиным, у которого была мастерская и магазин. Девичья ее фамилия неизвестна. Родства Очкиным ни какого не имела.
Вопрос: Был ли у Вас магазин?
Ответ: Был. Продавались художественно творческие товары. Дело вела моя жена. Какой был оборот и прибыль сказать не могу. Существовал лет 10, сущест. с 1909-10 г., ликвидирован в начале революции 1917 г. 1918 г.
Вопрос: Какие были подряды и были ли подрядчиком?
Ответ: Исполнял художественные заказы и по стенной росписи, делал также и иконостасы.
Вопрос: На какие суммы брали подряды?
Ответ: Крупную работу выполнил мужскому монастырю на сумму 11 тыс. руб., выполнял работу в течение 3х лет. Имелись сдельные наемные рабочие. Это было в 1901-02 г. и в последующие годы.
Вопрос: Когда был муниципализирован Ваш дом?
Ответ: Утвержден к муниципализации в 1924 г. Москвой. Дом все время с 1918 г. до 1925 г. считался в жилищном фонде гороно, а с 1925 г. последний от продолжения включения в жилфонд отказался, поэтому школа перешла на самооплату помещения. С этих пор от школы квартплата требовалась, но она не была в состоянии уплатить ввиду отсутствия дотации от органов НКП. Поэтому школа ни одной копейки ни кому не платила, хотя это она делала по постановлению краевой арбитражной комиссии 10 мая с/г., которая признала школу как имеющую краевое значения и пользы.
Вопрос: Как подразделялось имущество школы от Вашего?
Ответ: Имеется расходные документы свидетельствующие о том, что приобреталось за счет на средства школы. При муниципализации дома ни какой описи составлено не было.
Вопрос: Какие ценности Вами были спрятаны от революции пролетариата?
Ответ: Была спрятана домашняя серебро в подвале, зарыт в землю, закупорены в коробочку. Зарыты были еще в 1917 г., а раскопаны в конце ноября м-ца с/г. Второй ящик до сих пор не обнаружен, лежит в земле. Были деньги бумажные старые тысяч десять, серебро было руб. 100-200, золота не было.
Вопрос: Что поручали Лаптеву продать и сохранить?
Ответ: Ему я поручал продать стулья, столы, шкаф, ковры, мраморные доски и белье. Вообще ему поручалось сохранить что возможно я поименовано не называл. В этом я ему выразил полное доверие, ввиду того, что я считаю его за честным человеком.
Вопрос: Серебро вы ему давали?
Ответ: Нет не давал, но т.к. вообще ему было поручил, то может быть и да взял.
Вопрос: Почему при обыске у Вас сотруднику ПП ОГПУ НВК не было заявлений об этом, т.е. о том, что вы поручили Лаптеву распоряжаться Вашим имуществом?
Ответ: Я ничего не знал об этом.
Вопрос: Почему в школе учились дети контрреволюционеров?
Ответ: Я их не знал <приписано: таких не принимал>.
Вопрос: В школе имелось 3 машинки. Для чего они служили, почему они не зарегистрированы ни где?
Ответ: Я совершенно не знал такие правила, чтобы регистрировать их.
Вопрос: Выступали ли на собрании школы где присутствовали Ваши ученики и представители художественного техникума и какое было содержание Вашей речи?
Ответ: Выступал. Я говорил о заслугах школы и указывал при этом что отдел рабочего образования Глафпрофобра <считает> работы учеников удовлетворительными и методы работы целесообразными.
Я не мог считать, что это было распоряжение власти. Мне представитель КрайОНО Сергеев говорил что будет создана комиссия, которая сделает выводы и Вы дадите ей свое мнение. Причем, при этом я не отрицаю, что я говорил, что реорганизация производится по инициативе художественной школы техникума.
Вопрос: Что признаете правильным в материале зачитанном Вам по вопросу о Вашем высутплении на собрании учащихся с представителями КрайОНО и художественного техникума от « » октября с/г., где говорится «Что, Вы выступали резко против мероприятий КрайОНО, художественного техникума, призывали учеников признать их действия не правильными и обратиться по этому вопросу в центр?
Ответ: Против распоряжения КрайОНО я не выступал, а указывал лишь на определенную иную целевую установку нашей школы, именно – школу вечернего типа для рабочих и тр. лиц занятых в производстве или в учебе, каковую категорию лиц художественный техникум обслуживать не мог. Со стороны же увязки с художественным техникумом с 1926 г. я пытался сделать возможной специальную подготовку лиц желающих поступить в художественный техникум, и так же на этом собрании предлагал выделить особое отделение для этой цели, но представители комиссии настаивали на полной реорганизации школы. Вообще я этому не противился, и при разрешении этого вопроса я сказал ученикам чтобы они там достигли бы результатов в учебе своей.
Вопрос: Как отнеслись к этому ученики?
Ответ: Большинство учащихся соглашались на реорганизацию школы, ввиду обещаний со стороны представителей техникума сохранить привычную им форму учебы худшколы и в худ. техникуме, обещая им легкий переход в худтехникум. Только некоторые учащиеся занятые в производстве возражали против этого т/к. формы учебы и часы занятий для них не подходящие.
Вопрос: Когда Наробраз решил школу взять под музей Вы созывали тайное совещание учеников и зачем это?
Ответ: Совещание учеников тайным не было. Мною с представителями учащихся было послано в отдел раб. образования Главпрофобра ходатайство об оставлении школы в данном помещении, о чем зав. худ. техникумом т. Бурмистров устно поддерживал наше ходатайство на месте. Распоряжение о передаче помещения школы под музей было дополнительно после, против чего мы уже не возражали.
Вопрос: Когда выселяли Вас Вы говорили: вот и меня выбрасывают, ну да ведь и пчелы тоже перед концом усиленно кусаются, вот и они перед своим концом усиленно начали злиться?
Ответ: Этого я не говорил. В это время я возмущался тем, что люди тащили все сразу даже и те вещи, кои не обозначены в инвентарном списке и принадлежащих мне, напр: шкаф, стол обеденный и т.д. Всем этим распоряжался Подольский, Дубровин и Бурмистров.
Вопрос: Для чего все вещи из школы вынесены в склад?
Ответ: Для освобождения места для музея. Все вещи вынесенные в склад принадлежат мне.
Вопрос: были а/советские настроенные педагоги в школе?
Ответ: таких педагогов я не замечал, и поступки Десницкого мне не известны.
Вопрос: Какие ценности Вами зарыты в подвале, что найдено и что нет?
Ответ: Зарыты мною в 1917 г. 2 коробки с сереб. и золот. вещами. Один из них мною с Лаптевым найден а один нет.
Вопрос: В Ваших делах обнаружены папки Полицейского управления откуда они и зачем?
Ответ: Куплены на базаре, для складывания рисунков, бумаги и поделки.
Вопрос: В других местах кроме подвала Вы прятали ценности? и искали ли с Лаптевым?
Ответ: Находили и в других местах спрятанными много.
Вопрос: Какие золотые вещи у Вас были напр. из часов, браслет и серег и т.д.?
Ответ: были 2 часов мужских, было кажется и еще что-то, но я не помню. Больших ценностей не было.
Больше показать ни чего не могу. Все записано с моих слов и мне читано.
К сему Ф. Корнеев
Допросил А. Чувилин
Л.д. 57.
Дополнительный допрос гр. Корнеева
Федора Максимовича – произведенный 1/XII-29 г.
На предложенные мне вопросы о моем прошлом показываю: –
Родился я в семье б. крепостного крестьянина впоследствии ставшего ремесленником и затем купцом имевшим в Саратове гостиницу и ресторан.
Сам я являясь преподавателем Боголюбовского рисовального училища жил вполне обеспеченно и по своему служебному положению имел чин надворного советника. Не показывал я этого в ранее данных мною показаниях потому, что не придавал этому обстоятельству какого-либо значения.
Живя вполне обеспеченно и хорошо зарабатывая, кроме получаемого <денежного?> оклада по службе, продажей своих работ я делал известные накопления в деньгах и ценностях, причем точного количества этих ценностей указать не могу. Некоторая часть их была мною спрятана и зарыта. Этим я преследовал цель сбережения этих ценностей от всякого рода несчастных случаев.
Будучи всецело поглощен своей художественной деятельностью, мало обращал внимания на внешние, политические события, однако революция была мною встречена сочувственно. Не интересуясь глубоко политическими вопросами, я вместе с тем считаю себя человеком лояльно относящимся к существующей власти, некоторое недовольство <…> вызывают у меня только отдельные моменты в ее политике.
Одним из таких моментов является закрытие Крайоно моей школы <…> я усматриваю ущемление инициативы и самодеятельности и стремление подогнать дело художественного образования под один <…> шаблон.
Живу я чрезвычайно замкнуто, нигде не бываю и знакомств в Саратове почти совершенно не имею, в прошлом у меня имелись знакомства исключительно в среде преподавателей Боголюбовского рисовального училища. В настоящее время все мои знакомые по работе там или умерли, или разъехались из Саратова, а если и остался кто-либо то я этого не знаю и с ними не встречаюсь. Знакомство мое с Начальником Саратовского <…> полковником Мартыновым произошло вследствие того, что он зашел ко мне в мастерскую и предложил мне преподавать живопись его жене и сыну. Личного, близкого знакомства с этой семьей я не имел и в Саратове у них не бывал. Когда Мартынов был переведен в Москву (года точно не помню), я поехал в Москву для того, чтобы побывать там на выставках. Я заходил к Мартынову, по его приглашению и объяснял ему сущность выставок и сущность отдельных произведений бывших на них. Затрудняюсь припомнить <…> хотя бы одну фамилию близкого знакомого мне в Саратове человека, Лаптева я лично узнал только в 21 году, познакомился с ним через жену которая была значительно раньше знакома с женой Лаптева. Прошлого Лаптева совершенно не знаю, знаю, что он до революции был чиновником какого-то финансового учреждения. С Лаптевым до самого последнего времени были <только?> личные отношения, деловые отношения с ним у меня возникли в <самое?> последнее время когда появилась необходимость, в связи с болезнью жены в продаже некоторых из принадлежащих мне вещей. Это дело я ему поручил. Кроме Лаптева знаю еще доктора Бухгольц который на протяжении ряда лет (с 21 года) лечил меня и жену, личного близкого знакомства с Бухгольц я не имел и не имею.
Имея дела по школе с Губоно я сталкивался там с Завгубоно <…>мовым перед которым ходатайствовал о сложении с меня платы за жилищную площадь и о допущении некоторых других льгот по отношению к школе. В прошлом, занимаясь в некоторые периоды своей деятельности станковой живописью, я получал разрешения на выполнение подобных заказов от заведывающего Губпрофобром Цехер.
В 1918 году я принимал участие в работе Военного совета искусства по приглашению зав отделом искусства Наробраза Бассалыго интересовавшимся моей художественной деятельностью.
К сему: – Ф. Корнеев
Л.д. 89.
ПРОТОКОЛ
На основании ордера Саратовского Губернского Отдела объединенного Государственного Политического Управления от 30 октября 1929 года, за № 386 мною уполномоченным ГПУ Чувилиным произведен обыск, выемка у гр. Корнеева Федора Максим. проживающ. в г. Саратов по адресу М. Казачья улице, дом № 5. При обыске присутствовали от Губотдела О.Г.П.У. Кузмин уполн. ГПУ, Степанов Ф.Ф., Пушкарев П.С., милиционер I штаба Котков Ник. Иван., в качестве понятых Лаптев Ал-др инвалид М. Сергиевская д № 41, Шаров Ефим Ефимов. Н.В.К. музей завхоз <…> ул. Сакко Ванцети д № 4; Браун Ал-др Петр. ученик школа Гоголевск. 21.
Согласно данным указаниям задержаны гр. Корнеев Ф. Макс.
Взято для доставления в Губотдел следующее: согласно описи
При обыске заявлена жалоба от гр. нет
Все указанное в протоколе и прочтение его лицам, у коих обыск производился, удостоверяем:
30 окт 1929 г.
Понятые: Н. Катков, Е. Шаров, А. Лаптев, Браун
Производившие обыск: А. Чувилин Кузмин
Копию получил: Ф. Корнеев
Л.д. 90.
Опись
Документов, взятых при обыске р. Корнеева Ф.М. прожив. по М. Казачьей д№5.
1. Разных писем
2. Метрическая выпись Корнеева и др. свидетельства
3. Печатных наборов каучуковых 2 комп. (не полных)
4. Опись учащихся и др. документы учеников
5. Негативов разных 4 коробки
6. Пишущих машинок 2 шт. (Адлер и Миньон)
7. Штукатулка с деньгами (серебром) 372 р. 75 к.
Понятые: Шаров, Лаптев, Браун
Копию получил Ф. Корнеев
Л.д. 95.
Протокол
допроса гр-на Корнеева Федора Максимовича от 13/I – 1930 г.
По предъявленному мне обвинению по ст 58 п 10 п 14 УК РСФСР виновным себя не признаю вместе с тем показываю протеста против реорганизации школы не выражал а лишь возражал против неверной оценки работы школы и ее значения, руководствуясь одобрением отдела рабочего образования Главпрофобра.
Ценности зарыты мною в землю в 1917 г. не ради скрытия их от пролетариата, а в целях сохранения от пожара и разных др. случайностей.
Виновным себя признаю лишь в том что не были зарегистрированы пишущие машинки.
К сему Ф. Корнеев
Допросил Луговцов
Л.д. 99.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(Об окончании дела следствием).
По делу № 2546
4 января 1930 г. Уполномоченный секретного Отдела П.П. ОГПУ НВК Луговцов рассмотрев дело № 2546 НАШЕЛ: Материалы следствия вполне устанавливают факт содеянного преступления гр-ном Корнеевым Федором Максимовичем, потому руководствуясь ст.ст. 207 У.П.К.
ПОСТАНОВИЛ:
Следствие по делу считать законченным о чем объявить обвиняемому с предложением чем он желает дополнить последнее.
Уполномоченный СО Луговцов
Согласен: Начальник секретного отдела Рыбалко
Утверждаю: вр П.П. ОГПУ НВК Маслов
Л.д. 100.
Протокол
допроса гр-на Корнеева Ф.М.
К материалам следствия по моему делу добавить ни чего не имею
К сему Ф. Корнеев
Допросил Луговцов
Л.д. 101–103.
<…>.В. – 5 экз. Сов. секретно
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по следственному делу № 2546
По обвинению гр-на КОРНЕЕВА Федора Максимовича – в ведении а/сов. агитации, скрытии от соввласти ценностей и саботировании решений соворганов, что предусмотрено ст. 158-10 и 58-14. УК РСФСР.
В конце октября 1929 года – ПП ОГПУ Ниж. Вол. Края поступили сведения, что гр-н КОРНЕЕВ Федор Максимович, содержащий в Саратове частную художественную школу, прикрывался таковой, скрыл громадные ценности, в а/сов. духе воспитывал молодяк и злостно саботировал решения госорганов в отношении его школы.
Для прекращения подобной деятельности – П.П. ОГПУ Ниж. Вол. Края был арестован гр. – КОРНЕЕВ Ф.М. и привлечен к следствию.
Произведенным следствием установлено следующее:
Художественная школа, основанная КОРНЕЕВЫМ Ф.М. в 1906 г., весь послереволюционный период имея вывеску – Проф. Тех. Худ. школы Губ. Профобра, по существу являлась частной школой, в которой сам КОРНЕЕВ являлся Заведующим и одновременно преподавателем на 80, в среднем, человек учащихся. Все содержание школы производилось за средства, взыскиваемые с учащихся, размер которых устанавливался самим КОРНЕЕВЫМ (см. л.д. № 5, 8, 9, 54, 56, 62).
Будучи антисоветски настроенным – КОРНЕЕВ также в а/советском духе производил воспитание молодежи в своей школе и им был приглашен в качестве преподавателя явно антисоветский тип ДЕСНИЦКИЙ, выгнанный из Худтехникума за а/Сов. деятельность.
При обучении КОРНЕЕВ руководствовался старой программой, выработанной им, по которой обществоведение в школе до 1928 года не производилось, а после ему уделялось совсем незначительное внимание. Вместе с этим – КОРНЕЕВ занимался парнографическими снимками и имея семь фотоаппаратов, для позирования же при рисовании была приглашена проститутка, выгнанная из Худтехникума (см. л.д. №№ 7, 8, 9, 10, 24, 66, 67, 70).
На протяжении 48 лет существ. школы ученики ничего не получали, были недоученными, политически совершенно неграмотными, за что говорят ряд фактов, что после реорганизации школы из 85 учеников – лишь 5 – по подготовке были приняты на 1-й курс Худтехникума, а остальные на подготовительные отделения. Данное явление нельзя иначе расценивать, как вредительство в области воспитания молодежи.
В частных беседах с учениками восхвалял Западное искусство, говоря о плохой постановке художества у нас в Совсоюзе, игнорировал общественные школьные организации, лишая возможности их работы. Срывал стенгазету, в которой ученики пытались указать на отрицательные моменты в работе школы. Ученики делились на две группы – 1) Советская молодежь, коя, по словам КОРНЕЕВОЙ, причиняла им всякие неприятности, и другая часть – поддерживающая КОРНЕЕВА, последней им уделялось большое внимание, так напр. сыну попа ПОПКОВУ выдавал хорошие отзывы и всегда представлял ему платные работы.
Выпуск учеников сознательно задерживался в целях личного благополучия, т.к. вырученные суммы за выполненные частные заказы 75% брал в свою пользу и лишь 25% в пользу учащихся.
КОРНЕЕВ враждебно настроенный к Соввласти, ожидающий ее свержения, проводил а/сов. агитацию, как сам, так и через жену, распространял разные провокационные слухи: – «При советской власти скоро и черного хлеба не будет и т.к. все ценное вывозиться заграницу и советской дряни никогда не стану покупать».
По поводу Шахтинского дела КОРНЕЕВА заявила, что «не могут же старые специалисты иначе работать при Соввласти, они же не могут подчиняться коммунистам». Во время создавшихся очередей говорила: «Этого и надо было ожидать, т.к. Советское Правительство на это только и способно». КОРНЕЕВ же после предложения Горсовета освободить дом, заявил: «Пчелы ведь перед концом усиленно кусаются, вот и они (большевики) перед своим концом начали злиться» (см. л.д. №№ 72, 71, 9).
Игнорируя работу общественных ученических организаций, КОРНЕЕВ наряду с этим постоянно использовывал последний в своих личных интересах, подчинив учеников своему влиянию, подстрекал их на разные коллективные протесты, против решения соворганов в отношении его школы.
Когда в 1929 году окончательно был решен вопрос о реорганизации худшколы КОРНЕЕВА в подготовительное отделение худтехникума, то КОРНЕЕВ в целях сохранения школы занялся подстрекательством учеников к протесту против решения Край. ОНО о реорганизации, для чего созвал собрание учащихся, на котором ученикам вместо разъяснения о решении КрайОНО заявил: – «Школа реорганизуется, меня выгоняют, вы остаетесь за бортом, худтехникум съест Вас». В дальнейшем говорил, что никакой реорганизации не будет, это просто слова, они хотят забрать все имущество.
Прибывших представителей по описи и изъятию имущества – назвали грабителями, говоря: – «Грабят школу, грабят и меня». Кроме этого, все время подстрекал учеников к протесту, которые под его руководством составили ходатайство и с коим ходили к Крайпрокурору, ред. газ. «Поволж. Правда» и т. далее (см. л.д. 5, 8, 24, 66, 62, 67, 69, 70, 68).
При изъятии же школьного имущества для худтехникума оказывал физическое сопротивление, мешая производству такового; среди имущества обнаружено два литографских станка, из коих один в собранном виде, оба не зарегистрированы, производилась ли на коих работа – следствием не установлено.
Кроме того, обнаружены три пишущие машинки и прессовый станок, при помощи коего изготовлялись разные объявления также не зарегистрированные. Изъято громадное количество парнографических фотокарточек духовенство и разных быв. чинов (см. №№ дел 5, 59, 60, 70, 97).
Привлеченный к следствию в качестве обвиняемого гр-н КОРНЕЕВ Федор Максимович по предъявленному ему обвинению по ст. 58-10 и 58-14, виновным себя не признал (л.д. № 95).
На основании вышеизложенного гр-н КОРНЕЕВ Федор Максимович, 1869 года рожд., б/парт., вдов, с высшим художественным образованием, сын домовладельца. До революции содержал ресторан и гостиницу и имел художественный магазин, выполнял крупные заказы, как монастырю за 11 т. руб. по писанию иконостасов. Имел тесную связь с жандармским полковником – МАРТЫНОВЫМ и КОМИССАРОВЫМ и графом НЕССЕЛЬРОДИ и имел переписку с губернатором СТОЛЫПИНЫМ имел связь с заграницей, связан с антисоветским элементом г. Саратова.
В 1917 году скрыл от Соввласти громадные ценности, зарыв их в землю. Обладает в настоящее время большим имуществом в несколько тысяч рублей. Проживает в г. Саратове по М. Казачьей ул. д. № 5. Судим за эксплоатацию наемной рабочей силы.
ОБВИНЯЕТСЯ –
в том, что содержа частную художественною школу гр-н КОРНЕЕВ воспитывал молодежь в а/советском духе, разлагал ее, занимаясь в значительной степени фотографией парнографических снимков – при отсутствии преподавания обществоведения в школе. Среди учеников, а также и других граждан – проводил а/сов. агитацию, говоря о скором конце советской власти и распространял провокационные слухи.
Злостно собатировал решения советских органов о реорганизации школы в подготовительное отделение Худтехникума, занимаясь подстрекательством учеников на коллективное выступление – протест против данного решения. Оказывал физическое сопротивление при изъятии школьного имущества для Художественного техникума, прикрываясь школой скрыл от советской власти громадные ценности, а в 1917 году серебряные и золотые вещи зарыл в землю.
Действия предусмотрены ст.ст. 58-10 и 58-14 УК РСФСР, что подлежит рассмотрению в Крайсуде, но, принимая во внимание недостаточность собранных сведений следствием и ввиду политической важности совершенного КОРНЕЕВЫМ преступления, а также считая его социально опасным элементом – на основании приказа ОГПУ № 172 от 2/IV-24 г. положения об органах ОГПУ – п. 7
ПОЛАГАЛ-БЫ
Настоящее следственное дело № 2546 направить через 5-ое отделение СО ОГПУ в несудебное рассмотрение Особого Совещания при Коллегии ОГПУ.
Составлено 12-го января 1930 г.
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СО ПП ОГПУ НВК М. Кузьмин (?)
СОГЛАСЕН: – НАЧАЛЬНИК СО П.П.
УТВЕРЖДАЮ: – Врид П.П. ОГПУ подпись (МАСЛОВ)
СПРАВКА: – обвиняемые КОРНЕЕВ находится в Саратовском ИТД. В отношении же заподозренных по данному делу № 2546
ЛАПТЕВА А.М. ПОКРОВСКОГО С.К.
ЛАПТЕВОЙ Е.Я. САЕНКО Е.К. и
ЛАПТЕВОЙ О.А. БРАУН А.П.
дело прекращено на основании ст.ст. 202-203 УПК
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СО ПП ОГПУ
Л.д. 104.
ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА
Заседания тройки П.П. ОГПУ по Н.-В. Краю
от 24-25 Января 1930 года.
|
СЛУШАЛИ: |
ПОСТАНОВИЛИ: |
|
ДЕЛО № – 2546. ПП ОГПУ по НВКраю по обвинению: – КОРНЕЕВА, Федора Максимовича в преступлении предусмотренном ст.ст. 58-10 и 58-14 У.К. – |
КОРНЕЕВА, Федора Максимовича выслать через ПП ОГПУ в Северный край, сроком на ТРИ года, считая срок с 4/XII-29 г., по окончании срока ссылки запретить проживание в НВК, сроком на ТРИ ГОДА. – Имущество конфисковать. – |
Выписка верна: Уполномоченный РСО – подпись /Петрухин/
Л.д. 104-об.
П.П. ОГПУ по Севкраю. –
г. Архангельск.
На обороте сего препровождается выписка из протокола Тройки ППОГПУ НВК от 24-25 Января 1930 г. по делу №.–2546 на КОРНЕЕВА, Федора Максимовича – на исполнение.
Осужденный КОРНЕЕВ Ф.М. следует в Ваше распоряжение этапным порядком. –
Нач. РСО ППОГПУ по
НВК – (Семенов)
Уполномоченный – (Петрухин)
Галерея
Публикации
Ф.М. Корнеев - педагог
Имя Федора Максимовича Корнеева постоянно встречается на страницах книг; посвященных художественной жизни Саратова конца XIX– начала XX столетия, и в периодической печати того времени. Но все это отдельные, разрозненные упоминания. На наш взгляд, художник, педагог, преподававший на протяжении четырнадцати лет в Боголюбовском рисовальном училище, владелец художественной студии и единственного в городе салона – магазина, Ф.М. Корнеев заслуживает более пристального внимания.
Первого ноября 1929 года в доме № 5 по Малой Казачьей улице (ныне ул. Яблочкова) он был арестован. Мастерская художника, учебные классы, салон – магазин, а также несколько комнат, в одной из которых находилась богатейшая библиотека и коллекция художественных предметов и открыток, были опечатаны. В «Деле» (1) подследственного Ф.М. Корнеева описи опечатанного имущества не оказалось. О художественном наследии – ни слова. Оно исчезло бесследно. «Что стало с работами художника?», «Были ли они уничтожены?» – вопросы, ответов на которые пока нет. Нам известны только десять работ Ф.М. Корнеева, хранящихся в фондах музеев Саратова, Вольского краеведческого музея и Казанской церкви города Петровска. Пять живописных произведений, одно из которых копийное, четыре графических листа и одна икона (2). На основе их трудно судить о творчестве художника в целом. Обращение к каталогам выставок, участником которых был художник, и некоторым документам позволило нам составить список работ Ф.М. Корнеева: шестьдесят картин и этюдов в живописной и графической технике, большинство которых выполнено в жанрах пейзажа и портрета. Среди них: «Портрет баронессы Ш.», «Волга у Саратова», «Пруд у дачи Вакурова», «Портрет Кузнецова», – На Фирвальштедтском озере» и другие.
На допросах Ф.М. Корнееву припомнили многое: выполнение крупных заказов для монастыря и церквей, переписку с П.А. Столыпиным (3), дружбу с графом А.Д. Нессельроде (4), частые поездки за границу ... и многое, многое другое.
13 января 1930 года заключенному был вынесен приговор по статье 58 пункту 10 с полной конфискацией имущества. Художник был отправлен в Архангельск. О. Таврина (5), ученица Корнеева, высказывала предположение о том, что в Архангельске он и доживал свои последние дни. Были и другие предположения, основанные на слухах, что Федор Максимович после истечения срока оказался в Москве, очень нуждался, голодал и там умер. Достоверных свидетельств и фактов о последних годах жизни Корнеева мы пока не имеем. Благодаря архивным изысканиям нам представляется возможным рассмотреть сегодня педагогическую деятельность Ф.М. Корнеева, уточнить, а иногда исправить ранее известные даты и факты, взглянуть на те или другие события жизни художника в ином свете.
Федор Корнеев родился 3 февраля 1869 года в семье купца второй гильдии Максима Михайловича Корнеева. Крещен – в Вознесенско-Брянской церкви Саратова (0). В возрасте девяти лет он был отдан в Александровско-Мариинское реальное училище. В декабре 1883 года по окончании четырех классов, Ф. Корнеев оставил учебу (7). В мальчике росло и крепло желание учится живописи. Встретив настойчивое сопротивление со стороны отца, Федор сумел отстоять свой выбор. Учиться! Но где? И вот в начале 1884 года в газете «Саратовский справочный листок» появилось сообщение о том, что свободный художник И.Ф. Ананьев намерен открыть частную рисовальную школу. Но благое намерение в течение нескольких месяцев оставалось таковым. Ананьев не имел достаточных средств. А для такого рода учебного заведения были необходимы различные учебные пособия. Ананьев обратился в Императорскую Академию художеств с просьбой снабдить его всем необходимым. Дабы ускорить решение вопроса, художник поехал в Петербург и вскоре возвратился вместе с рисунками, этюдами, гипсовыми моделями и т.п., предполагая как можно скорее привести свой план в исполнение. Заинтересованные саратовцы с нетерпением ждали этого события. Ждал и Федор Корнеев.
А на Театральной площади Саратова день за днем вырастало замечательное здание художественного музея – В конце июля 1884 года горожанам стало известно о заседании Саратовской городской думы, на котором комиссия по постройке Саратовского Радищевского музея во главе с А.В. Песковым докладывала о решении создать при музее рисовальную школу как отделение Петербургского центрального училища технического рисования барона А.Л. Штиглица (8). Не так давно об этом можно было только мечтать... Но поползли слухи о том. что решение-то принято, но вопрос о школе навряд ли разрешится в скором времени. Еще не достроено музейное здание, да и идея создания рисовальной школы не обещала быть простой в своей реализации. На памяти еще были многолетние переговоры художника А.П. Боголюбова, владельца уникальной художественной коллекции, и «отцов города» по устройству Радищевского музея.
В октябре 1884 года на Приютской улице воскресная школа художника И.Ф. Ананьева открыла свои двери (9). Федор Корнеев стал одним из первых ее учеников. Одновременно с ним у Ананьева брал уроки ученик реального училища Виктор Мусатов. И тот и другой мечтали о поступлении в Академию художеств. Сохранился графический лист Мусатова «Подготовка в Академию», где изображены двое рисующих юношей и что-то объясняющий преподаватель. Внизу надпись, в которой можно разобрать фамилии «Корнеев» и «Ананьев» (10). От Мусатова Корнеев узнал о преподавателе рисования В.В. Коновалове(11) и о своеобразном рисовальном кружке, собиравшемся у него на квартире, в доме Гoловина на Малой Сергиевской улице (ныне ул. Мичурина). К Коновалову приходили молодые люди, интересующиеся искусством, с желанием попробовать свои силы на этом поприще.
В.В. Коновалов по окончании в 1882 году педагогических курсов, учрежденных при Петербургской Академии художеств, приказом Казанского учебного округа был определен сверхштатным преподавателем рисования Саратовского Александровско-Марииинского реального училища (12). Молодой, энергичный, представляющий для провинциального жителя совершенно новый тип педагога и художника. В.В. Коновалов, преподававший впоследствии в Боголюбовском рисовальном училище, сыграл значительную роль в судьбе многих юношей, ставших известными художниками – В. Борисова-Мусатова, П. Кузнецова, П. Уткина, А. Савинова, В. Милашевского, А. Карева, В.В.Коновалов притягивал к себе людей не только безраздельной преданностью искусству, но и замечательными человеческими качествами. По словам В. Милашевского, вспоминавшего Коновалова, «художнику жить в провинции в те времена, пребывать в полном духовном одиночестве и писать картины, а не превратиться в пьяницу и картежника, в «учителя рисования» Чехова – это значило быть настоящим героем» (13).
Пришел к Коновалову и Корнеев. Через двадцать с небольшим лет они будут бок о бок преподавать в Боголюбовском рисовальном училище, и Корнеев сменит уехавшего в Екатеринбург маэстро на его должности. А пока он внимал каждому слову нового учителя – впереди было поступление в Академию художеств.
С 1886 года Корнеев – студент-вольнослушатель Петербургской Академии художеств. О годах учебы нам известно немного: в батальном классе получил малую поощрительную медаль за этюд лошади (14), на последнем курсе, в 1891 году, принимал участие в выставке, проходившей в Петербурге, картиной «Расчет рабочих на Волге» (15). Это была третья выставка в жизни молодого художника – первая – состоявшаяся в декабре 1885 года – выставка ученических работ рисовальной школы И.Ф. Ананьева (16), вторая – в сентябре 1889 – земская сельскохозяйственная, в художественно-научном отделе которой было представлено несколько работ Ф. Корнеева. удостоенных Первой премии (17). Вторая премия – «Малая серебряная медаль», была присуждена молодому талантливому скульптору Екатерине Герман. Г.Н. Колоярский описал знакомство «саратовской Марии Колло» и Федора Корнеева на этой выставке, переросшее позднее, по его словам, в более «чем простое дружеское общение» (18). Сохранилась фотография картины Корнеева «В «ателье» скульптора», представленной на выставке 1899 года в Радищевском музее (19). За работой изображена женщина. Если картина писалась в Саратове, то это Е.И. Герман – единственная в то время в Саратове женшина-скульптор. Возможно и то, что работа была написана во время одной из заграничных поездок художника.
Прослушав академический курс и получив право преподавания по специальности в средних учебных заведениях, предположительно в 1892 году Корнеев возвратился в Саратов (20). Значительным событием в художественной жизни города за время отсутствия Федора Корнеева было возникновение Общества любителей изящных искусств. 20 ноября 1887 года в Радищевском музее по инициативе его хранителя А.Л. Куща на собрании любителей искусств и литературы было решено учредить в Саратове общество, которое содействовало бы сближению и солидарности местных деятелей в области изящных искусств. Летом 1888 года губернатору А.И. Косичу был представлен проект устава общества за подписью 102 лиц, а в январе следующего устав был утвержден. Общество должно было объединить саратовских любителей живописи, пластики, музыки, поэзии, драматического искусства, художественного чтения. В марте 1889 года в зале саратовских музыкальных классов было созвано первое общее собрание членов-учредителей, избран Совет старшин.
В 1891 и 1893 годах Корнеев был участником художественных выставок, устраиваемых Обществом любителей изящных искусств (21). В 1898 он преподавал в рисовальной школе ОЛИИ, а в 1900, на закате существования многострадального Общества, «испытавшего на себе немало превратностей судьбы -, заведовал рисовальной школой в течение одного года» (22).
Был ли Ф.М. Корнеев ранее знаком с графом А.Д. Нессельроде или это знакомство состоялось по возвращении из Петербурга, но только вскоре Федор Максимович уехал по приглашению графа в его имение в селе Царевщина Вольского уезда Саратовской губернии. Возможность педагогической деятельности, перспектива ознакомления с богатейшей библиотекой и бесед с блестяще образованным, остроумнейшим виртуозом слова, «европейцем с ног до головы», каковым слыл Анатолий Дмитриевич – это ли не соблазн?
А.Д. Нессельроде принял дружеское участие в судьбе молодого художника настолько, что, снабдив его «командировкой» и деньгами, отправил (предположительно в ноябре-декабре 1894 года) в Париж для продолжения художественного образования (23). В архиве музея хранится фотография с изображением группы художников, среди которых Ф.М. Корнеев, на обороте его собственноручная надпись: «Париж. 21 января 1895 г Академия Коларосси».
Париж последней четверти XIX столетия, поистине, был центром художественной жизни мира. В столицу искусств приезжало множество русских художников, зачастую не имея ни средств, ни связей, ни покровителей. Большое число частных студий, возможность самостоятельно работать с живой натурой, которая стоила довольно дешево, а также стремление быть в центре современных художественных процессов – все это неотвратимо влекло русских художников в Париж. Выбор Федора Корнеева пал на частную студию Ф. Коларосси, которую он посещал в течение нескольких зимних месяцев. Академия итальянца Филиппе Коларосси была в Париже одной из многочисленных частных художественных студий, школ, таких, как академии Жюльена. Гран-Шомьера, Э. Каррьера, Делеклюза и других. Преподавание в академии Коларосси велось профессорами Джерардо, Рене-Ксавье, Инжальбертом и другими. В 90-е гг. XIX века здесь занимались Н.Я. Симонович-Ефимова, А.С. Голубкина. А.П. Остроумова-Лебедева, К.А. Сомов. Е.Е. Лансере, Е.С. Кругликова. У Коларосси рисовали, как и везде, с натуры, писали красками, в скульптурной мастерской академии лепили по вечерам по три-четыре часа. Остроумова-Лебедева вспоминала студию Коларосси, восхищаясь особой атмосферой, царившей там: «Ах, какой странный народ собран у Коларосси в мастерской. Почему-то больше всего португальцев и испанцев, потом есть итальянцы и англичане и только французов два-три человека из шестидесяти. Такие оригинальные, красивые по наружности <...>. Поют песни, говорят <...> острят, балагурят и вместе с тем работают <…> (24)»
Париж увлек Корнеева, но нужно было возвращаться. Впоследствии Федор Максимович не раз приезжал в столицу мира, приобретая там холсты и краски, книги, открытки, репродукции работ знаменитых художников. Из Парижа Корнеев вернулся в Царевщину. где находился, по его словам, до 1898 года (25). На художественную выставку 1899 года Корнеев среди прочих своих работ (всего их было 33) представил десять этюдов, написанных в имении Нессельроде: «Дорога на мельницу», «Игра в Орлянку», «Скамейка в саду» и другие (26). В 1901 году Корнеев написал портрет своего друга и покровителя графа А.Д. Нессельроде. который в настоящее время находится в Вольском краеведческом музее. Педагогическую деятельность в Боголюбовском рисовальном училище, согласно «Формулярному списку о службе...»(27), Корнеев начал преподавателем по вольному найму по классу рисования геометрических тел – с января 1903 года. По данным архива Радищевского музея, он вел занятия уже с января 1901 года. В кассовой книге за этот год присутствуют записи об уплате господину Корнееву за уроки, данные им во втором классе (28). Также и в статье «Радищевский музей в Саратове», опубликованной в десятом номере журнала «Искусство и художественная промышленность» за 1901 год, Корнеев назвал свою фамилию в числе преподавателей училища. С февраля 1902 года Корнеев внесен в «Ведомости на выдачу жалования преподавателям и служащим БРУ» (28).
В 1902 году директором Радищевского музея и Боголюбовского рисовального училища был В.П. Рупини (30), командированный в Саратов для исполнения должности директора БРУ еще в мае 1894 года, как только Александр III утвердил учреждение училища. Преподавательский состав училища насчитывал вместе с директором шесть человек: Петр Николаевич Боев (31), Василий Васильевич Коновалов, Николай Петрович Волконский (32), Евгения Ивановна Боева (33) и Федор Максимович Корнеев. Как и предусматривалось Уставом БРУ и РМ, Рупини, помимо обязанностей администратора, имел педагогическую «нагрузку»: преподавал в классах рисования гипсового орнамента, теории перспективы и сочинения рисунков по художественной промышленности. В «Объяснительной записке к приходо-расходной смете на 1902 год» от 30 октября 1901 года Рупини писал, что БРУ, имея своей целью способствовать развитию художества в ремеслах и промышленности, достигает ее лишь отчасти-имеющимися в училище классами лепки и декоративной живописи, а это не в полной мере отвечает потребностям учащихся и задачам училища. Рупини подчеркивал необходимость создания класса сочинения рисунка, тем более, что такой опыт существовал во всех художественных училищах, и открытие его в Боголюбовском «приблизило бы училище к общему типу школ, имеющих назначение способствовать развитию художественной промышленности» (34). Столь же насущной потребностью, по мнению Рупини, являлось введение в учебную программу курса истории искусств и теории перспективы. Преподавание истории искусств предполагалось вести теоретически и практически – зарисовыванием учениками в альбомы наиболее выдающихся памятников истории искусства.
В результате в 1902 году были введены новые дисциплины: рисование капителей и ваз (10 часов), сочинение рисунков по художественной промышленности (6 часов), теория перспективы (4 часа), история искусств (2 часа). Преподавание трех последних дисциплин осуществлялось Рупини до 1904 года. В 1904 г., когда Корнеев был утвержден штатным преподавателем (35), класс истории искусств перешел от Рупини к Корнееву.
В «Отчете БРУ и РМ за 1903/1904 г.» (36) как дополнение к учебной программе было отмечено введение рисования с натуры. По отзывам преподавателей, это внесло большое оживление в учебный процесс. Помимо рисования капителей, ваз и гипсовых голов, добавилось рисование предметов художественной промышленности, портретов и человеческой фигуры с натуры, рисование с живой натуры цветов, животных. Но надо заметить, что рисование с натуры практиковалось и раньше. Кассовые книги, с 1900 года и далее, пестрят записями об уплате некоторых сумм натурщикам, позировавшим как в живописном классе, так и в акварельном, классах декоративной живописи (натурщики в костюмах) и лепки. Для классов живописи и акварели приобретались фрукты, овощи, цветы. Часто занятия проходили в музейном сквере или за городом. Корнеев со своими учениками совершал экскурсии по городу с целью рисования перспектив улиц, площадей и отдельных зданий. В 1906 году в БРУ произошли значительные перемены. Директором БРУ и РМ вместо В.П. Рупини, оставившего Саратов, был назначен П.Н. Боев. Временно оставила училище Е.И. Боева. Были приняты на должности преподавателей: рисования гипсового орнамента и живой натуры (птиц и животных) и декоративной живописи – А.О. Никулин (37); рисования капителей и ваз и также живой натуры-П.А. Троицкий (38): рисования плоского орнамента – Е.В. Федорова (39); рисования геометрических тел и предметов окружающей обстановки и рисования пером – архитектор П.М. Зыбин (40). Была открыта столярная мастерская, вечерние занятия в которой проходили под руководством М.Е. Карева, старшего брата художника А.Е. Карева. Уехавшего В.В. Коновалова по классу живописи сменил Ф.М. Корнеев (41).
«Перейдя в головной класс, я попал к Ф.М. Корнееву – художнику очень требовательному к учащимся, – вспоминал В. Перельман. – Ученики его сильно побаивались. У него я начал свои первые опыты портретной живописи... Он долго жил в Париже. Это был несомненно знающий и опытный преподаватель...» (42)
«На классных занятиях Федор Максимович держал себя всегда ровно, спокойно, не повышая голоса, тактично: был общительным, интеллигентным человеком с большим кругозором в области искусства. Он почти каждый год бывал за границей, во Франции или в Германии. Корнеев сам хорошо владел французским и немного немецким языками. Он охотно рассказывал о заграничных новинках в искусстве, о знакомствах с разными людьми, делая критические замечания на виденные им произведения живописи, скульптуры и графики ... на занятиях по истории искусств Федор Максимович пользовался «волшебным фонарем», посредством которого на экране получалось увеличенное изображение. Это давало возможность более наглядно представить памятники искусства изучаемых эпох...», – писал И.В. Севастьянов в своих воспоминаниях (43).
Не оставляя преподавания в БРУ, в 1906 году Ф.М. Корнеев открыл собственную студию-школу, переоборудовав художественную мастерскую, устроенную им еще в 1902 году на втором этаже своего дома на Малой Казачьей улице. (44).
Потребность в частных рисовальных студиях была очевидной. Число желающих учиться изобразительному искусству значительно превосходило количество учебных мест в БРУ Рисовальная школа при Обществе любителей изящных искусств прекратила свое существование в 1901 году. «Саратовский листок» еще в 1900 году сообщал о намерении художника Г.П.Баракки (45) открыть в Саратове частную школу; рисования и живописи, для чего он подыскивал подходящее помещение. Газета писала: «Спрос на такую школу имеется довольно значительный как со стороны бывших учеников рисовальной школы Общества любителей изящных искусств, так и других лиц, не удовлетворяющихся сухой программой ремесленного рисования Боголюбовской рисовальной школы» (46).
И.В. Севастьянов писал: «Ф.М. Корнеев также содержал студию рисования и живописи, где было много разнообразных и характерных пособий. Он лично заботился о их приобретении, любил этим заниматься и часто бывал на воскресных базарах, чтобы купить там подходящие вещи для использования их в учебных целях. В студии был образцовый порядок, Я иногда заходил туда к своим товарищам и мог видеть, с каким вдохновением они занимались... Кроме натюрмортов и специальных моделей для первоначального рисования, ставилась и обнаженная натура... Студия давала правильное направление к пониманию подлинного реального искусства» (48).
В.А. Милашевский в свойственной ему ироничной манере писал в своих воспоминаниях: «У нас в Саратове была... частная студия художника Корнеева, несмотря на существование бесплатного БРУ. Эта студия специально существовала для аристократических дам и девиц. Для Софьи Фамусовой, которая, скучая, проживала у тетки! Избранное «хорошее общество»! губернаторские дочки. Новых веяний там... не было. Не утруждая, не утомляя, Корнеев преподавал раздушенным дамам и девицам уроки акварели. Альпийские фиалки, хризантемы, две розы в венецианском бокале» (48). Далее Милашевский признавал, что таких трат на обустройство занятий (имелось в виду приобретение холстов, картона, красок, кистей, старинных вещей для постановки натюрмортов и прочее) казенные заведения себе не позволяли. Да и не был автор воспоминаний, по его же признанию, в этой студии и о дочке Фамусова, рисующей альпийские фиалки, вспомнил «в порядке историко-бытового анекдота».
«Осенью 1896 года Карев поступает в мастерскую художника Ф.М. Корнеева <...> Мастерская Корнеева была художественным центром Саратова. Здесь Карев знакомится с П. Уткиным, П. Кузнецовым и Борисовым-Мусатовым» – писал Н.Н. Пунин в монографическом очерке о А.Е. Кареве (49). Это утверждение в последней своей части ошибочно. Пунину следует О.Н. Шихарева (50). В 1896 году у Корнеева не было еще ни мастерской, ни тем более студии. В это время художник работал в имении графа А.Д. Нессельроде. Не может идти речь и о рисовальной школе Общества любителей изящных искусств, которую Корнеев возглавлял в 1900 году Карев в 1898 году уехал из Саратова и возвратился только в 1919 году, когда был командирован по делам Отдела изобразительных искусств в Саратов и Пензу. В это время он и посещал корнеевскую студию. Об этом упоминал и Федор Максимович в «Автобиографии». В 1909 году на первом этаже дома Корнеевых был открыт салон-магазин, который тот же Милашевский назвал «университетом новой живописи». Магазином занималась в основном жена художника, Ольга Григорьевна. Вывеска гласила: «Художественный магазин Ольги Корнеевой» (51).
Магазин Корнеевых с его богатейшим ассортиментом товаров, имеющих отношение к художеству: книгами, альбомами, репродукциями, открытками, кистями, красками, холстами и т.п. как отечественными, так и привезенными из-за границы, стал составной, неотъемлемой частью деятельности Федора Максимовича и Ольги Григорьевны. направленной на образование и просвещение саратовцев. Д.Б. Даран отмечал: «Как же не вспомнить артистичного Федоpa Корнеева... который кроме занятий в Боголюбовке имел свой магазин художественных принадлежностей, где мы изредка с Володей Милашевским покупали открытки Парижского салона, все это Корнеев сам привозил из Парижа.» (52)
В.А. Милашевский: «... на столе лежали художественные репродукции знаменитого немецкого издателя Зеемана, открытки Общины Святой Евгении. Можно было купить за 5 копеек открытку, а пересмотреть все»(53).
В связи с революционными событиями в стране произошли серьезные изменения в Боголюбовском рисовальном училище, которое было реорганизовано и переименовано в Высшие свободные государственные художественные мастерские. Случились перемены и в жизни Ф.М. Корнеева. Весной 1918 года Корнеев был уволен из училища. Постановление о его увольнении было сначала принято комитетом учащихся. Шестью присутствующими на заседании вопрос о Корнееве был решен единогласно. И.В. Севастьянов в своих «Воспоминаниях...» говорит о «революционной пятерке», которая, по его словам, явилась застрельщиком изгнания Корнеева: Андрей Дементьев, Петр Ершов, Константин Поляков, Василий Сидорин, Александр Софьин.
Суть конфликта между учащимися и преподавателем не совсем ясна. Из письма в редакцию Саратовских «Известий» за подписью комитета учащихся БРУ, опубликованного в газете от 14 апреля 1918года, выяснилось следующее. В основе увольнения Корнеева лежало нежелание большинства учащихся видеть его в числе преподавателей учебного заведения, которое в связи с революционными преобразованиями ставило другие цели и формировало иные учебные программы, изгоняя дух «старого», дореволюционного.
Затем вопрос обсуждался на общем собрании учащихся двух старших классов: VI и VII, преподавателем в которых состоял Корнеев. Девятнадцать человек высказались за его удаление из училища, семь – против, семь – воздержались от голосования. Позднее вопрос был вынесен на обсуждение общего собрания учащихся всего училища, результаты голосования были следующими: пятьдесят девять – за увольнение, один – против, шестнадцать– воздержавшихся. В вину Корнееву ставилось и написание «к моменту» аллегорической картины, изображающей победу революции над старым строем и «увековечивание» им в ряде портретов героев и главных деятелей революции. Тон письма делался угрожающим: это занятие «далеко не всегда проходило даром самому Репину».
Действительно, как можно верить в искренность художница, прославляющего революцию, если несколько лет назад этот же художник «увековечил одного из гласных старой думы, портрет которого висит в зале городского самоуправления?»
Через десять с небольшим лет еще одна «революционная пятерка», которой благополучный Корнеев не давал покоя, фактически решит судьбу художника и человека. По ее «тревожному» сигналу будет опечатана мастерская-студия художника, салон-магазин, библиотека и перелопачен не один десяток метров земли во дворе дома в поисках денег и драгоценностей. А в результате – бесследно исчезнет творческое наследие художника. По свидетельству Г.Н. Колоярского, длительное время занимающегося изучением истории художественной жизни Саратова. Корнеев планировал создать в Саратове на свои средства музей, состоящий только из произведений саратовских художников, уроженцев города и тех. кто длительное время работал здесь. Корнееву удалось собрать довольно обширную коллекцию картин и скульптур, а также фотографий и документов, связанных с художественной жизнью Саратова. Если сведения достоверны, значит, и это утрачено нами навсегда. В докладной записке в Отдел искусств Совета народного образования Саратовской губернии от 28 сентября 1918 года Корнеев, «желая послужить своим опытом, знаниями и искусством культурно-просветительным целям и делу народного образования, которому отдал многие годы», предложил, ссылаясь на виденную им в Париже Gallerle de la Revolution, создать музей революции. «Обращает на себя внимание <...> галеререя Революции, где в ряде диорам-картин, поражающих своею натуральностью. так как фигуры вылеплены в естественную величину, портреты и аксессуары исторически верны, – изображены лица и главные эпизоды Великой Французской Революции и, благодаря искусному размещению в помещениях, производят сильное впечатление». И далее: «Если бы удалось устроить хотя бы небольшую центральную ячейку-основу для исторического музея в виде небольшой коллекции картин, рисунков, портретов, то это можно было бы сделать с сравнительно небольшими затратами, и в непродолжительное время, т. к. помещение для этого могло быть найдено в одном из больших домов и, открыв его сейчас же для посещения, можно постепенно расширять его, пополняя коллекции, устраивать новые залы, выставлять вновь написанные исторические картины <...> Основанный таким образом, в начале небольшой специальный музей со временем обратится в исторический музей большого масштаба, где и народ, и учащиеся могут в образах и картинах запечатлеть все, что нужно знать по истории вообще и, если не ограничивать пределы такого наглядного музея только историческими задачами, то можно популяризировать все отрасли человеческого знания– разные производства, картины и явления природы и прочее – в образах, картинах и моделях» (54).
В этой же записке Корнеев высказал, по сути, идею создания музея одной картины, предложив в отдельном помещении выставить на обозрение публики картину-панораму художника Яна Стыки «Зверства императорского Рима». Картина эта пострадала при обвале крыши здания, в котором она находилась и долгое время хранилась, разделенная на куски в одном из городских складов, пока не была отреставрирована Корнеевым. Впоследствии она должна быть заменена на другую, привезенную из другого города или написанную специально для Саратова. В этом случае Корнеев опять же ссылается на опыт европейских городов, в частности, Мюнхена, где «есть даже специальное здание мастерской для писания панорам самого большого размера, сдаваемое художникам на время написания заказа» (55). В завершение изложенного Корнеев предлагал «взять на себя труд художественного и технического исполнения или наблюдения за ним, в надежде принести пользу Отделу Народного Образования. Возможно, под воздействием этих идей, которые, по его словам, зародились у него давно, Корнеев написал и в 1917 году пожертвовал городскому музею наглядных пособий картину «Саратов в 1636 году», выполненную им по рисунку Адама Олеария (56).
Итак, Ф.М. Корнеев оставил Боголюбовское рисовальное училище. С этого момента главным делом жизни для него стала рисовальная студия. При этом Федор Максимович не переставал работать творчески, о чем свидетельствует его участие почти во всех значительных выставках, проходивших в Саратове в 1920-е годы (57).
В 1919 году по собственной инициативе Корнеев передал студию в ведение Губернского отдела народного образования. Студия. располагавшаяся по-прежнему в доме на Малой Казачьей, 5, была переименована в «Центральную художественную студию Саратовского губернского отдела народного образования. Заведование студией было возложено Губоно на Ф.М. Корнеева. В архиве музея сохранился «Список вещей, не имеющих музейного значения» от 13 мая 1921 года, по которому были выданы со склада Радищевского музея хранителем музея Д. Прокопьевым для студии ИЗО Губернского отдела народного образования № 4 ряд предметов (58). В 1922 году студия вновь была переименована , теперь уже в «Профессионально-техническую художественную школу Саргубпрофобра». Программа студии была общепринятой, и рассчитана на четыре года. Преподавались рисование, живопись с натуры, композиция, теория перспективы, история искусств. Позднее было введено изучение орнаментики, стиля, а с 1924 года – обществоведение. Большое внимание уделялось прикладным искусствам: резьбе по дереву металлу, росписи тканей, художественной вышивке.
По предложению председателя Губернского отдела искусств при Совете народного образования Саратовского губернского исполкома Д.Н. Бассалыго В1918-1919 годах была введена система приема учеников по командировкам от общественных организаций. Было сформировано отделение для красноармейцев. Просуществовало оно не долго – всего шесть месяцев. От десяти до шестнадцати процентов от общего числа учащихся освобождались от платы за обучение как неимущие. Число учащихся колебалось от 50 до 90 человек. Одному преподавателю это было не под силу. В начале 1920-х годов в качестве педагогов в студию были приглашены И.П. Степашкин, Д.Б. Райхман (Даран), В.Н. Перельман. Несколько позже -Абрамов (инициалы не известны) для преподавания черчения. Уже в 1925 году из-за нехватки средств преподавательский состав сократился до 2-х человек. В октябре 1928 года сбылась давняя мечта Корнеева: для студии были приобретены два станка для печатания литографий.
В 1920-е годы в Профессионально-технической художественной школе Саргубпрофобра брали уроки в разное время С. Вавилов, В. Раенко, С. Покровский, Полосухин. П. Кузнецов. М. Логинов, Попков (В. Папков?). Десницкий. А. Талонкина, Б. Протоклитов, Н. Борзов, И. Константинов, А. Еудников, О. Таврина, С. Спирин, П. Дундук. Т. Селиверстов, А. Карев и другие.
Б. Протоклитов писал в автобиографии: «С 1925 года я занимался в Профессионально-художественной школе Саргубпрофобра, руководителем которой и основным педагогом был художник Ф.М. Корнеев, окончивший в свое время Академию Художеств. В школе Корнеева я проучился три года, до 1928 г., не закончив ее вследствие расформирования школы» (59). Протоклитов, впоследствии успешно работавший в жанре экслибриса, первый книжный знак выполнил именно для Ф.М. Корнеева. В 1929 году он экспонировался на V международной выставке экслибрисов в Лос-Анджелесе.
«Сама я в Саратове какое-то время занималась в студии художника Ф.М. Корнеева, и личность его как преподавателя считаю исключительной «, – вспоминала О. Таврина в одном из своих писем в Саратов (60). В 1997 году в группе документальных материалов, собранных саратовцем, художником И.В. Севастьяновым, в научно-исторический архив музея поступил «Доклад о работе профессиональной художественной школы Саргубпрофобра, возглавляемой Ф.М. Корнеевым» (61). Доклад был составлен инспектором по художественному образованию и художественной работе крайоно Сергеевым по результатам инспектирования художественных учебных заведений. Школа «имела целью проводить общественно-политическую работу, и помимо подготовки общественно-полезных работников за годы Революции выполнила ряд крупных оформлений общественных организаций, различных компаний, клубов, сцен и проч. Назовем некоторые из них:
1918-1919 гг. – оформление фасада здания Саргоркоммунотдела художественно-декоративными картинами, например: монументальная композиция по идее и эскизу Ф.М. Корнеева «Орлы Востока несут свободу Западу», размером 36 кв. м.: в связи с устройством при студии военного отделения для красноармейцев был выполнен ряд плакатов и лозунгов для Губвоенкомата;
1920 г. – работа в клубе военморов (ул. Чернышевского), роспись стен панно с морскими сюжетами, художественное оформление сцены (декорации, занавес и пр.)
1923-1924 гг. – графические работы, диаграммы, иллюстрации, портреты, заставки и прочее для печатания в военном журнале «Звезда курсанта», издаваемого 20-й саратовской цеховой школой комсостава РККА:
1925 г. – плакат-картина «Памяти Ленина» и лозунги для Дома Крестьянина; 1929 г. – исполнение композиций и эскизов для Крайземуправления и Крайкомхлеба, культшефство над главным военным госпиталем. В газетах было опубликовано сообщение о том, что 23 сентября – 1 октября пройдет неделя художественного культпохода и художественная школа под руководством Корнеева организует в помещении госпиталя художественную выставку.
Широко освещалось в местной прессе открытие в 1919 году в селе Большая Поливановка рабоче-крестьянского театра-сада «для постановки в нем спектаклей, концертов, кино, а под открытым небом больших народных зрелищ, как-то: особых празднеств, пьес, детских праздников» (62). Работы по декорированию театра выполнялись М.А. Арутчевым (63) под руководством и при участии Ф.М. Корнеева. Первого ноября 1929 года Ф.М. Корнеев был арестован и студия прекратила свое существование.
1 «Дело» Ф.М. Корнеева хранится в архиве ФСБ (г. Саратов). Автору данной публикации было разрешено ознакомиться с его материалами без права цитирования. Далее: «Дело».
2 «Саратов со стороны товарной станции». X., м.; «Затон. Столбичи». X., м.; «Саратов с Заволжской стороны». 1890-е X., м. (Саратовский областной музей краеведения); «Дом Н.Г. Чернышевского». Б., пастель. (Музей-усадьба Н.Г. Чернышевского); «Портрет графа А.Д. Нессельроде».1901. Х., м. (Вольский краеведческий музей); «Мужской портрет». 1887. Б., граф, кар.; «Учитель Чичикова». Б., кар.; «Проект коронационного блюда». 1896. Карт., кар., акв.; а «Портрет Столыпина» (копия с работы И.Е Репина), после 1910. Х., м. (Саратовский государственный художественный музей им. А.Н. Радищева)
3 Столыпин Петр Аркадьевич (1862-1911) – государственный деятель, министр внутренний дел России (1906-1911), саратовский губернатор (1903-1906).
4 Нессельроде Анатолий Дмитриевич (1850-1921) – граф, саратовский землевладелец, внук российского канцлера К.В. Нессельроде.
5 Письмо О. Тавриной от 31 марта 1984 года. (Архив автора статьи).
6 ГАСО.Ф. 369. Оп. 1 .Ед. хр. 27. Л. 1.
7 РГИА. Ф. 789, Оп. 11. Ед. др. 99. Л. 17.
8 Саратовский дневник, 1884, 9 августа, № 73.
9 Саратовский дневник, 1884, 16 октября, № 224; 6 ноября, № 241.
10 Хранится в фондах ГРМ.
11 Коновалов Василий Васильевич (1863-1908) – учился в Академии художеств (1878-1882), в 1890 получил диплом классного художника 3-ей степени. Преподавал в Саратовском реальном училище (1882-1898), в БРУ (1897-1906).
12 ГАСО. Ф. 369. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 1.
13 Милашевский В.А. Вчера, позавчера. Воспоминания художника. Л., 1972. С. 17.
14 РГИА. Ф. 789. On. 11. Ед. «р. 99. Л. 17. В архиве СГХМ хранится фотография студентов Академии, в числе которых Ф. Корнеев. На обороте надпись; «Академисты батального класса в Саду Академии Художеств в 1888 г.».
15 «Дело». Автобиография. Далее: автобиография. 16 Саратовский дневник, 3 декабря, № 259; 29 декабря, № 279; 31 декабря, № 280.
17 IV земская сельскохозяйственная выставка проходила в сентябре 1889 года. Каталог издан не был. Информация о выставке была опубликована в (Саратовском дневнике», 8 сентября № 192; 16 сентября № 197; и др.
18 Годы и Люди. Вып. 6. Саратов, 1992, с. 49.
19 Каталог художественной выставки в Радищевском музее в Саратове в 1899 году. Саратов, (1899), с. 12. № 181.
20 В соответствии с документами РГИА (ф. 789. Оп. 11. Ед. хр. 99) 1891/92 учебный год Корнеев провел в Петербурге, в «Автобиографии* он отмечает, что уже в декабре 1891 уехал а имение А.Д. Нессельроде, в «Формулярном списке о службе... Ф.М. Корнеева» (ГАСО. Ф. 369. On. 1. Ед. хр. 27. Л. 3) свидетельство об окончании Академии Художеств датировано 17 апреля 1901 года.
21 2-я выставка ОЛИИ. [Каталог]. Саратов, 1891. С.10, № 199-201; 3-е выставка ОЛИИ состоялась в 1893 г. в Радищевском музее. Каталог издан не был.
22 Автобиография.
23 Возможно, Корнеев и Нессепьроде отправились в Париж вместе или совершили совместную поездку в столицу Франции спустя какое-то время, но не позднее ноября 1899 года. В фондах Саратовского областного музеи краеведения хранится фотография А.Д. Нессепьроде с дарственной надписью «Другу Федору Максимовичу Корнееву Парижское воспоминание от А. Нессельроде. Ноябрь 1899 г.»
24 Остроумова-Лебедева А.П. Автобиографические записки. М., 1974. С. 142.
25 Автобиография.
26 Каталог художественной выставки в Радищевском музее в Саратове в 1899 г. Саратов, [1899], с.12-13.
27 ГАСО. Ф. 369. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 2.
28 Архив СГХМ.Ф. 369. Оп. 1.Ед. хр. 107. Л. 10.
29 Архив СГХМ.Ф. 369, Оп. 1 л. Ед. хр. 9. Л. 33.
30 Рупини Вячеслав Петрович (1867-1941) – художники гравер. Окончил ЦУТР барона Штиглица со званием учен ого рисовальщика (1888), преподавал рисунок и отмывку тушью там же (сент. 1893 – май 1894), директор РМ и БРУ в Саратове (1894-1906), преподаватель БРУ (1897-1906), затем директор художественно-промышленной школы в Екатеринбурге. В последние годы жизни имел отношение к художественной школе в Павловске.
31 Боев Петр Николаевич (1868-1919) – преподаватель БРУ (1897-1918), директор РМ и БРУ (1906-1918).
32 Волконский Николай Петрович (1867-1958) – скульптор. Преподавал в БРУ (класс лепки и формовки. 1897-1917)
33 Боева Евгения Ивановна (урожденная Гопфенгаузен, 1869-1948?) – выпускница ЦУТР барона Штиглица, С 1897 жила в Саратове. С 1897 по январь 1907 и в декабре 1914 вела в БРУ класс рисования плоского орнамента с оригиналов.
34 Архив СГХМ.Ф. 369. Оп. 1. Ед. хр. 114. Л. 4-5.
35 ГАСО.Ф. 369. Оп. 1.Ед. хр. 27. Л. 10.
36 Отчет БРУ и РМ за 1903\4гг. Саратов, 1905, с. 4-5.
37 Никулин Андрей Осипович (1878-1945) – учился в ЦУТР барона Штиглица (1898-1903). В БРУ вел класс рисования гипсового орнамента и живой натуры (птиц и животных), а также класс декоративной живописи (1906-1917).
38 Троицкий Павел Александрович – преподавал в БРУ (октябрь 1906 г. – 1917) по классу акварели и художественной чеканки.
39 Федорова Евгений Васильевна – значится в списках учеников БРУ за 1897 год. Преподавала в БРУ (1906-1914) с 1906 вела класс рисования плоского орнамента, с 1911, после ухода из училища П.М. Зыбина, класс рисования геометрических тел и предметов окружающей обстановки, а также рисования пером и тушью.
40 Зыбин Петр Митрофаньевич (1857-1918) – жил и работал в Саратове с 1895 года. Служил в у правлении Рязано-Уральской железной дороги старшим архитектором. Преподавал в БРУ (1906-1911).
41 Архив СГХМ. Ф. 369. Oп. 1 л/с. Ед. хр. 16. Л 46.
42 Архив СГХМ. Коллекция Г.И. Кожевникова. В. Перельман. [Воспоминания]. Машинописная копия, л. 4 (223).
43 Архив СГХМ. Фонд И.В. Севастьянова. Воспоминания о Боголюбовском рисовальном училище, л. 51, 52.
44 Автобиография.
45 Баракки Гектор Павлович (1852 – 1915) – художник. Итальянец по происхождению. Жил и работал в России (преимущественно в Саратове) с 1870-х гг., член Саратовского общества любителей изящных искусств.
46 Саратовский листок, 1900, 27 окт., №234.
47 Архив СГХМ. Фонд И.В. Севастьянова. Воспоминания о Боголюбовском рисовальном училище, п. 54.
48 Милашевский В.А. Вчера, позавчера. Воспоминания художника. С. 28.
49 Пунин Н. Н. Русское и советское искусство. М., 1976. С. 237.
50 Карев А.Е. 1879 – 1942. Каталог выставки. Живопись, графика. Автор вступительной статьи и составитель каталога О.H. Шихарева. Л., 1981. С. 5-6.
51 Саратовский листок, 1909, 22 ноября, № 21.
52 Дарен Д.Б. «Нас учил воздух эпохи». Публикация Е. Савельевой // Волга. 1995. № 5-6. С. 71.
53 Милашевский В.А. Вчера, позавчера. Воспоминания художника. С. 30.
54 ГАСО. Ф. 494. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 26.
55 Там же, п. 27.
56 Саратовский листок, 1917, № 242. С. 3. Хроника.
57 В следующих: IV выставка живописно-пластической культуры: [Каталог]. Саратов, 1920, № 21-25; Художники – голодающим. Выставка картин современных живописцев: [Каталог]. Саратов. 1922. № 20-24; 1-я объединенная выставка картин художников [Каталог]. [Саратов]. 1928. № 86-87. В «Известиях Саратовского совета рабочих и красноармейских депутатов...» от 25 января 1925 года есть упоминание о том, что на VII выставку АХРР Саратовский филиал отправил свои экспонаты, в числе которых и работы Ф.М. Коновалова, но в каталоге выставки его участие не значится.
58 СГХМ. Архив отдела учета и хранения. Дело № 8. Т. 1. С. 73.
59 РО ГРМ.Ф. 100. Оп. 1. Ед. хр. 595. Л. 1.
60 Письмо О. Тавриной Е.И. Водоносу от 19.01.1970.
61 Архив СГХМ. Фонд художника И.В. Севастьянова.
62 ГАСО. Ф. 494, Оп. 1. Ед. хр. 158. Л. 2.
63 Арутчьян (Арутчан, Арутчев) Михаил (Микаэл) Аветович (1897-1966?) – художник театра и кино, график. Учился в Саратовских свободных художественных мастерских (1918) у А.И. Кравченко, А.С. Савинова, затем в Берлине (1921-1923), в Париже (1924-1925).
Художник Федор Корнеев
В нескольких номерах журнала «Антиквариат...» публиковался женский портрет работы неизвестного художника: на сложно написанном серо-голубом фоне – изящный силуэт красивой Молодой женщины с уложенными «наверх» волосами...
Лаконичность композиции портрета завораживает. Нежный цвет лица модели, темное платье с ярко-красным цветком и холодные тона фона приведены автором в безукоризненную цветовую гармонию. Очевидно виртуозное владение художником техникой пастели... И вдруг хорошо знакомая подпись художника – Ф. Корнеев и дата – «1917». Вот удача! Подпись на портрете принадлежит Федору Максимовичу Корнееву, уроженцу Саратова – художнику, владельцу рисовальной школы- студии и художественного салона-магазина. В 1929 году он был арестован как неблагонадежный. В вину ему вменяли выполнение крупных заказов для монастырей и церквей, близкое знакомство и переписку с П.А. Столыпиным, дружбу с графом А.Д. Нессельроде, а также связь с художниками Франции и Германии. Обширная библиотека по искусству, рисовальные классы, мастерская художника были опечатаны, все находящееся там имущество конфисковано. Семья Корнеевых была бездетна. Супруга художника умерла вскоре после ареста мужа.
В мастерской, кроме большого количества произведений самого Корнеева, были работы саратовских художников, которые он приобретал, чтобы создать музей. Об этом свидетельствовал художник Н.А. Загреков (1897–1992), ученик Корнеева, присылавший из Берлина для этого музея свои работы, а также журналы, фотографии. Есть и другие подтверждения этого факта. В «Деле» Корнеева, с материалами которого мне удалось ознакомиться в конце 1990-х годов, описи арестованного имущества не оказалось, не было упоминания и о дальнейшей судьбе творческого наследия художника и его коллекций. За прошедшие более чем семьдесят лет ни одна из работ Корнеева так и не появилась в поле моего зрения. За исключением девяти живописных и графических произведений, хранящихся в музеях Саратова и Саратовской губернии, и иконы в Казанской церкви г. Петровска. Было ли наследие художника уничтожено (намеренно или в результате несчастного случая) или оно обрело неведомое нам пристанище? Сколько работ «осталось в живых»? Куда разбросала их судьба? На фотографии, где Корнеев сидит в своей мастерской перед мольбертом, держа палитру и кисть, хорошо видна висящая на стене, справа от художника, пастель В.Э. Борисова-Мусатова «Романс» с дарственной надписью влюбленного автора Ольге Григорьевне Корнеевой, датированной декабрем 1901 года. Несмотря на сложные взаимоотношения в определенный период, добрую память о Мусатове Корнеевы ревностно хранили всю жизнь. Так вот, сейчас эта пастель «Романс» находится в Архангельском музее изобразительных искусств. А оказалась она в далеком северном городе потому, что в 1973 году музей приобрел ее в собрании В.Н. Виноградова в Москве.
Федор Максимович Корнеев родился 3 февраля 1869 года в Саратове. Его отец Максим Михайлович Корнеев, купец 2-й гильдии, был «громко» известен в городе склонностью к эпатажу. В 1879 году он, возможно, по примеру своего земляка М.В. Лентовского, устроил сад «Эрмитаж» – летнее увеселительное заведение с обширным залом со сценой, эстрадой для музыкантов, «стрельбой в цель из Монтекристо» и многочисленными «кафе». Вниманию публики предлагались то спектакли, то «живые картины», то бенефисы актеров, к тому же играли два лучших оркестра – бальный и военный. Вечерами сад был изящно иллюминирован, а по особым случаям устраивались фейерверки. Несколько лет сад считался лучшим местом для приятного времяпрепровождения. Немало Корнеев удивил саратовцев и рестораном «Прогресс» (с роскошным зимним тропическим садом, с привезенными из Москвы латаниями, искусственными гротами и пещерами, фонтаном, висящими киосками и беседками), «шум и гром» которого не оставили равнодушным местного фельетониста И.П. Горизонтова, «прославившего» и ресторан и его владельца. Так, некоторую «художественность» натуры можно приписать Корнееву-старшему, но его «художества» имели определенную подоплеку. Тяга сына к изобразительному искусству не нашла отклика в душе отца, занятие это казалось купцу весьма сомнительным с финансовой точки зрения. Но Федору все же удалось отстоять свой выбор.
В 1884 году мальчик стал посещать только что открывшуюся в Саратове двухклассную рисовальную школу свободного художника И.Ф. Ананьева. Вместе с Федором в воскресной школе учился и Виктор Мусатов. В фондах Государственного Русского музея хранится графический лист Мусатова «Подготовка в Академию», где изображены двое | рисующих юношей и что-то объясняющий им преподаватель. В подписи под рисунком можно разобрать фамилии «Корнеев» и «Мусатов». Значительную роль в обучении, в формировании художественного вкуса и взглядов на искусство Федора Корнеева сыграл незаурядный человек, замечательный педагог и самобытный художник В.В. Коновалов. По окончании Академии художеств он был определен преподавателем рисования в Саратовское Александро-Мариинское реальное училище. Друг П.П. Чистякова и И.Ф. Ционглинского, Коновалов представлял для провинциального города совершенно новый тип человека и художника. Много дней и вечеров прошло в незабываемой творческой атмосфере «рисовального кружка», собиравшегося на квартире Василия Васильевича. Учениками Коновалова, преподававшего впоследствии в Боголюбовском рисовальном училище, были Павел Кузнецов, Петр Уткин, Александр Матвеев, Владимир Милашевский, Александр Савинов. «Все мы, саратовцы, у него учились. Коновалов в совершенстве владел преподавательским методом Чистякова и сам был человек темпераментный, способный воодушевить молодежь», – писал А.Т. Матвеев.
В 1885 году произошло событие чрезвычайной важности не только для Саратова, но и для всей России. Открылся первый общедоступный художественный музей. Художник-маринист, профессор живописи А.П. Боголюбов передал в собственность города коллекцию картин и других художественных предметов. Сотни живописных и графических работ русских и западноевропейских художников, предметов декоративно-прикладного искусства, скульптур, книг, рукописей, фотографий были выставлены на обозрение публики. И. Айвазовский, А. Беггров, К. Брюллов, В. Васнецов, В. Верещагин, М. Клодт, В. и К. Маковские, В. Поленов, А. Харламов, А. Иванов, И. Крамской, И. Шишкин, Л. Аагорио, Г. Гогеман, Т. Гюден, Ж.-П. Лоранс, Ж. Но-эль, К. Коро, Ш. Добиньи, А. Монтичелли А. и О. Ахенбахи, Л. Кнаус, Д. Вазари – это только часть длинного списка выдающихся имен, чьи произведения могли видеть саратовцы в залах специально выстроенного здания на центральной площади города. Писатель А. Гумилевский, художник В. Милашевский вспоминали о посещениях Радищевского музея как о самых ярких впечатлениях детства. По мысли А.П. Боголюбова, музей, как учреждение художественно-воспитательное, должен был служить подспорьем художественной школе, «художественным пособием для эстетического развития учащихся и всех желающих заниматься и изучать искусство». Для юноши, мечтавшего стать художником, возможность бывать в музее была подобна чуду.
В 1886 году Корнеев успешно сдал экзамены в Петербургскую Академию художеств. Известно, что в батальном классе он получил малую поощрительную медаль за этюд лошади; на последнем курсе, в 1891 году, принимал участие в выставке, проходившей в Петербурге, с картиной «Расчет рабочих на Волге». Прослушав академический курс и получив право преподавания по специальности в средних учебных заведениях, Корнеев вернулся в Саратов. Вскоре Федор Максимович принял дружеское приглашение графа АД. Нессельроде, владельца родовой усадьбы в селе Царевщина Вольского уезда Саратовской губернии. Возможность педагогической и творческой работы в имении графа, ознакомление с богатейшей библиотекой, собранием живописи и графики великих мастеров, а также общение с блестяще образованным «европейцем с головы до ног», каковым слыл граф, увлекла молодого художника.
Село Царевщина располагалось в живописной местности, на склонах обширной долины северо-западной части Вольской нагорной местности. Усадебный дом-дворец окружал обширный парк, раскинувшийся на обоих берегах реки Алай. В саду – множество яблоневых, грушевых деревьев и ягодных кустарников. Четыре года прожил художник в имении, а затем состоялась его первая поездка в Париж для совершенствования художественного образования. Этим он тоже был обязан своему другу и покровителю. В течение зимних месяцев 1894–1895 годов Корнеев брал уроки в частной академии Филиппо Коларосси. Большое число частных студий, возможность самостоятельно работать с живой натурой, которая стоила довольно дешево, а также стремление быть в центре современных художественных процессов – все это неодолимо влекло художников в Париж. Надо сказать, рисование обнаженной натуры в классах Корнеева в годы его преподавания в Боголюбовском рисовальном училище было основным учебным занятием. В
90-е годы XIX века в студии Коларосси занимались Н.Я. Симонович-Ефимова, А.С. Голубкина, А.П. Остроумова-Лебедева, К.А. Сомов, Е.Е. Лансере, Е.С. Кругликова, Н.Д. Милиоти, Н.П. Богданов-Бельский. У Коларосси, как и в подобных академиях Жюльена, Гран-Шомьера, Э. Каррьера, Делеклюза, рисовали с натуры, писали красками. Одни художники, вспоминая парижскую студию, говорили, что она дала им прочную профессиональную подготовку, другие с восторгом отзывались о царившей там особой атмосфере. По возвращении из Парижа Корнеев снова уехал в имение Нессельроде, где проработал около трех лет. Художник бывал в усадьбе и позже, вплоть до эмиграции графа во Францию в 1907 году. В 1901 году Корнеев исполнил портрет Нессельроде, который находился в усадьбе до ее национализации. Сегодня он – в коллекции Вольского краеведческого музея. Одновременно из усадьбы в музей поступила и другая работа Корнеева – «Студия скульптора» (или «В ателье скульптора», х., м. 95x53).
В числе тридцати трех произведений Ф.Корнеева, представленных на художественной выставке картин, скульптуры, гравюр и рисунков, состоявшейся в 1899 году в Саратовском Радищевском музее, восемь этюдов из села Царевщина: «Дорога на мельницу», «Гумна», «Скамейка в саду», «Улица в селе», «Двор крестьянский», «Сад ранней весной», «Село Царевщина. Осенний этюд», «Ранней весной». Каталог выставки позволяет нам начать список работ Корнеева, местонахождение которых неизвестно. Это картины и этюды, исполненные в технике масляной живописи: «В «ателье» скульптора», «Букинист», «Пещера в горе Горячей в г. Пятигорске», «Лысая гора около Саратова», «Улица в деревне Дерской в Крыму», «Пруд у дачи г. Вакурова», «Яличная пристань в Ялте», «Волга у Саратова», «Бульвар Монпарнас в Париже», «Мраморный лев в Алупке», «Лошади в поле», «Турецкая феллука (Лодка)», «Берег у Массандры», «Сторожевая башня Нижегородского кремля», «Грот Дианы в Пятигорске», «Железнодорожная сторожка на «весенней пристани» в Саратове», «Голова нищего», «Гора Машук в Пятигорске», «Прибой волны у Массандры» (Крым), «Голова молодого парня», «Вид Пятигорска и г. Бештау», «Игра в орлянку» и две акварели – «Без работы» и «Голова старика». На выставке предполагалась продажа картин. Сохранилась расписка Константина Хрисанфовича Готовицкого о покупке этюда «Скамейка в саду».
Обращает на себя внимание довольно широкая география представленных художником работ: Саратов, Нижний Новгород, Париж, Ялта, Массандра, Алупка, Пятигорск. Известно, что «Сторожевую башню Нижегородского кремля» Корнеев передал в 1912 году в музей Саратовской ученой архивной комиссии, коллекции которого составили основу собрания Саратовского областного музея. Картина «Игра в орлянку», довольно большого размера, хорошо видна на фотографии, запечатлевший интерьер художественной мастерской Корнеева, располагавшейся на первом этаже его собственного дома на Малой Казачьей улице. «Орлянку» и саратовских «орлянщиков» бойко описал В. Гиляровский, сам частенько принимавший участие в игре. «Далеко за городом, под Лысой горой, были пустыри оврагов, населенных летом галаховцами, перекочевавшими из ночлежного дома Галахова на эту свою летнюю дачу. Здесь целый день кипела игра в орлянку. Пьянство, скандалы, драки. Играли и оборванцы, и бурлаки, и грузчики, а по воскресеньям шли толпами разные служащие из города и обитатели «Тараканьих выползков», этой бедняцкой окраины города. По воскресеньям, если посмотреть с горки, всюду шевелятся круглые толпы орлянщиков. То они наклоняются одновременно все к земле – ставят деньги в круг или получают выигрыши, то смотрят в небо, задрав головы, следя за полетом брошенного метчиком пятака, и стремительно бросаются в сторону, где хлопнулся о землю пятак. Если выпал орел, то метчик один наклоняется и загребает все деньги, а остальные готовят новые ставки, кладут новые стопки серебра или медяков, причем серебро кладется сверху, чтобы сразу было видно, сколько денег».
До 1899 года Корнеев принял участие в трех выставках Саратовского общества любителей изящных искусств, членом которого он был, а также преподавал в рисовальной школе Общества. Вторая выставка ОЛИИ 1891 года состояла из «художественных произведений местных сил». Участниками были как профессионалы, так и любители. Представлялись работы оригинальные и копийные, преимущественно с картин Радищевского музея. В художественном разделе выставки экспонировались три работы Корнеева – «Портрет Голощапова» (перо, тушь?), акварель «Уборка ржи», живописный этюд (?) «Болгарский бродячий музыкант». Каталог третьей выставки 1893 года не был издан. Об участии художника в этой выставке мы знаем из местных газет. То же относится и к четвертой выставке ОЛИИ, 1898 года.
С конца 1880-х годов и в 1890-е Корнеев активно сотрудничал с журналами «Всемирная иллюстрация», «Нива», «Север» и другими иллюстрированными изданиями, в которых публиковались его графические работы. Это давало ему некоторый заработок, а главное – возможность попробовать себя в различных жанрах и техниках.
С 1899 года и до начала 1910-х в Саратове состоялся целый ряд выставок: Товарищества передвижных художественных выставок, учеников Боголюбовского рисовального училища (почти ежегодно), несколько персональных, а также выставки с участием местных и иногородних художников. Корнеев принял участие только в выставке картин членов МТХ (Московского товарищества художников) и саратовских художников – 1903 года. Организована она была по инициативе В.Э. Борисова-Мусатова. Состав выставки был довольно пестр. Критика местных журналистов сводилась в основном к осмеянию ее как образчика декадентского вкуса. В.В. Коновалова упрекнули в пристрастии «к дохленьким», назвав его певцом смерти, зловещим вороном. Досталось и инициатору выставки: «Рисунок г. Мусатова... слабый, до того слабый, что некоторые фигуры (женщина, например, в картине «Встреча у колонны») имеют совершенно невероятную постановку головы – затылком к груди, а лицом на спину». Ф.М. Корнеев выставил новую работу – «Центавры». «Эти центавры, или кентавры, – писал автор фельетона С. Гр-н, – дань времени и написаны, вероятно, из боязни прослыть рутинером, или в надежде попасть в члены московского товарищества художников. Иначе, трудно понять то обстоятельство, которое заставило такого серьезного работника написать пошлую вещь на декадентском фоне».
В следующий раз художник участвовал в выставке только в 1913 году. Педагогическая деятельность, видимо, несколько потеснила творчество. Преподавание в Боголюбовской рисовальной школе и собственная школа-студия отнимали много времени. К тому же Корнеев постоянно был в разъездах, часто бывал в Париже, Берлине, Мюнхене, где знакомился с художественной жизнью Европы, приобретал книги, репродукции, открытки, художественные принадлежности, а также всякие пособия, необходимые в процессе обучения. Все это, в свою очередь, можно было купить (а если не купить, то пересмотреть) в магазине-салоне Корнеевых. Там же можно было узнать о «всех заграничных новинках в искусстве».
В Выставке картин 1913 года, устроенной в помещении Боголюбовского рисовального училища, участвовали художники Москвы, Санкт-Петербурга, Саратова и Казани. По отзывам саратовской прессы, выставка получилась интересной и разнообразной: «многое... отдает свежестью и новизною приемов». Хотя «швейцарские виды Ф. Корнеева более или менее обычны, они имеют сходство и с данными местностями», – писал обозреватель. Речь шла о трех работах, созданных в поездке по самым живописным местам Швейцарии, где любили бывать русские художники. В экспозиции Радищевского музея находился небольшой этюд А.П. Боголюбова «Женевское озеро. Шильон». Корнеев представил следующие картины: «Старая площадь в Герсау», «Шильонский замок. (Женевское озеро)», «На Фирвальштедском озере».
В 1914 году в Радищевском музее была организована выставка, чистый доход от которой и 15% с проданных картин должны были поступить в пользу раненых воинов. Здесь саратовский зритель впервые увидел Корнеева-портретиста. Не этюды «головы старика» или «головы молодого человека», а законченные произведения зрелого художника – четыре женских портрета. Художник не раскрыл имен изображенных, оставив на этикетках и в каталоге только начальные буквы фамилий: «Портрет госпожи Е.», «Портрет баронессы Ш.», «Портрет госпожи Ю.», «Портрет балерины Императорского Московского балета госпожи А.». Можно предположить, исходя из знания окружения художника, что на одном из портретов изображена баронесса Екатерина Леонгардовна Штейнгель (1878–1920), вдова генерал-майора Суровцева Владимира Дмитриевича, имевшего родовое имение в Балашовском районе Саратовской губернии. На другом – дочь графа АД. Нессельроде, Лидия Анатольевна Юматова, ставшая владелицей имения в Царевщине после отъезда отца за границу. Нельзя исключить и другой вариант – это могла быть г-жа Юматова, супруга Василия Дмитриевича Юматова, действительного статского советника, председателя попечительного совета Саратовской 1-й мужской гимназии. Уже после высказанных мною предположений в руки мне попал еще один экземпляр каталога этой выставки, где чьей-то рукой были дописаны некоторые фамилии – «Портрет г-жи Евреиновой Е.К.» и «Портрет балерины Адамович». Возможно, имелась в виду Елена Михайловна Адамович, солистка Большого театра с 1908 по 1936 год. Известно, что Корнеев имел много заказов на портреты, и не только от саратовцев. Заказные портреты, если таковые были, по окончании выставки «ушли» к заказчицам или заказчикам, другие вернулись в мастерскую художника и, по всей вероятности, разделили участь всех его работ, находившихся в его доме на момент ареста. На этой же выставке был показан городской пейзаж – «Улица в Берлине».
На «Выставке картин современных живописцев: художники – голодающим» 1922 года Корнеев тоже представил портреты. Они значились в каталоге под №№ 20-24. К сожалению, других сведений каталог не содержал. Возможно, какие-то из портретов зритель видел уже на выставке 1914 года.
1917 год принес большие перемены в устоявшуюся жизнь Ф.М. Корнеева. Весной 1918-го он был уволен из училища, реорганизованного и переименованного в Высшие свободные государственные художественные мастерские. «Претензий», как всегда, к художнику было много. Рассматривалась как «написанная к моменту» аллегорическая картина (для украшения фасада здания), изображающая победу революции над старым строем – «Орлы Востока несут свободу Западу». Возмущал и его проект музея истории революции. Разве можно верить в искренность намерения художника увековечить в ряде портретов героев и главных деятелей революции, если всего несколько лет назад он «увековечил одного из гласных старой думы, портрет которого висит в зале городского самоуправления»? Возможно, обличителям припомнился и тот факт, что Корнеев копировал репинский портрет П.А. Столыпина. И.Е. Репин писал портрет по заказу Саратовской городской думы в 1910 году, и в том же году работа была привезена в Саратов. После гибели премьер-министра в 1911 году Корнеев написал копию портрета человека, дружбу с которым ему позднее ставили в вину, возможно, для себя, на память, или по заказу какого-либо учреждения. В 1918 году оригинал из Саратовской городской Думы был передан революционно-следственной комиссией в Радищевский музей. Корнеевская копия тоже оказалась в музее, но ни время, ни источник поступления неизвестны, как это значится в инвентаре. Упреки в его адрес в неискренности и двуличии не смягчил и благородный жест художника, написавшего большую историческую картину (по рисунку секретаря гольштинского посольства Адама Олеария) «Саратов в 1636 году» и подарившего ее только что созданному (в 1917 году) Педагогическому музею наглядных пособий. В ведение Губернского отдела народного образования передали художественную студию Корнеева, ему же позволили остаться в должности заведующего и преподавателя.
На IV выставку живописно-пластической культуры (1920 года) Корнеев дал явно давние работы: этюд с изображением мастерской В. Мусатова, волжский этюд и пейзажи своих прежних путешествий: «Фирвальдштедское озеро», «Бриенское озеро» (Швейцария) и «Гора Ай-Петри в Крыму». Преамбула к каталогу гласила, что эта выставка «представляет собою собрание художников, работающих в духе разных направлений в живописной культуре внутренней художественной жизни Саратова. ...От крайних «правых» до крайних «левых художников». Обозреватель выставки, оценивая ее в целом как слабую, не увидел в экспозиции ни тех, ни других, но сетовал на то, что так и не почувствовал горячего дыхания современности.
В 1-й объединенной выставке картин саратовских художников 1927 года Корнеев принял участие всего лишь одной работой «Пруд» (х., м.), а на выставке следующего года показал «Портрет Кузнецова» (х., м.) и фрагмент фриза «Наши бойцы революции» (масло). Очевидно, что художник увлекся в 1920-е годы монументально-декоративной живописью, его привлекали новая форма и новое содержание, продиктованные самим временем. Под руководством Корнеева и при его участии ученики его школы в этом десятилетии выполнили «ряд крупных оформлений общественных зданий, различных компаний, клубов, а также декораций и сцен; ряд плакатов и лозунгов для Губвоенкомата». К примеру, можно назвать роспись стен панно с морскими сюжетами в клубе военморов, иллюстрации, портреты, заставки и прочее для журнала «Звезда курсанта», лозунги для Дома Крестьянина.
К уже названным работам Ф.М. Корнеева следует добавить его рисунок, изображающий Жана Батиста Савэна (1893 года), француза, волею судьбы оказавшегося в Саратове, а также подаренный Саратовскому отделению Санкт- Петербургского литературного общества «Портрет шлиссельбуржца Н.А. Морозова» (между 1907 и 1909 годами).
Говорить о творчестве художника в целом по нескольким произведениям сложно и не совсем правомерно. Какое место известные нам работы Корнеева занимают в его творчестве? Но все же они, а также список работ художника, составленный мной по каталогам и другим печатным источникам, включающий более шестидесяти наименований, позволяют сказать следующее. Корнеев получил крепкую академическую выучку, большинство его работ выполнено в традиционной манере, сложившейся в основных своих чертах к началу 1900-х годов. Большую часть его наследия составляют пейзажи, в том числе городские, и портреты. В жанре портрета художнику, на мой взгляд, удалось раскрыть свое дарование наиболее ярко. Охотно Корнеев писал и жанровые картины со сложной многофигурной композицией. Работал не только в технике масляной живописи, но и виртуозно освоил технику акварели и пастели. С. Соколов в статье «Саратовские художники» (1925 г.) упомянул об участии Корнеева в одном из парижских Осенних Салонов. Художник пробовал свои силы в иллюстрации литературных произведений, делал карандашные зарисовки «городской повседневной жизни». Сотрудничал с периодическими печатными изданиями, российскими и зарубежными. Наряду со станковыми произведениями Корнеев создал ряд монументальных живописных работ, которые были использованы в украшении внешнего и внутреннего облика городских зданий.
Все сказанное, пожалуй, позволяет нам надеяться на счастливые находки в будущем. А имя очаровательной незнакомки в темном платье с красным цветком мы обязательно узнаем.
Ирина ЖУКОВА
«Антиквариат», №1-2, 2008 г.
Федор Корнеев никогда не шел на конфронтацию с новой властью. Более того, в 1918 году художник «желал послужить своим опытом, знаниями и искусством культурно-просветительным целям и делу народного образования… хотел бы помочь советской власти в созидании новых культурных начинаний»[5]. Корнеев даже предложил создать в Саратове исторический музей, «где будут собраны… портреты всех великих вождей революции с древнейших времен и до наших дней, как крупнейших европейских, так и местных деятелей»[6].
И хотя музей революции создан не был, расчет Корнеева на декларативное сотрудничество с большевиками оправдался. Его частная школа сменила вывеску на государственную, но по сути осталась прежней: директор самостоятельно принимал учеников и педагогов, устанавливал расписание и плату за обучение и даже получал за свой труд столько, сколько считал нужным.
Однако если в период НЭПа власти еще могли мириться с таким рассадником свободы, то с переходом на пятилетки терпеть частную школу в центре города стало невозможно. К тому же, Федор Корнеев демонстративно игнорировал социальное происхождение своих учеников, брал на работу опальных педагогов и не спешил вводить в учебный план политические дисциплины. В итоге саратовский отдел народного образования принял решение закрыть Корнеевскую школу, а освободившееся помещение передать музею (к слову, так и не передал). Опасаясь бунта учащихся, чиновники замаскировали ликвидацию под объединение школы с художественным техникумом.
Претензии советской власти к Федору Корнееву наиболее полно сформулировал его прямой конкурент, член партии Иван Бурмистров. Последний заявил на допросе в ОГПУ[10]:
«Бывший заведующий частной школой Корнеев Федор Максимович до настоящего времени содержал частную художественную школу, где имелось 80 чел. учащихся сомнительного соц<иального> происхождения, а сам Корнеев один руковод<ил> и преподавал в этой школе вплодь до полит грамоты. Школа эта находится на М-Казачей улице, она существовала до Октябрьской революции и после октября до сего времени.
В настоящее время эта школа реорганизована в подготовительное отделение Художественно- промышленного техникума гор. Саратова. Для этой цели <…> зав. КрайОНО [11] т. Бройдо [12] предписал реорганизовать Корнеевскую школу в подготовительное отделение Сар<атовского> Худ<ожественно>-промышленного техникума, принять имущество и освободить помещение под краевой музей. <…> Как сам Корнеев, так и учащийся выступали резко против реорганизации и против Художественного техникума, говоря, что этот техникум ничего учащимся не даст. <…> Выступавшие ученики Корнеева его поддерживали и были настроены враждебно против мероприятий КрайОНО. Имущество стали мы увозить 27-28 окт<ября> и при этом нами обнаружено в этой школе два литографских станка, из которых один на полном ходу, а другой в разобранном виде. <…> гр-н Корнеев сопротивлялся против изъятия этих станков, доказывая, что эти станки его лично, а не принадлежат к школе, но однако же, мною Бурмистровым, эти станки были взяты в настоящее время они лежат в Художественном Техникуме, один стоит как был взят, мы его не трогали».Через несколько дней после допроса директор художественного техникума Иван Бурмистров счел нужным собственноручно дополнить свои показания:
«Корнеев содержал школу в своих лично шкурных интересах – и под вывеской “Государственная худож<ественная> профшкола” Корнеев ловко прикрылся от муниципализации имущества – и в продолжении 12 лет пользовался грамадную площадью своего дома – и имуществом в котором нуждалось общественность (как-то богатая библиотека по искусству) на ряду с этим имеющая школа именуемой “Государственной проф. Школой” имела лицо долеко не советское, где как самому Корнееву (как бывшему крупному торговцу и дворянину, так и другим подобным ему легко было строить антисоветскую работу. – Основанием данного вывода может служить явным показателем прошедшее собрание при реорганизации школы в подготовительное отделение техникума настроение всех учащихся (которые были заранее подготовлены во все оружие к бою отвоевать имеющиеся права Корнеевской школы) и его наглое выступление на том же собрание, с попыткой нанести клевету на новые формы учебного худ. строительства в государств. учебн. заведениях (прокатываясь по адресу выдвижения говоря), что все лица как худ. техникума так и обследовательная комиссия от Крайоно не компетентны и ничего не понимающие в искусстве, подбрасывая щеголевато фразою: “что “мы нашей школой хотели вызвать на соревнование технику – а он испугался так-как он имеет постановку хуже то техникум и хочет нас закрыть” после таких слов Корнеева у учащих сидящих на собрании видно было бурное ликование, и чувствалось полное намерение выгнать всю комиссию и инспектора Крайоно тов. Сергеева, из стен Корнеевского дома.
Тогда как по существу вопросу имеется следующая картина: все пришедшия в техникум воспитаники Корнеева, не смотря на их ранней возраст свободно владеют старым буржуазным языком, но полетически совершенно не грамотны – а равно и художественно-профессион. что подверждет материал отборочной комиссии. <…> По вопросу методике в школе можно сказать следующее: что ни всегда возможно встретить в самых лучших арабских сказках: сам Корнеев относящейся к явно чуждому элементу – нес в школе следующие роли: Заведывающий школой, преподаватель живописи Iго IIго III и IV курса тоже рисунка – то-же производственными заданиями и практикой – преподаватель черчения – преп. объемных дисциплин – методист – и протчие и протчие и т.п. даже и “политграмоту”, не довая совершенно в пользование имеющею у него богатую библиотеку по искусству.
Как вывод, школа Корнеева имела старый тип дореволюционной формы, онтиобщественные программы и постановка (с нагрузкой количества часов в неделю до 100 самого Корнеева) явно говорит на ненормальность и не допустимость – Корнеев готовил работников не для советской общественности а морочил всем голову с явно своей целью».
30 октября 1929 г. Федор Корнеев был арестован за то, что «сознательно саботировал распоряжения советских органов и вел контрреволюционную агитацию». 60-летнего преподавателя поместили в изолятор спецназначения.
Кроме того, были арестованы школьные помощники Корнеева: Александр, Ольга и Елизавета Лаптевы, Сергей Покровский и два любимых ученика художника: Василий Саенко и Александр Браун. Их подозревали в расхищении арестованного имущества и содействии Корнееву. Все они также содержались в изоляторе, в их домах прошли обыски. Дело в том, что сотрудники ОГПУ намеренно не отделяли личные вещи директора школы от учебных материалов и пособий, тем более что сам Корнеев никакого их учета не вел. В результате конфискованы были не только парты и мольберты, но и личные вещи, картины, негативы и даже «штукатулка с серебром». Особое внимание при реквизиции привлекли два литографских станка, которые, по мнению чекистов, можно было использовать для печати листовок и прокламаций. Видимо, по этой же причине в основу обвинения легло и наличие в школе двух пишущих машинок, на которые отсутствовала регистрация.
Ситуация усугублялась тем, что жена[13] Федора Корнеева не выдержала потрясения, у нее произошел, вероятнее всего, инсульт, и 13 ноября она скончалась. Как утверждали арестованные друзья семьи Корнеевых, перед смертью Ольга Григорьевна раздала им все ценные вещи, оставшиеся после разгрома школы. Однако чекисты считали конфискованными в свою пользу буквально все предметы по указанному адресу, включая солонки и запонки. Поэтому во время обысков по квартирам помощников Корнеева были изъяты постельные принадлежности, одежда, посуда, деньги и многочисленные бытовые предметы, которые, на взгляд оперов, не могли принадлежать простым обывателям. Впрочем, у Лаптева изъяли и «кальсоны военного образца».
Обыскивали и само помещение школы на Малой Казачьей. Корнеев признался следователю, что еще в 1917 году они с Лаптевым зарыли в подвале два ящика с ценностями. После визита комиссии, которая реквизировала все, что попадало под руку, ящики решили выкопать, но смогли найти только один. Второй, как рассказал в ОГПУ Корнеев, так и не был обнаружен. По словам владельца, в нем хранились «деньги бумажные старые тысяч десять, серебро было руб. 100-200, золота не было». До сих пор неизвестно, удалось ли чекистам выкопать ящик, в материалах следствия об этом ничего не сказано.
А самому Корнееву даже не сочли нужным сообщить о смерти жены. Управляющий школы Лаптев 14 ноября, на следующий день после смерти Ольги Григорьевны, пришел в ОГПУ и рассказал о случившемся коменданту, который обещал передать известие уполномоченному. Однако 16 ноября бывший студент Василий Саенко отнес Корнееву передачу и получил взамен записку, в которой учитель просил прислать ему масло, валенки, сапоги и сообщить ему о состоянии здоровья жены.
Пока шло следствие, ученики Корнеева не оставляли попыток как-то повлиять на решение властей закрыть школу. Члены исполнительного бюро (в то время школьное самоуправление еще не было пустым звуком) добивались публикаций в газетах, ходили в прокуратуру и отдел народного образования. Там их успокаивали, несмотря на предостережение Корнеева: «Школу закроют совсем и навсегда, а то, что говорят относительно перевода нас в техникум, это только на первых порах, для обмана». Так и получилось. Директор худтехникума Бурмистров в свойственной ему манере донес следователю: «Из числа 65 чел. могли выдержить испытание на 1й курс техникума 5 челов. а все остальные (не смотря на их учебный стаж в Корнеевской школе до 3х лет) с трудом остались на I и II кур. подготовительного отделения».
В состав комиссии, громившей школу Корнеева, входил и его бывший ученик, а ныне комсомольский активист Нисон Фрост[14]. 18-летний представитель райкома рассказывал на следствии:
«Прием в школу был без классового принципа. По окончании школы ученику сыну попа Попкову выдал хорошую характеристику и платную работу передавал ему, а не другим. <…> Работа ученических организаций и инциатива комсомольцев находилась под влиянием Корнеева, который направлял по усмотрению т. например использовывал их в различного рода ходатайствах по реорганизации школы <…> Вся обстановка раб. школы была затохлой, от которой веяло старым академизмом. В разговоре с учащимися Корнеев старался оттенить лучшую постановку школой музей и др. художественной жизни на Западе, сопоставляя с плохой постановкой дела наших государственных худож. организаций (в личных беседах). <…>
Стиль который изучали ученики был какой угодно, но только не современный (египетский, ассирийский, готический и проч.) <…>
Показывая и объясняя какой либо рисунок или фотографию Корнеев, касался о своей прежней жизни и былых поездках по Западу. Живописно описывая тогдашнюю жизнь, работу тогдашних маэстро и проч. <…>
С кем он имел связь сказать трудно, т.к. знаком я с ними (посетителями) не был и как людей в социальном отношении я не знал, но по внешности это – допотопные старушонки и им подобные. Правда посетителями были и рабочие-партийцы с которых К. писал портреты. Часто ходила одна женщина, которых принято наз. “грандамами”. <…>
Рисуя один раз с натурщика портрет я слышал что сий натурщик был сам Рейнке[15]. Чтобы не ошибиться я его опишу. Возраст примерно 50 лет, узкое лицо, короткая бородка, калмыцкие выразительные глаза. Впрочем в архиве школы портреты вероятно сохранились.
По части того были ли натурщицами – проститутки, черезвычайно трудно сказать обнаженные фигуры женщин, и только, видишь перед собой, когда рисуешь, а социальное лицо конечно трудно увидить, но по слухам были мнения 1-2 женщины-натурщицы были вроде женщин “легкого поведения”».
Итог «обследования» школы подвел некий А. Подольский, вероятно работник Гороно:
«Корнеев, будучи весьма плохим художником, но домовладельцем и б<ывшим> торговцем (имел до революции магазин худ<ожественных> принадлежн<остей>), сумел прикрыться вывеской, что он основатель худ. школы, что он якобы делает какое-то полезное дело и т.д. На самом же деле, просто сумел примазаться, чтобы сохранить за собой его б<ывший> дом, сохранить имущество от конфискации и спрятать свое настоящее лицо торговца и богача. Под вывеской же школы он организовал мастерскую, в которой не было духа советской школы, в которой преподавание шло по старым методам, давно забытым и брошенным.
В результате после 4х лет срока обучения учащийся выходил без достаточных знаний и без своего места в производстве, воспитывая в учащихся совершенно неправильные понятия об искусстве; выпущенные же учащиеся, идя в школу и на производство, продолжали уже дело калечения детей в школах и отрыв искусства от масс в производстве.
Будучи совершенно против соввласти, Корнеев, конечно, кроме вреда, ничего не мог принести».
Первый допрос художника датирован 1 ноября 1929 г. и записан рукой следователя:
«Я, Уполном<оченный> секретн<ого> отдела П.П. ОГПУ по Н.-В. краю[16] Чувилин допрашивал в качестве заподозренного по делу №___ гражданина Корнеева, Феодора Максимовича 60 лет,
происходит г. Саратов
проживает по М<алой> Казачьей ул. дом. №5
род занятий Зав<едующий> школой Губпрофобра[17] – Художник. Педагог.
партийность Безпартийный
Предупрежденный об ответственности за ложные показания, по существу дела могу показать
Родился в 1869 г. феврале в г. Саратове, в семье Сарат<овского> цехового-мастерового. Отец имел сапожную мастерскую с применением наемного труда (сколько наемных рабочих имел, я сказать не могу). Затем эта мастерская закрылась, т.к. отец выстроил домовладение под номера, от которых имел средства к существованию. Отец умер в 1902 г., а мать в 1925 г.
От моей матери в наследство мне осталось 6 тыс. руб. От продажи ее дома, рядом находящегося по М<алой> Казачьей №7, причем, дом был продан за 26 тыс.
С юных моих лет меня тянуло к искусству. Я этого и добивался, но отец был против. Но, тем не менее, я настоял на своем. Первые мои шаги по художеству начались в литографии Шат (Сытник) в 1883-4 г., работал в качестве ученика-подмастерья, получая 3-5 руб. в м-ц. Затем учился в воскресной школе у Ананьева, г. Саратов, где подготовился к поступлению в Академию Художеств г. Петербурга. В Академию Художеств я поступил в 1886 г., проучившись в течении 6 лет и окончив Академию Художеств, получил право преподавания в средних учебных заведениях по специальности. В бытность в Академии Художеств я занимался частной практикой, имел заработок от частных уроков и в то же время получал от своих родителей в м-ц 10 р. поддержки. На последнем курсе Ак<адемии> Худ<ожеств> я участвовал на выставках в 1891 г. в г. Петербурге, где выставлял картину из быта волжских рабочих “Расчет рабочих на Волге”, картина имела революционный характер.
По окончанию Акад<емии> Худ<ожеств> вскоре я уехал на педагогическую работу на занятия по художеству в именье графа Несельроде[18] в с. Царевщина, Вольского уезда Сар<атовской> губ<ернии>, где находился с зимы 1891-2 г., пробыв у указанного графа в течение 4 лет, получил от него командировку и средства для самоусовершенствования за границей, где и учился в Академии Художеств у проф. Колярьен[19] г. Париже в течение нескольких зимних учебных м-цев. По возвращению из заграничной научной командировки я работал снова у графа Несельроде на продолжении около 3х лет, т.е. до 1898 г.
При этом об<щест>ве существовала, в период с 1890 – по 1900 гг., школа о-в любителей изящных искусств, где в разное время я был ассистентом у Коновалова и Бараки[22], а с 1901 года заведывал этой школой в течение одного учебного года.
После этого я поступил преподавателем художеств в Боголюбовское рисовальное училище г. Сар<атова>, где проработал около 18 лет, т.е. до ее закрытия в 1918 г.
Боголюбовская рисовальная школа имела в своем составе около 275 чел. учеников, т.к. она была самая доступная для присутствия по своим взносам – плат<а составляла> 1-50 к. за полугодие, были стипендиаты и безплатные ученики. По своему политическому направлению была самая либеральная школа г. Саратова. В этой школе я был одним из преподавателей, и система, выработанная мною, а также методы преподавания были осмотрены Бенуа[23], приезжавшего для ревизии школы-музея. Параллельно с этим моим педагогическим трудом в 1906 г. я открыл студию школу при своей личной художественной мастерской. В сост<ав> этой студии привлекались свободные любители искусств, но которые не могли по тем или другим причинам посещать занятия Боголюбовскую школу. Мастерская моя как худучилище была организована в 1902 г., которую начал расширять в студию-школу ввиду того, что развивался и рос спрос любителей искусств. Различие моей школы от Боголюбовской заключалось в том, что моя школа в системе своих занятий была более приемлемой для свободно развивающихся любителей. В ней по стилю демократического регламента занятий вводились мною прикладные искусства – по дереву, металлу и ткани, что в Боголюбовской школе не имелось.
Для означенной школы Мной в 1902 году было выстроено здание-гостиница художников с рабочей мастерской. Стоимость этого здания обошлось десять тысяч руб., куда вошли и оставшиеся после смерти матери 6 тыс. руб. Программа была расширена, уточнена и углублена. Например, было введено изучение орнаментации, стиля, творчества по заданию момента и требованию жизни, введено изучение перспективы, проводились работы по изучению техники материала, и все проводимые дисциплины были разделены на четыре курса.
Начиная с 1925-26 г. по предложению Глафпрофобра[24] (отдела рабочего образования) были запрошены программы и учебный план школы и работы учащихся. Учебная программа была просмотрена Глафпрофобром, предложено им было ввести черчение, наброски живой натуры на первом курсе и отменены были занятия пластической анатомии как отдельный предмет, что и было школой выполнено. Методы работы Глафпрофобром были признаны целесообразными и все <постоянные?> работы учащихся (работы всех курсов и всех дисциплин) одобрены. Поэтому по этой программе занятия продолжались до настоящего времени. Причем, начиная с 1924 г. была введена новая дисциплина обществоведения, которая проводилась наравне с др. дисциплинами. С 1922 г. школа работала по местной программе, составляемой мною и утвержденной Сар<атовским> Губоно[25], но с 1925 г. она уже руководствовалась программой Глафпрофобра.
Состав учащихся – состав учащихся укомплектовывался в дореволюционное время – прием был доступен для каждого и <в> неограниченном количестве, т.е. принималось столько, сколько помещалось вмещало в здание школы помещение студии. После революции, начиная <с> 1918-1919 уч<ебного> года, появились и командированные организации, что особенно заметно с 1919 г., как то – военно группы красных рабочих и служащих, в том числе учащиеся, а с 1925-26 гг. уже начали подбирать по классовому принципу, а именно: давались преимущества рабочим и крестьянам, следуя при этом распоряжениям Губоно. Прием учащихся производился приемочной комиссией, председатели которой назначались (за последние два года) Губоно. Ранее же до 1923-24 уч<ебного> года комиссии не создавались, и прием производился по спискам, представленным Губоно.
Количество учеников в школе начиная с 1922 г. было от 50 чел. до 90 чел. в последний настоящий учебный год.
Состав педагогов – в дореволюционное время педагогов, кроме самого меня, Корнеева, не было, после революции, когда школа реорганизовалась в студию-школу в 1923 г., было 3 преподав<ателя> – по искусству, а в 1925 г. ввиду отсутствия средств остался один преподаватель по искусству, один по обществоведению (в этом числе и сам заведывающий). С 1926 г. был приглашен преподаватель по черчению, поэтому их стало 3 чел., которые работали по сие время.
Оплата педагогов производится из расчета 3 р. 88 к. за один <недельный?> час, а сам заведывающий школой получил 97 р. в м-ц.
Школа состояла на бюджете Саргубоно с 1919 г. по 1922 г., а после этого она существовала исключительно на взносы, взымаемые с учащихся за право учения. Размер этого взноса от 3х р. 30 к. до 9 р. 90 к., считая в том числе 10% комсодских[26]. Причем от 10% до 16% из общего числа учащихся освобождались от платы к<а>к неимущие, в число таких безплатных входили командируемые воспитанники д/домов и др. лица.
Обслуживающий персонал школы – состоял из уборщика – 1, он же истопник школы, временный канцелярист работник делопроизводитель, причем временами канцелярского работника не было – он увольнялся, т.к. работа временная.
Администрация школы – один завед<ывающий> школой, который работу вел безплатно при 39 часов недельной нагрузки.
Всю работу по счетоводству приходилось вести самому заведывающему, была заведена кассовая книга. Отчетность финансовая представлялась в Губоно за учебный <…> год, а также отчитывался перед учащимися на собраниях тоже за учебный год. Ревизионной комиссии за последнее время не было, так <как> я не настаивал, а учащиеся не требовали этого.
Взаимоотношение администрации с организациями учащихся – Исполбюро и Культкомиссии – <…> в работе было, я всегда помогал в их работе. Подавление со стороны администратора ученической инициативы не было, наоборот, оказывалось содействие в деле организации кружков – изучения Ленина и революции с точки зрения художественной; в прошлом году по моей инициативе хотели организовать военный кружок, но ввиду <…> дней <…> и времени и отсут<ствия> руководителя кружок организован не был.
Опись имущества школы которое приобреталось на средства школы, приобреталось имущество начиная с 1922 г. и кончая 1929 г., причем, записывалось на основе оправдательных документов и соответствующих статей расхода. В вышеозначенных инвентарных списках имеются оговорка, что все не внесенные в инвентарный список предметы, находящиеся в помещениях школы, принадлежат основат<елю> школы Корнееву, находятся в данном помещении временно и должны быть возвращены по первому требованию их владельца.
Всего ревизий и обследований за время существования было – ревизия в 1927 г., вторая ревизия ревизором Гор<о>но в декабре м-це 1928 г. и наконец обследование состояния школы в октябре м-ц 1929 г.
Первый раз ревизию производил Курляндский финработник Губоно.
Вторую ревизию делал контролер Гор<о>но тов. Сайковский.
Третий раз финревизию делал Роткевич, представитель Горсовета, нашедший состояние финчасти в полном порядке.
Приблизительно круг лиц из моих учеников, принадлежащих моей школе. Один <Ноитеппер?> до войны 1914 г. уехал за границу, избрав себе специальность историю искусств – <Бонович?>. Из общей массы учащ<ихся> я могу указать следующих лиц.
1). Спирин – ж.д. маст<ер>, был рабочий, он известен тем, что он написал картину вместе с Бродским. Заседание во Дворце тов. Урицкого III конгр<есса> Коминтерна[27].
2) Перельман[28] – б/зав<едующий> художест<венным> отделом “Рабочей газеты”, теперь секрет<арь> “АХРР”[29].
3) Загреков[30] теперь проф<ессор> государ<ственной> худож<ественной> школы Берлина и его жена по прикладному искусству – Галлер.
4) “Сарат<овские> Изв<естия>” <…> почти исключительно моими учениками Дундуком[31] и ныне умершим Селеверстовым[32], а также сотрудники
5) Зав<едующий> Дворцовым музеем СССР б/мой уч<еник> тов. Ятманов[33].
6) Полосухин – руков<одитель> худож<ественным> кружком в Смольном
7) Проф<ессором> быв<шего> инст<итута> гр<ажда>нских инженеров сост<оит> мой б/уч<еник> <Логинов?>
8) Кузнецов Павел[34], проф<ессор> “ВХУТЕМАС” г. Москвы, мой б/ученик.
Знакомые мои в прошлом, до революции были – потребители моей продукции в лице круга заказчиков работ. Наиболее интересные Кроме того, одним из моих знакомых был жандармский полковник Мартынов[36] г. Саратова, который также любил художества, и жена его получала от меня уроки по художеству, причем, не только сами интересовались этим художеством, но и их дети. Знакомство заключалось в том, что ходили ко мне на дом, и давал я его жене уроки. Полковник Мартынов в Саратове работал в охранном отделении в 1912-13 годах, а затем он был переведен в г. Москву в 1913 г., в годы войны 1913-14 несколько раз во время каникул мне пришлось побывать у полковника Мартынова на квартире в г. Москве, где он работал по линии охранки. У этого Мартынова была хорошая художественная библиотека, он интересовался художественной культурой. В бытность его в г. Саратове, Мартынов у меня на квартире был не часто, причем сношения были на почве помощи его семье по линии художества и искусства. Последний раз я встретился с полковником Мартыновым в 1915 г. в Москве, а больше я его не видел. И в настоящее время не знаю, где он находится.
Больше охарактеризовать знакомых дореволюционного времени, которые бы ходили ко мне и были бы интересны, не могу, хотя знакомство имел большое.
В годы революции я находился в г. Саратове, активного участия в революционном движении не принимал, работал в школе как педагог-художник, параллельно работал в своей школе-студии, а по закрытию Боголюбовского рисовального училища, продолжал работать в этой последней студии. До конца 1918 г., когда был приглашен тов. Бас<c>алыго[37] работать как художник в Военный Совет искусств г. Саратова, откуда в 1919 г. был переведен в отдел искусств, где заведывал Бас<c>алыго (в органы Наробраза). В этом отделе я заведывал <…> при провинциальном отделении управлении вышеуказанного отдела. На данном этапе существования моей школы она начала переживать моменты перелома в сторону приноравливания к запросам революционных требований, и по предложению тов. Бас<c>алыго было введена система приема учеников по командировкам общественных организаций. Это было в 1918-19 учебн<ом> году. В связи с этим в школе увеличился и состав слушателей, и вместе с тем обновился за счет нового приема.
Бас<c>алыго – был зав. отд<елом> искусства, который заведывал всеми театрами, кино и студиями гор. Саратова.
В бытность меня в работе в Красной Армии <…> в качестве зав. “Изо”, при содействии военных работников при существующей студии-школе было сформировано отделение для красноармейцев, которое существовало в течение полутора лет, а затем в связи с переездом красноармейских частей оно было ликвидировано, т.к. эти части, из которых набирались красноармейцы-слушатели, были не постоянны, а переезжали с одного места на другое.
Названия школы – с 1906 г. она называлась “Студия школа”, с 1919 г. она стала называться “Центральной художест<венной> студией Саргубоно”, т.к. заведывающий этой школой, б<ывший> ее владелец Корнеев по своей инициативе ее передал в ведение Губоно, причем Губоно заведывание школой возложил на ее основателя, на Корнеева. С 1922 г. школа-студия была реорганизована в “Профтехническую художественную школу Губпрофобра”, но смены заведывающего не было.
Таким образом, заведывал я, Корнеев этой школой до революции, начиная с 1906 г. по 1929 г. октябрь м-ц.
Программные вопросы – с 1919 г. в этой центр<альной> худ<ожественной> студии программой была общепринятая во всех других студиях, а именно: рисование и живопись с натуры, композиция, плакат (революционные), изучение цвета и истории искусства, задание на революционные темы.
С 1922 г. по реорганизации школы студии в профтехническую худшколу.
Состав педагогов был в 1920-21 гг.
- Зав<едующий> и препод<аватель> Корнеев
- Руков<одитель> по Изо – Степашкин[38] (теперь в акад<емии> худ<ожеств> в Ленинграде).
- – “ – Райхман[39] (в Москве по худ<ожественной> работе)
- История искусства Перельман[40]
- По черчению Абрамов преп<одаватель> худ<ожественного> техн<икума>
Теперешние педагоги
- Обществоведение – Касель[41] зав<едующий> 4 или 2 <…>.
7.
Оборудованность школы. Помещение школы было достаточно на то количество, которое имела школа, при наличии некоторого ремонта.
Учебными пособиями школа была обозначена удовлетворительно (гипс, разные предметы из домашнего обихода); библиотеки при школе не было совсем, и учащиеся книгами не пользовались и не нуждались в них.
По вопросу о станках литографии могу сказать следующее: ввиду того, что автолитография в СССР приобретает особое значение и спрос на это дело возрос, мне хотелось познакомить учащихся с этим видом работ и художества. Для этой цели мною были куплены два литографических станка в виде чугунно-железного лома. Станки я купил в конце октября прошлого года за 70 руб. в магазине случайных вещей Комитета помощи инвалидам и больным раненным красноармейцам.
Станки были <в> разобранном виде и имели поломанные неполные части, поэтому собрать один станок удалось не в полном виде, за отсутствием некоторых частей, только в июле или в июне этого – 29 года. Причем Сарполиграфпром обещал дать эти недостающие части и два камня, каковые совсем с частями станков и др. принадлежностями для литографии не имелось при покупке их.
Ввиду усиленной работы по приему в начале учебного года и большой загруженности в работе станок не удалось привести в полный законченный вид. К тому времени, когда <…> известили что школа реорганизуется и переходит в ведение художественного техникума. После этого мной было заявлено ПП ОГПУ – НВК о вышеуказанной покупке частей станка и неполной сборке такового с просьбой зарегистрирования такового на имя школы Губпрофобра.
В ответ на это тов. Феодоров, сотр<удник> ПП ОГПУ заявил, что когда станок будет взят в художественный техникум и будет вполне закончен, тогда и следует его зарегистрировать, но на имя какого-либо ответственного лица, а не на имя школы. При этом сказал, что пусть станок берут и дело регистрации – дело художественного техникума.
По имеющимся сведениям мне известно, что эти станки принадлежали 32 дивизии, которая по упразднению литографии продала как лом каким-то татарам, а последние очевидно в магазину случайных вещей помощи инвалидам, от которых купил я. Фамилия приказчика указанного магазина Агишев, причем, Агишев сперва просил за них 150 руб., а потом отдал за 70 руб., по слухам 32 дивизия тоже просила за них 150 руб. Это говорил мастер литограф при Крайисполкоме, фамилию которого я не знаю, причем, он хотел войти в комиссию по покупке этих станков с целью передачи одного станка для литографии Крайисполкома, а так к<а>к я его больше не видел, то это совместная покупка не состоялась.
На базар<е> я нашел случайно и когда нашел эти станки я хотел купить один, но т.к. не известили какие части к которому принадлежат, то пришлось купить обоих.
Со станками камней не было и по сбору станки мною в июне м-це я их тоже не имел. Поэтому станки в бытность их у меня не работали. Учащиеся ими очень интересовались, спрашивали, когда они будут работать, но работать было на них нельзя из-за отсутствия камней.
В одно время я спрашивал в штабе 32 дивизии есть ли у них камни, на что мне ответили, что один камень они смогут продать, но цену, размер и качество не указали, а предложили зайти <в> другой раз. Мне зайти не пришлось, поэтому и не купил, кроме того, мне обещал дать безплатно, для указанных учебных целей школы, два камня Полиграфпром по представлению разрешения на это ПП ОГПУ НВК, но этих камней я точно не получу ввиду того, что школа переходит в худ<ожественно>-пром<ышленный> техникум.
Станки мною были куплены для учебных целей школы, а деньги уплачены из моих средств, вследствие отсутствия средств у школы.
Для личной моей работы станки эти мне не нужны, литографию я не собирался открывать и не собираюсь».
______________________________
Следствие длилось чуть больше двух месяцев. Как уже было отмечено, основное внимание уделялось не доказательству вины Корнеева, а поискам серебряных ложек, которые власть считала своей собственностью и дюжинами изымала у оставшихся без работы сотрудников школы.
12 января 1930 г. Корнеева обвинили в «ведении а/сов. агитации, скрытии от соввласти ценностей и саботировании решений соворганов».
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по следственному делу № 2546
В конце октября 1929 года <в> ПП ОГПУ Ниж<не->Вол<жского> Края поступили сведения, что гр-н КОРНЕЕВ Федор Максимович, содержащий в Саратове частную художественную школу, прикрывался таковой, скрыл громадные ценности, в а/сов<етском> духе воспитывал молодяк и злостно саботировал решения госорганов в отношении его школы.
Для прекращения подобной деятельности – П.П. ОГПУ Ниж<не->Вол<жского> Края был арестован гр. – КОРНЕЕВ Ф.М. и привлечен к следствию.
Произведенным следствием установлено следующее:
Художественная школа, основанная КОРНЕЕВЫМ Ф.М. в 1906 г., весь послереволюционный период имея вывеску – Проф<ессиональной> Тех<нической> Худ<ожественной> школы Губ<ернского> Профобра, по существу являлась частной школой, в которой сам КОРНЕЕВ являлся Заведующим и одновременно преподавателем на 80, в среднем, человек учащихся. Все содержание школы производилось за средства, взыскиваемые с учащихся, размер которых устанавливался самим КОРНЕЕВЫМ <…>.
Будучи антисоветски настроенным – КОРНЕЕВ также в а/советском духе производил воспитание молодежи в своей школе и им был приглашен в качестве преподавателя явно антисоветский тип ДЕСНИЦКИЙ[42], выгнанный из Худтехникума за а/Сов<етскую> деятельность.
При обучении КОРНЕЕВ руководствовался старой программой, выработанной им, по которой обществоведение в школе до 1928 года не производилось, а после ему уделялось совсем незначительное внимание. Вместе с этим – КОРНЕЕВ занимался парнографическими снимками и имея семь фотоаппаратов, для позирования же при рисовании была приглашена проститутка, выгнанная из Худтехникума <…>.
На протяжении 48 [43] лет существ<ования> школы ученики ничего не получали, были недоученными, политически совершенно неграмотными, за что говорят ряд фактов, что после реорганизации школы из 85 учеников – лишь 5 – по подготовке были приняты на 1-й курс Худтехникума, а остальные на подготовительные отделения. Данное явление нельзя иначе расценивать, как вредительство в области воспитания молодежи.
В частных беседах с учениками восхвалял Западное искусство, говоря о плохой постановке художества у нас в Совсоюзе, игнорировал общественные школьные организации, лишая возможности их работы. Срывал стенгазету, в которой ученики пытались указать на отрицательные моменты в работе школы. Ученики делились на две группы – 1) Советская молодежь, коя, по словам КОРНЕЕВОЙ, причиняла им всякие неприятности, и другая часть – поддерживающая КОРНЕЕВА, последней им уделялось большое внимание, так, напр<имер>, сыну попа ПОПКОВУ выдавал хорошие отзывы и всегда представлял ему платные работы.
Выпуск учеников сознательно задерживался в целях личного благополучия, т.к. вырученные суммы за выполненные частные заказы 75% брал в свою пользу и лишь 25% в пользу учащихся.
КОРНЕЕВ, враждебно настроенный к Соввласти, ожидающий ее свержения, проводил а/сов<етскую> агитацию, как сам, так и через жену, распространял разные провокационные слухи: – «При советской власти скоро и черного хлеба не будет и т.к. все ценное вывозиться заграницу и советской дряни никогда не стану покупать».
По поводу Шахтинского дела[44] КОРНЕЕВА заявила, что «не могут же старые специалисты иначе работать при Соввласти, они же не могут подчиняться коммунистам». Во время создавшихся очередей говорила: «Этого и надо было ожидать, т.к. Советское Правительство на это только и способно». КОРНЕЕВ же после предложения Горсовета освободить дом, заявил: «Пчелы ведь перед концом усиленно кусаются, вот и они (большевики) перед своим концом начали злиться» <…>.
Игнорируя работу общественных ученических организаций, КОРНЕЕВ наряду с этим постоянно использовывал последний в своих личных интересах, подчинив учеников своему влиянию, подстрекал их на разные коллективные протесты против решения соворганов в отношении его школы.
Когда в 1929 году окончательно был решен вопрос о реорганизации худшколы КОРНЕЕВА в подготовительное отделение худтехникума, то КОРНЕЕВ в целях сохранения школы занялся подстрекательством учеников к протесту против решения КрайОНО о реорганизации, для чего созвал собрание учащихся, на котором ученикам вместо разъяснения о решении КрайОНО заявил: – «Школа реорганизуется, меня выгоняют, вы остаетесь за бортом, худтехникум съест Вас». В дальнейшем говорил, что никакой реорганизации не будет, это просто слова, они хотят забрать все имущество.
Прибывших представителей по описи и изъятию имущества – назвали грабителями, говоря: – «Грабят школу, грабят и меня». Кроме этого, все время подстрекал учеников к протесту, которые под его руководством составили ходатайство и с коим ходили к Крайпрокурору, <в> ред<акцию> газ<еты> «Поволж<ская> Правда» и т. далее <…>.
При изъятии же школьного имущества для худтехникума оказывал физическое сопротивление, мешая производству такового; среди имущества обнаружено два литографских станка, из коих один в собранном виде, оба не зарегистрированы, производилась ли на коих работа – следствием не установлено.
Кроме того, обнаружены три пишущие машинки и прессовый станок, при помощи коего изготовлялись разные объявления, также не зарегистрированные. Изъято громадное количество парнографических фотокарточек духовенство и разных быв<ших> чинов <…>.
На основании вышеизложенного гр-н КОРНЕЕВ Федор Максимович, 1869 года рожд<ения>, б/парт<ийный>, вдов, с высшим художественным образованием, сын домовладельца. До революции содержал ресторан и гостиницу и имел художественный магазин, выполнял крупные заказы, как монастырю за 11 т<ысяч> руб. по писанию иконостасов. Имел тесную связь с жандармским полковником – МАРТЫНОВЫМ[46] и КОМИССАРОВЫМ[47] и графом НЕССЕЛЬРОДИ[48] и имел переписку с губернатором СТОЛЫПИНЫМ[49], имел связь с заграницей, связан с антисоветским элементом г. Саратова.
В 1917 году скрыл от Соввласти громадные ценности, зарыв их в землю. Обладает в настоящее время большим имуществом в несколько тысяч рублей. Проживает в г. Саратове по М<алой> Казачьей ул. д. № 5. Судим за эксплоатацию наемной рабочей силы.
ОБВИНЯЕТСЯ –
в том, что, содержа частную художественною школу, гр-н КОРНЕЕВ воспитывал молодежь в а/советском духе, разлагал ее, занимаясь в значительной степени фотографией парнографических снимков – при отсутствии преподавания обществоведения в школе. Среди учеников, а также и других граждан – проводил а/сов<етскую> агитацию, говоря о скором конце советской власти, и распространял провокационные слухи.
Злостно собатировал решения советских органов о реорганизации школы в подготовительное отделение Худтехникума, занимаясь подстрекательством учеников на коллективное выступление – протест против данного решения. Оказывал физическое сопротивление при изъятии школьного имущества для Художественного техникума, прикрываясь школой, скрыл от советской власти громадные ценности, а в 1917 году серебряные и золотые вещи зарыл в землю.
Действия предусмотрены ст.ст. 58-10 и 58-14 УК РСФСР, что подлежит рассмотрению в Крайсуде, но, принимая во внимание недостаточность собранных сведений следствием и ввиду политической важности совершенного КОРНЕЕВЫМ преступления, а также считая его социально опасным элементом – на основании приказа ОГПУ № 172 от 2/IV-24 г.[50], положения об органах ОГПУ – п. 7
ПОЛАГАЛ-БЫ
Настоящее следственное дело № 2546 направить через 5-ое отделение СО ОГПУ в несудебное рассмотрение Особого Совещания при Коллегии ОГПУ.
Составлено 12-го января 1930 г.
УПОЛНОМОЧЕННЫЙ СО ПП ОГПУ НВК М. Кузьмин (?)
СОГЛАСЕН: – НАЧАЛЬНИК СО П.П.
УТВЕРЖДАЮ: – Врид П.П. ОГПУ подпись (МАСЛОВ)
СПРАВКА: – обвиняемый КОРНЕЕВ находится в Саратовском ИТД[51] <…>.
__________________________________________
На следующий день, 13 января 1930 г. Федора Корнеева снова вызвали на допрос. Позиция художника, которую он занял с первых дней следствия, осталась неизменной:
«По предъявленному мне обвинению по ст. 58 п. 10 п. 14 УК РСФСР виновным себя не признаю, вместе с тем показываю, протеста против реорганизации школы не выражал, а лишь возражал против неверной оценки работы школы и ее значения, руководствуясь одобрением отдела рабочего образования Главпрофобра.
Ценности зарыты мною в землю в 1917 г. не ради скрытия их от пролетариата, а в целях сохранения от пожара и разных др. случайностей.
Виновным себя признаю лишь в том, что не были зарегистрированы пишущие машинки».
24-25 января состоялось заседание тройки, которая постановила «КОРНЕЕВА, Федора Максимовича выслать через ПП ОГПУ в Северный край, сроком на ТРИ года, считая срок с 4/XII-29 г., по окончании срока ссылки запретить проживание в НВК, сроком на ТРИ ГОДА. Имущество конфисковать».
На обороте постановления сделана запись о том, что осужденный Корнеев следует этапным порядком в Архангельск.
Дальнейшая судьба художника неизвестна. В некоторых справочниках приводится дата его смерти – 1949 год, однако неясно, на чем она основана.
В помещении бывшей Корнеевской школы по адресу: Малая Казачья, 5 много лет располагался репетиционный зал театра оперы и балета. Затем здание на переименованной улице Яблочкова отдали под коммунальные квартиры. Дом полностью сгорел 1 сентября 2013 года.
[2] Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов (1870, Саратов – 1905, Таруса) – выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества и Императорской Академии художеств.
[3] Василий Васильевич Коновалов (1863, Санкт-Петербург – 1908, Екатеринбург) – выпускник Императорской Академии художеств, преподаватель Боголюбовского рисовального училища.
[4] Гектор Павлович Баракки (Этторе Паоло Сальвини-Баракки) (1852, Верона – 1915, Саратов) – художник, с 1870-х гг. жил и преподавал в Саратове, в том числе в Боголюбовском рисовальном училище.
[5] ГАСО, Ф. Р-494, Оп. 1. Д. 32. Л. 26.
[6] Там же. Л. 27.
[7] Профсоюзы работников просвещения и искусств.
[8] Иван Дмитриевич Бурмистров (1898, Власовка, Пензенской губ. – ?) – С 1913 по 1923 г. с перерывами учился в Боголюбовском рисовальном училище, затем в Саратовском художественном училище. В 1929–1932 гг. – заведующий Саратовского художественного техникума, в 1932-1933 гг. – директор техникума национального калмыцкого искусства, в 1937–1949 гг. – директор и в 1949–1951 гг. – главный хранитель Радищевского музея.
[9] Федор Васильевич Белоусов (1885, Саратов – 1939, Саратов) – художник, педагог. В 1903 г. закончил Боголюбовское рисовальное училище, затем Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Вернулся в Саратов в 1918 г., с 1920 г. преподавал в высших художественных мастерских.
[10] Здесь и далее цитируется с сохранением орфографии архивное прекращенное уголовное дело ОФ-23688.
[11] Краевой отдел народного образования.
[12] Григорий Исаакович Бройдо (1884, Вильно – 1956, Москва) – партийный и государственный деятель. В 1927–1930 гг. – ректор Саратовского коммунистического университета, заведующий Госиздата, секретарь и заведующий агитационно-пропагандистским отделом Нижне-Волжского краевого комитета ВКП(б).
[13] Ольга Очкина была приемной дочерью крупного саратовского предпринимателя и мецената Григория Васильевича Очкина (1835–1902). По слухам, корзинку с младенцем подбросили к дому купца в день религиозного праздника. Однако Федор Корнеев на допросе 26 ноября 1929 г. показал: «Она была сирота ранее, была взята на испытание Очкиным, у которого была мастерская и магазин. Девичья ее фамилия неизвестна. Родства Очкиным никакого не имела».
[14] Нисон Михайлович Фрост (1911, Саратов – 1986, Саратов) – художник-оформитель, штангист, спортивный организатор, педагог. Закончил школу Корнеева в 1927 г. В дальнейшем занимал должности ассистента кафедры физкультуры Нижне-Волжского коммунистического университета (1930–1933), председателя Нижне-Волжского краевого бюро физкультуры (1932–1934), ответственного секретаря краевого совета физкультуры (1934–1936), начальника управления эвакогоспиталей (1941–1946). С 1943 по 1967 гг. преподавал в Саратовском медицинском институте. Отличник здравоохранения.
[15] Имеется в виду один из представителей известной в Саратове семьи мукомолов Рейнеке.
[16] Полномочное представительство Объединенного государственного политического управления при Совете народных комиссаров СССР с 1923 по 1934 гг. Нижне-Волжский край – административно-территориальная единица РСФСР с 1928 по 1934 гг.
[17] Губернский комитет профессионально-технического образования.
[18] Анатолий Дмитриевич Нессельроде (1850, Санкт-Петербург – 1923, Париж).
[19] Филиппо Коларосси (1841–1906) – итальянский художник и скульптор, в 1870 г. основал в Париже академию своего имени.
[20] Существовало с 1889 по 1903 гг.
[21] А.Д. Нессельроде эмигрировал в 1909 г.
[22] См. прим. 3 и 4.
[23] Альберт Николаевич Бенуа (1852, Санкт-Петербург – 1936, Париж) – художник, архитектор, действительный член Императорской Академии художеств.
[24] Главное управление профессионального образования РСФСР (1920–1930).
[25] Губернский отдел народного образования.
[26] Многочисленные в 1920-е годы «комитеты содействия».
[27] Картина Исаака Бродского «Торжественное открытие II конгресса Коминтерна во дворце Урицкого в Ленинграде» была написана в 1920–1924 гг.
[28] Виктор Николаевич Перельман (1892, Липецк – 1967, Москва) – художник, в 1910–1912 гг. учился в Боголюбовском рисовальном училище, в 1920–1922 гг. – заведующий Высшими государственными художественно-техническими мастерскими в Саратове.
[29] Ассоциация художников революционной России (1922–1932).
[30] Николай Александрович Загреков (1897, Саратов – 1992, Берлин) – художник и архитектор. Учился в Боголюбовском рисовальном училище (1914-1918), в 1921 г. с женой поволжской немкой Гертрудой Галлер эмигрировал в Германию. В 1925–1933 гг. преподавал в берлинском Профессиональном училище искусства и ремесла (Gewerbeschule für kunst und Handwerk).
[31] Павел Федорович Дундук (1889, Саратов – 1940, Ялта) – скульптор, карикатурист. В 1904–1908 гг. учился в Боголюбовском рисовальном училище. В 1918-1920 гг. руководил скульптурной мастерской Пролеткульта в Саратове.
[32] Федор Корнеев имел в виду, что в 1908-1909 гг. Павел Дундук учился в Пензенском художественном училище имени генерал-губернатора Николая Дмитриевича Селиверстова.
[33] Григорий Степанович Ятманов (1878–1949) – выпускник Боголюбовского рисовального училища. В 1917–1927 гг. возглавлял Петроградский (затем Ленинградский) отдел по делам музеев и охране памятников, затем был инспектором музейных учреждений Ленинграда и его пригородов (в том числе и по Эрмитажу).
[34] Павел Варфоломеевич Кузнецов (1878, Саратов – 1968, Москва) – художник, в 1917–1937 гг. преподавал во Вхутемасе (Высшие художественно-технические мастерские).
[35] Алексей Еремеевич Карев (1879, с. Шиловка Саратовской губернии – 1942, Ленинград) – художник и педагог. Учился в мастерской Федора Корнеева (1896), затем в Боголюбовском рисовальном училище (1897-1898). В 1918 г. был назначен комиссаром Петроградских государственных свободных художественно-учебных мастерских – бывшего Высшего художественного училища при Императорской Академии художеств. Участвовал в реорганизации Пензенского художественного училища (1919) и Боголюбовского рисовального училища (1920-1921) в Свободные художественные мастерские.
[36] Александр Павлович Мартынов (1875, Москва – 1951, Лос-Анджелес) – в 1906-1912 гг. начальник Саратовского охранного отделения. 21 августа 1912 г. занял должность начальника Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве.
[37] Дмитрий Николаевич Бассалыго (1884, д. Варкавичи, Белоруссия – 1969, Москва) – партийный, государственный и театральный деятель. В 1918-1919 гг. заведующий отделом искусств Саратовского губисполкома, организатор ТЮЗа и Высших государственных мастерских театрального искусства.
[38] Иван Петрович Степашкин (1882, Саратов – 1960, Ленинград) – художник и педагог, с 1926 г. работал в Ленинградской академии художеств.
[39] Даниил Борисович Даран (Райхман) (1894, Воронеж – 1964, Москва) – художник. В 1909–1916 гг. учился в Боголюбовском рисовальном училище, в 1921 г. переехал из Саратова в Москву.
[40] См. прим. 28.
[41] Иосиф Абрамович Кассиль (1908, Покровск – 1938, Саратов) – литератор. Будучи студентом педагогического факультета Саратовского университета, преподавал в школе Корнеева обществоведение с сентября 1928 по сентябрь 1929 г. Репрессирован.
[42] Борис Матвеевич Десницкий (1903, Владивосток – 1985, Москва) – художник. В 1924 г. поступил в Саратовский художественный техникум. В 1927-1928 гг. читал лекции по теории изобразительного искусства в школе Корнеева. В 1929 г. переехал в Москву, работал в театре «Ромэн». Был репрессирован в 1937 г.
[43] Вероятно, опечатка.
[44] Судебно-политический процесс 1928 года над 53 работниками угольной промышленности Донбасса, обвиненных во вредительстве, саботаже и создании контрреволюционной организации.
[45] Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти, а также контрреволюционный саботаж.
[46] См. прим. 36.
[47] Михаил Степанович Комиссаров (1870, Москва – 1933, Чикаго) – в 1912–1915 гг. начальник Саратовского губернского жандармского управления.
[48] См. прим. 18.
[49] Петр Аркадьевич Столыпин (1862, Дрезден – 1911, Киев) – в 1903–1906 гг. саратовский губернатор.
[50] «Положение о правах Объединенного Государственного Политического Управления в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь».
[51] Исправительно-трудовой дом.
.
Художественные работы
